"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Император раскрыл лежавшую на столе записную книжку: «ХIХ век окончательно утвердил наш духовный плен у Европы. Народно-культурное творчество у нас окончательно сменилось подражанием. Из подражания Западу мы приняли чужой критерий жизни, для нашей народности непосильный. Мы хотим жить теперь не иначе как западной роскошью, забывая, что ни расовая энергия, ни природа наша не те, что там. Запад поразил воображение наших верхних классов и заставил перестроить всю нашу народную жизнь с величайшими жертвами и большой опасностью для неё. Подобно Индии, сделавшейся из когда-то богатой и ещё недавно зажиточной страны совсем нищей, Россия стала данницей Европы во множестве самых изнурительных отношений. Желая иметь все те предметы роскоши и комфорта, которые так обычны на Западе, мы вынуждены отдавать ему не только излишки хлеба, но, как Индия, необходимые его запасы. Народ наш хронически недоедает и клонится к вырождению. И всё это только для того, чтобы поддержать блеск европеизма, дать возможность небольшому слою капиталистов идти нога в ногу с Европой. ХIХ век следует считать столетием постепенного и в конце тревожно быстрого упадка народного
– Да, – задумчиво покачал головой старший Игнатьев, – со многим я согласен, но журналист ни словом не обмолвился об этой таинственной силе, анонсированной вами.
– Дойдёт и до неё, – усмехнулся император. – Я бы хотел только подчеркнуть, на что обращает внимание Меньшиков. Тот самый высший свет, о котором мы говорили, уже сто лет живёт не по средствам. Соответствовать навязанному дворянскому образу жизни, давать балы и бывать на приемах, иметь гувернёров и тому подобное в России может позволить себе лишь один из семи дворян. Если по Пушкину, то только каждый седьмой может быть Троекуровым, остальные – только Дубровскими. А там, где на красивую жизнь не хватает денег…
– Там сразу появляется ростовщик, – закончил мысль старший сын Игнатьева – Алексей, впервые вступивший в диалог.
– Именно так, поручик, – кивнул головой император. – Сначала нам был навязан образ жизни не по средствам, а потом вежливо предложен выход из этого безвыходного положения – кредит! А ведь на руках дворян были деньги, и немалые! После отмены крепостного состояния помещики получили десять миллиардов рублей выкупных платежей – в три раза больше стоимости всей российской промышленности на начало двадцатого века – и всё промотали. А промотав, продолжили красивую жизнь уже в кредит. Изменился лишь объект залога: в первой половине девятнадцатого века дворяне закладывали крепостных, во второй половине – землю. Результат закономерен – если тридцать лет назад в залоге было четыре процента дворянских земель, то сейчас уже половина, и при этом больше половины дворян уже не служит и служить не собирается. Ну как вам картина нашей действительности, ваши сиятельства?
Приглашенные уткнулись в столовые приборы и безмолвствовали. Они все это знали, видели, чувствовали. Но как-то не складывали всю мозаику на одну полочку, а потому все эти мздоимства, банкротства, паразитизм и иже с ними казались не системой, а частными недостатками, которые возможно устранить хирургически, вырезав негодные, загнившие органы к чертовой матери.
