Чтение онлайн

ЖАНРЫ

"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:

17 января 1895 года в Зимнем дворце состоялся Высочайший прием депутаций от дворянства, земств, городов и казачьих войск. Но еще рано утром министр внутренних дел Дурново устроил разнос за «тверской адрес» губернскому предводителю дворянства Оленину. Министр сообщил, что даже не рискнул передать подобного рода бумагу императору, а лишь сделал доклад, на который царь наложил резолюцию: «Чрезвычайно удивлен и недоволен этой неуместной выходкой…»

И вот по истечении шести лет государь меняет своё мнение на противоположное, уже не называет нижайшую просьбу земств «выходкой», а наоборот – сам делает заявления о свободах, о каких земцы даже и не помышляли, не запрещает, а настаивает на активном участии в политической жизни и даже учреждает невиданные по своей демократичности Советы, опирающиеся на всеобщее и равное волеизъявление, без имущественного и сословного ценза.

Теперь попавшие в Кремль депутации жаждали вкусить дух свободы и лично убедиться, что царь готов делиться своей властью, хотя каждый из них втайне надеялся, что при этом самодержец не станет делить с ними и ответственность. Основную силу земству давало участие в нем просвещенного, европейски культурного дворянства,

в том числе и представителей самых видных аристократических фамилий России: князей Трубецких, Шаховских, Львовых, Голицыных, графов Гейденов, Бобринских, хорошо и грамотно рассуждавших, как надо управлять страной, но при этом даже не помышлявших о том, чтобы поручиться головой за полезность собственных предложений. Сегодня представители всех этих фамилий присутствовали в зале, будучи наиболее непримиримыми оппозиционерами абсолютизму, и с удивлением наблюдали, как даже внешне изменился облик царя, не говоря уже о его риторике. Такую они сами не могли позволить себе даже в тесном дружеском кругу.

– Стоит заглянуть в исторические справочники, чтобы узнать: Романовы – фамилия вполне земная и не всегда – правящая, ведущая свою родословную от Андрея Ивановича Кобылы, служившего при дворе московских князей Ивана Калиты и Симеона Гордого, – император своими руками буквально рушил образ «помазанника Божьего». – Кстати, воцарение династии, в отличие от многих европейских монархий, произошло вполне демократично, по решению Земского собора, причем Михаил Федорович долго сомневался, брать ли в руки скипетр. Его мать, инокиня Марфа, слёзно умоляла сына не принимать столь тяжкое бремя. И вот теперь, в начале двадцатого века, когда написаны тома революционной литературы, Франция, Америка и еще целый ряд развитых стран вполне комфортно существуют без монархии, а в самой России чрезвычайно популярны республиканские настроения, уместно задать прямой вопрос: для чего нужен России царь? А если нужен, то какой?

Дворянское собрание застыло в оцепенении, не зная, как реагировать на такое вольнодумство, за которое ещё вчера можно было легко угодить за решётку.

– Да-да, я знаю, что даже задавать такие вопросы российским подданным запрещено. Поэтому задаю его сам и сам же попробую ответить: монархия – это инструмент для выживания общества, созданный в процессе ожесточенной борьбы с агрессивной внешней средой. Как любой инструмент, создаваемый для решения конкретных исторических задач, он может устаревать и ломаться, а потому подлежит регулярной калибровке, ремонту и модернизации. Сейчас самое время сверить часы. Двадцатое столетие всё равно заставит это сделать. Это будет век машин и технологий, страшного, доселе невиданного оружия и опустошительных войн, похожих на библейский Апокалипсис. Его тяжелая поступь уже слышна и совсем скоро будет видна даже тем, кто не хочет замечать очевидного…

По залу пронесся легкий шёпоток. В последние годы по всем европейским столицам успешно гастролировали различные медиумы и чревовещатели, предсказывая с приходом ХХ столетия конец света. «Вот и царь поддался очарованию прорицателей», – читалось на лицах присутствующих.

