"Фантастика 2023-112". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Големы шли.
Дипольд сжимал в одной руке меч, в другой пальник с обрывком фитиля. Рядом стояли верные молчаливые оруженосцы, готовые выполнить любой приказ господина. Это хорошо, что рядом. Хорошо, что готовы. И что молчат, а не вопят от ужаса — так вообще замечательно.
Големы наступали.
Остландские бомбарды лежали на повозках в массивных колодах, упиравшихся задней частью в толстые дубовые бруски, которым надлежало поглощать отдачу при выстреле. И бруски и колоды намертво прикреплены к бортам и днищам, так что навести орудие на цель можно, только развернув всю повозку целиком.
Это непросто. Но это возможно. Если
Сзади доносились крики, гудение рогов и труб. На краю тесного распадка — перед лагерем осаждающих — плотной стеной живого частокола, в несколько линий, строилась для боя тяжелая конница Дипольда. И хотя между шатрами еще бестолково носилась чья-то прислуга, а многие рыцари не успели облачиться в доспехи, самые расторопные, самые горячие и самые жадные до битвы остландцы уже сидели в седлах.
Реяли на ветру развернутые знамена, трепетали яркими всполохами копейные банеры. В первых шеренгах, как положено, располагались обладатели фамильных гербов и золоченых шпор. За ними теснились оруженосцы, слуги, конные стрелки, наемники-рейтары… Нет, славное остландское рыцарство не растерялось, не испугалось и не разбежалось, подобно безродному мужичью и нидербургским ландскнехтам из авангардного отряда. Благородные союзники и вассалы Дипольда не только не отступили перед магиерскими пушками и полудесятком големов, но и отвагой своей вдохновили прочих воинов.
Лагерь, до которого не долетело (Да и не могло ведь долететь! Не способно было! Ведь так? Ведь правда?) ни одно оберландское ядро, не покинул никто.
И надежда на победу росла, крепла. Пока…
Что это?!
Опять?!
Вспышки огненных молний вновь полыхнули меж каменными зубцами крепости. Дымные облачка закрыли бойницы.
Гулкие раскаты, отражающиеся от окрестных гор.
Стремительно приближающиеся свист и вой…
Фьи-ю-у-у-у-у!
Над головой.
Над самой головой!
Так может свистеть и выть только одно… одна… Дипольд вдруг явственно ощутил ЕЕ приближение. Собственной смерти. Тоскливое, гнетущее, леденящее душу то было чувство.
Фьи-ю-у-у-у-у!
Вражеские снаряды летели к остландскому стягу. И что-то внутри Дипольда сжималось, напрягалось, стонало отчаянно. Конец?!
Фьи-ю-у-у-у-у!
Под вой оберландских ядер пфальцграф вдруг отчетливо осознал происходящее. Мысли-чувства, переплетенные друг с другом, связанные воедино, теснились, распирали, проносились легконогим табуном, пролетали быстрокрылой стаей. Все вместе, сразу.
Все-таки Альфред Чернокнижник решил не рисковать своими големами. Обойтись решил без пленения гейнского пфальцграфа. Расстрелять решил Дипольда вместе со златокрылым грифоном. На виду у всех. И тем — сломить дух остландского войска, выстраивавшегося для битвы.
Страшно было умирать — да, но пуще того — обидно. С самой-то смертью смириться еще можно. В конце концов, никого не минует чаша сия. Но смерть смерти рознь. Одно дело — пасть в жестокой сече, когда он тебя, а ты его, когда твой клинок обагряется вражеской кровью прежде, чем меч противника разобьет твой доспех. Но вот со смертью такой — глупой и беспомощной, когда от тебя ничего уже — ну, то есть, ровным счетом ничего — не зависит, когда ненавистный враг бьет наповал, а ты не в силах до него дотянуться, как ни старайся, — нет, с такой смертью Дипольд Гейнский по прозвищу Славный не был согласен. Против такого
конца восставала вся его суть, все его естество.А снаряды дальнобойных оберландских бомбард, просвистев над шагающими големами, над разбитыми и сожженными обозными повозками, над телами убитых и над головами живых, сгрудившихся вокруг штандарта с грифоном, летели…
Дальше? И еще дальше?!
И падали…
Дипольд оглянулся — изумленный, пораженный.
Не может…
Грохот. Вспышки разрывов. Огонь… Жидкое пламя. Черный дым… И дым иного — трупного синюшного цвета. И что-то еще, бурно исходящее паром.
…быть!
Быть того никак не может!
Пригнувшиеся воины, окружавшие пфальцграфа, тоже поднимали головы, оглядывались.
Ядра падали сзади. Далеко позади остландского знамени. В лагерь осаждающих падали. И перед лагерем — на плотный строй закованных в латы всадников, на щетинившуюся бесполезными копьями живую стену. И крушили, и разрывали эту стену в клочья, в куски.
На этот раз по камням не скакали увесистые темные шары. На этот раз каждый снаряд, пущенный по точно рассчитанной траектории, был до отказа набит смертоносной начинкой. Господи, что все-таки там, внутри?! Обычный порох? Заморское горючее земляное масло? Или что похуже? Алхимические смеси, обильно сдобренные концентрированной магией прагсбургского колдуна? А впрочем, какая разница… Теперь-то!
Достали! Дипольд не верил своим глазам, не желал верить, что и до лагеря достали проклятые оберландские бомбарды!
Это невозможно! Так! Далеко!
ТАК! ДАЛЕКО!
Далеко было от крепости до разгромленного обоза. Далеко было от обоза до лагеря. А уж от крепости до лагеря…
Но ведь до-ста-ли! Достали же!
И остландская конница гибла под обстрелом. Страшной, лютой смертью.
Многого видеть Дипольд сейчас не мог. Из-за огня, из-за дыма, из-за невесть откуда взявшегося густого пара. Зато он слышал. Даже отсюда хорошо слышал. Безумные крики людей, лошадиное ржание, похожее на крики… Так кричат, умирая. Без всякой надежды спастись.
На шатры и знамена, на людское и лошадиное скопище, сгрудившееся в тесном распадке, словно обрушилось небо. Нет, не небо, конечно же! Сама преисподняя, пышущая жаром и удушливым смрадом, разъедающая плоть и сталь, в одночасье поднятая и перевернутая неведомой силой, накрывала главные силы остландского воинства.
Запечатанное до поры до времени содержимое небольших оберландских ядер вырывалось наружу с громом, гудением, шипением, свистом и шумным клокотанием. Взрывы чудовищной силы расшвыривали закованных в латы лошадей и тяжеловооруженных всадников, словно соломенные чучела. Град осколков, от которых не спасали ни щиты, ни панцири, ни шлемы, разили остландских рыцарей наповал, пробивая огромные бреши в плотном частоколе конников.
Густая, липкая смесь, извергнутая из расколотых снарядов, вспыхивала, едва соприкоснувшись с воздухом. А вспыхнув, горела так… Жутко, страшно горела. Огнем, который прожигал и плавил доспехи и в считаные мгновения обугливал то, что под ними. Сбить такое пламя с лат не представлялось возможным. Зато легко было размазать в панике по броне — своей и чужой.
Остландские рыцари, попавшие под горючие фонтаны, изжаривались заживо в железной скорлупе лат. Вместе с рыцарями сгорали боевые кони, по шеям и крупам которых стекали огненные ручьи. Сгорали верные оруженосцы, пытавшиеся хоть как-то помочь синьорам, обратившимся в вопящие факелы.