– А теперь обещанные имена, – безжалостно продолжал император, – а также их ближайшие планы. В первую очередь это семейство Барухов и их карманная касса – Chartered Bank of India, Australia & China, руководит которым талантливый и амбициозный Бернард Барух [118] . Эта семья – главный координатор финансовых потоков и основной заказчик политических катаклизмов. Они – над схваткой и являются верховными арбитрами для всех остальных. Из основных в первую очередь это Ротшильды и Бэринги, во вторую – Рокфеллеры и Шиффы, и наконец – Ватикан. Это трио освоило и распределило три способа получения «денег из воздуха». Я говорю об обменном курсе, и тут первую скрипку играют Ротшильды, о ссудном проценте, где непревзойденные мастера – Рокфеллеры. И, наконец, о неосязаемом капитале – о репутации, клиентах, связях – это прерогатива Ватикана. Таким образом, за Ватиканом закрепились доходы от управления людскими ресурсами, за Рокфеллерами – финансовые потоки от ростовщичества, а за Ротшильдами – контроль над мировыми запасами полезных ископаемых. Хотя это деление очень условное, и они постоянно залезают в чужие вотчины, как, например, сейчас: «Стандарт Ойл» Рокфеллера теснит нефтяную империю Ротшильдов, что ещё аукнется громом пушек. И абсолютно незнакомые люди будут убивать друг друга, умирая за амбиции и прибыль тех, кто друг друга прекрасно знает и никогда убивать не станет. Скандалы внутри благородного – в кавычках – семейства никаким образом не влияют на их отношение к остальному миру и их дружной слаженной работе по ликвидации империй, мешающих строительству единого глобального рынка, где всё продаётся и покупается. Германская, Османская, Австро-Венгерская и Российская империи, по их мнению, должны быть уничтожены в первую очередь. Не правительства, не династии, а именно империи… Вместо них должна появиться россыпь крохотных государств, полностью зависимых от глобальных ростовщиков…
118
Бернард Барух состоял советником при президентах США Вудро Вильсоне и Франклине Д. Рузвельте. Первым в мире в официальной обстановке употребил термин «холодная война».
Семья Игнатьевых выглядела так, будто перед ними разверзлись врата ада, а император, не замечая смятения собеседников, встал и, прохаживаясь вдоль стола, безжалостно продолжал своё повествование тихим глуховатым голосом, без всяких эмоций, как лектор перед школярами, повторяющий давно пройденный, в мельчайших деталях известный ему материал.
– У каждой из указанных группировок есть своя «контора». У Ватикана это прелатура Папского престола – орден «Opus Dei». Офисом Ротшильдов является орден Бнай-Брит, «Сыны Завета», со штаб-квартирами в Лондоне и в Гонконге. Наконец, гнездом Рокфеллеров является масонский орден «Иллюминатов», штаб-квартира которого располагается при Йельском университете в штате Коннектикут. Чтобы не передраться между собой насмерть, эти группы образуют постоянные или временно действующие международные структуры наднационального управления и согласования, продавливающие коллективными усилиями любое выгодное им решение через национальные правительства. Например, в 1884 году на берлинской конференции общим советом западноевропейских
стран было принято решение, что те страны, которые не могут своими ресурсами воспользоваться, должны быть открыты насильственно. Официально речь шла про Африку, на самом деле никого особо не интересовавшую. По существу, европейцы говорили о России…– Ваше императорское величество! Но это невозможно! У нас с Францией союзнический договор! Они бы не позволили!..
– Алексей Павлович, – не стал дослушивать император, – Франция не просто позволила, она, как наш кредитор, была застрельщиком еще более решительной резолюции, где рядом с Африкой должна была быть названа Россия. У вас слишком возвышенное представление об этой стране. Давайте я приведу слова маркиза де Брольи, руководителя французской спецслужбы Secret du Roi короля Людовика Пятнадцатого: «Что до России, то мы причислили ее к рангу европейских держав только затем, чтобы исключить потом из этого ранга и отказать ей даже в праве помышлять о европейских делах… Пусть она впадет в летаргический сон, из которого ее будут пробуждать только внутренние смуты, задолго и тщательно подготовленные нами. Постоянно возбуждая эти смуты, мы помешаем правительству московитов помышлять о внешней политике».
– То есть Россия опять осталась одна? – подавленно спросил младший Игнатьев.
– Ещё меньше, чем одна, – грустно усмехнулся император. – Часть России таковой уже фактически не является. Внутри государства созрело, выросло, укрепилось и набрало существенный политический вес сообщество, враждебно настроенное по отношению к Отечеству и даже не говорящее по-русски. Во время последней переписи 1897 года больше половины дворян заявило, что русский не является для них родным… А сколько у нас англоманов, франкоманов – вообще не сосчитать… Еще Юрий Крижанич в семнадцатом веке отмечал нашу старую «смертоносную немощь» – ксеноманию, преклонение и даже заискивание перед иноплеменниками с одновременным посрамлением себя. Запад давно подметил эту болезнь и умело использует её…
– Ну что же, ваше императорское величество, теперь мне понятно, зачем вам нужна Пирамида, но она никак не сможет справиться с такими мощными организациями, о которых вы нам рассказали.