– Как будто в качестве компенсации за новое, смертоносное оружие массового поражения, двадцатый век повысит комфорт жизни, изменит облик городов и сёл, насытит их новыми средствами связи и передвижения, озарит искусственным электрическим светом, ускорит саму жизнь, предъявит повышенные требования к квалификации населения и образованию. Оно станет массовым, потому что по-другому невозможно будет поддерживать работоспособность промышленности и инфраструктуры, обеспечивать конкурентоспособность государства на международной арене. Те, кто был в Америке, могли видеть, как будет выглядеть ближайшее будущее. Россия пока не готова к нему ни морально, ни материально, ни технологически. Поэтому работа по модернизации нашей общественной и политической жизни предстоит огромная, и надо браться за нее немедленно. Мы слишком долго лежали на печи и слишком отстали от других стран…

Произнося эти слова, император невольно раскалывал дворянское сословие, как дровяную чурку. То, что надо как-то действовать, дворянство понимало уже давно. Но пока санкции на проявление активности не было, «что-то делать» решались самые отчаянные бесшабашные вольнодумцы. Теперь ограничения снимались и начиналось самое драматичное – дворяне совершенно по-разному представляли себе работу по модернизации российской жизни. И если одна часть готова была на кардинальное изменение своего собственного имущественного и социального статуса [129] – именно из этой среды рекрутировались революционеры, другая часть предпочитала «держать и не пущать!». Этот раскол незримо чувствовался уже сейчас в этом зале, но грозил в ближайшее время перерасти границы сословия и выбраться на свежий воздух, как полыхающий огонь вырывается из закрытых помещений через открытые окна.

129

«Процесс перемещения собственности действительно происходит на наших глазах, и пытаться остановить его так же безумно, как пытаться запрудить Волгу! Сохранение латифундий стало немыслимым. Если земли не будут так или иначе отчуждены, раздроблены и переданы крестьянам, они рано или поздно будут захвачены». – Князь Евгений Николаевич Трубецкой. «Московский еженедельник». 1906.

– Если монархия – это инструмент для выживания, – добавлял «угольку в топку» император, – то мне, как ее главе, надлежит заняться ревизией социума и понять, что способствует и что мешает его выживанию и процветанию. Но что вообще представляет собой общество России? Царствующая фамилия? Её свита? Дворянское сословие? Многие присутствующие считают, что этим стоит ограничиться. Встаёт вопрос: а жизнеспособен ли выделенный класс сам по себе или он обладает необходимой устойчивостью и прочностью только в совокупности с другими социальными группами? Надеюсь, что среди присутствующих нет таких, кто считает, будто дворянство автономно и полностью

независимо от остального населения. А если это так, значит, все подданные империи являются единым общественным организмом, где сословия взаимно связаны и взаимозависимы. Но беда в том, что образованная, воспитанная, просвещённая, культурная часть России категорически отказывается признавать своё единство с другой её частью – невежественной, неграмотной, грубой, пахнущей потом и навозом. В результате на территории одной страны в одних границах и под одной крышей сосуществуют, но друг друга не понимают и тихо ненавидят совершенно разные цивилизации. Положение это нетерпимо и требует немедленного исправления.

Слова императора, будто ветром, сдули сверкающую бриллиантовую пелену снега, обнажив мрачные заледенелые глыбы. «Помни! Мужик – это враг твой!» – напутствовали господа-помещики своих чад несколько столетий, и эта аксиома накрепко въелась в мозг, обросла множеством поведенческих рефлексов, стала естественным продолжением великосветской натуры. И вот теперь – признать своё единство с кем? С плебсом? Quel cauchemard! C’est absolument impossible! [130]

– Есть два пути решения проблемы раскола современного общества, – не обращая внимания на дворянское смятение, продолжал император. – Первый и самый простой – опустить высшее сословие до состояния низшего. Революция, которой сейчас беременна русская мысль, сделает эту работу быстро и эффективно. Те, кто был на войне, знает, как стремительно слетает слой цивилизованности с людей, оказавшихся на краю жизни и смерти, как легко нужда и страх может довести до животного состояния. Второй путь – сложный и трудный – подтянуть широкие народные массы до высшего общества, где показателем качества является образованность и культура, уважение к человеку без оглядки на его происхождение, бережное отношение к своей стране во всём её многообразии. Предоставить возможность получить образование. Открыть дороги в университеты. Привить вкус к музыке и живописи. Сделать это можно. Но есть препятствия, первым из них является сословное чванство и высокомерие, в новых условиях абсолютно неприемлемое и неконструктивное.