– От нее это и не требуется, – улыбнулся император, – достаточно будет информации о финансовых потоках, утекающих из России, а это больше миллиарда золотых рублей в год. Как и кем они выводятся? Куда попадают? Кто является конечным получателем и почтальоном? Вполне достаточно, чтобы начать контригру. А до этого – создавать у противника полное впечатление, что у него всё под контролем и всё идёт строго по его плану.
– Тогда с чего начнём?
– Со связи, которую мы будем поддерживать через газетные объявления, телеграфные депеши и курьеров. Подробные инструкции я приготовил. Сейчас вы их прочитаете – только не вслух – и запомните. Потом в моем присутствии уничтожите. Кто поедет во Францию? И Алексей, и Павел? Оба? Ну что ж, господа, будьте готовы к тому, что командировка окажется длительной.
Из книги А.А. Игнатьева «50 лет в строю»
…Он [старший Игнатьев] с болью в душе сознавал ничтожество Николая II и мечтал о «сильном» царе, который-де сможет укрепить пошатнувшийся монархический строй.
– Мы попали в тупик, – говаривал он мне, – и придется, пожалуй, пойти в Царское с военной силой и потребовать реформ.
Как мне помнится, реформы эти сводились к укреплению монархического принципа. Спасение он [старший Игнатьев] видел в возрождении старинных русских форм управления, с самодержавной властью царя и зависимыми только от царя начальниками областей. Для осуществления этих принципов он был готов даже на государственный переворот.
– Вот и думаю, – говорил он мне, – можно положиться из пехоты на вторую гвардейскую дивизию, как на менее привилегированную, а из кавалерии – на полки, которые мне лично доверяют: кавалергардов, гусар, кирасир, пожалуй, казаков.
Он показал мне однажды список кандидатов на министерские посты в будущем правительстве.
Эти беседы велись у нас с отцом в его тихом кабинете поздней ночью, когда весь дом уже спал крепким сном.
Англия. Шпионские страсти
Достопочтенный сэр Филипп Джеймс Стэнхоуп, младший сын графа Стэнхоупа и Эмили Харриет, дочери генерала сэра Эдварда Керрисона, пребывал в отвратительном настроении. Причём уже с 1900 года, когда он не смог переизбраться в палату общин. Это стало причиной язвительных насмешек за спиной и сочувствующих взглядов в глаза. Ни того, ни другого отставной лейтенант флота её величества терпеть не мог, поэтому сократил до минимума общение с бывшими друзьями и знакомыми, заперся в своём поместье Вудхаус, что недалеко от Вомбурна, где поправлял плохое настроение выдержанными сортами виски и коллекционным коньяком. Впрочем, сейчас у этого дела появилась новая причина, и теперь возлияния происходили по причине смерти королевы Виктории и за здоровье нового короля.
Супруга сэра Стэнхоупа, Александра, в девичестве – Александра Валериановна Толстая, внучка Егора Францевича Канкрина, знаменитого министра финансов Александра I, уже давно перестала обращать внимание на своего мужа, подверженного чёрной меланхолии. Детей у супружеской пары не было. Но будучи по природе деятельной и романтичной, Александра занялась тем, чем обычно занимаются от скуки аристократки в британской глуши – садом, который в этом диком крае мог заткнуть за пояс любую семирамиду.
Именно в этом месте её и застал верный мажордом, учтиво испросивший, имеет ли хозяйка настроение удостоить аудиенцией некую настойчивую особу с ничего не говорящим ему титулом и фамилией. Александра уже открыла было рот для повелительно-категорического «нет». Но отказ так и не сорвался с её губ при виде в руках слуги веера, внешний вид которого она уже основательно подзабыла, но ни с каким другим спутать никогда бы не смогла.