130

Какой кошмар! Это совершенно невозможно! (фр.)

Гробовое молчание зала звучало красноречивее ответа на последние слова императора. Но это было яростное молчание несогласных, готовых выплеснуть негодование наружу, ищущих и не находящих повод сделать это. Любой нормальный человек осёкся бы и прекратил давить на больную мозоль высшего общества. Но император явно был ненормальным.

– Смешны и грешны те, кто кичится породистым, немужицким происхождением, – чуть повысив голос, бросил в собравшихся монарх. – Грешны, ибо гордыня – наипервейший смертный грех, а смешны потому, что у очень многих нет ни единого повода для этого. Слово для краткого сообщения – князю Щетинину, корнету лейб-жандармерии.

Загипнотизированное тяжелым взглядом самодержца, дворянское собрание не сразу поняло, что перед ними появился новый объект внимания. Явно волнуясь, высоким голосом он прилежно зачитал текст, лежащий у него в папке.

– Одной из задач, поставленной его величеством перед нашей службой, является работа с архивами, в частности – проверка записей о присвоении титулов, выявление фальшивых и поддельных документов, дающих право на личное и потомственное дворянство, почетное гражданство и так далее. Такая работа проводилась и ранее, но каждый раз по разным причинам она оставалась незавершенной. Некоторый эффект был лишь в Киевской комиссии, возглавляемой генерал-губернатором Юго-Западных губерний Дмитрием Гавриловичем Бибиковым. Эта комиссия исключила из дворянского сословия свыше 64 000 шляхтичей с фальшивыми документами. Бибиков в речи перед помещиками Киевской губернии 8 мая 1851 года так отчитался о начале работы Киевской комиссии: «Когда я приехал, то застал здесь, что все были дворяне – лакей за каретою, дворянин кучер, дворянин форейтор, дворянин сторож, дворянин в кухне стряпал, дворянин подавал хозяину сапоги, и когда он, рассердясь, хотел взыскать с него, тогда служитель отвечал ему: “Не имеешь права, я тебе равен”». В архивном деле на сегодняшний день произошли значительные изменения. Архивисты приступили к систематической экспертизе документов. Руководствуясь «Памятной книжкой Московского архива Министерства юстиции» и другими методическими документами, за два месяца нами проверено больше тысячи записей и документов. Выявлено восемь сотен дворянских фамилий, получивших титул путём подлога или мошенничества. По высочайшему приказу его величества сим делам до особого распоряжения мы дальнейшего хода не даём. У меня всё!

Зал не выдержал и зашумел. Сказанное императорским лейб-жандармом представляло собой незавуалированную угрозу для особо ретивых. С такими император будет расправляться особо циничным изуверским способом – лишив нынешнего титула, а вместе с ним – и всей привычной жизни. «Но это же нечестно! Так никто не делает!» – читалось на лицах присутствующих.

– Да, я решил, что сейчас не лучшее время выносить сор из избы, – кивнул головой император, – тем более что большая часть нарушений совершена прошлыми поколениями. Нам надо смотреть вперед, а не назад. У нас очень много интересной работы! К чему разбираться, какой дедушка каким образом согрешил. Пригласив этого юношу и дав ему слово, я лишь хотел продемонстрировать, насколько зыбкой является позиция тех, кто отчаянно отстаивает некую особость своего дворянства, некие столбовые, Богом данные привилегии, прав на которые, на поверку, вообще может не оказаться. Но даже те, у кого они есть, не должны требовать для себя особого отношения только на том основании, что их отцы и деды сделали много хорошего для Отечества. Предков мы будем почитать и помнить. Это правильно. Но каждому поколению придется заново подтверждать, чего оно достойно. И чем весомее заслуги предков, тем тяжелее ноша их потомков – тем труднее будет им доказать, что они такие же и даже лучше. А если это не так, какие могут быть привилегии? За что? Произнося эти слова, я говорю не только про вас, но и про себя.

Поделиться с друзьями: