"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Джугашвили невольно прикидывал, что произошло бы с марксистским движением в России, если бы царское правительство по отношению к нему вело себя так же, как по отношению к староверам во времена Никона… Насколько хватило бы его интеллигентных товарищей, если бы вместо ссылки с содержанием за счет казны их колесовали, четвертовали и сжигали живьем? Он даже мотнул головой, отгоняя яркую картину костров, дыб и остальных инструментов идеологических дискуссий…
А ведь, несмотря на тотальный геноцид, староверы все равно сражались. Сосо восхитили воины-монахи, крепости-монастыри и оружейные мастерские, клейма которых, оказывается, были известны по всей Европе. Вот тебе и запрет на оружие для духовных лиц! Оказывается, не испокон веку и не для всех… Было в отечественной истории и по-другому. И это логично. Пересвет и Ослябя, пушкари Троицы, сидельцы Соловков освоили воинское мастерство, явно не земные поклоны отбивая.
Целую неделю переваривал Сосо описания погромов, казней и притеснений староверов, пока не добрался до другой литературы – заботливо собранных в хронологическом порядке современных записок, отчетов, писем и дневников. Бегло пролистав их, он насторожился и начал копать уже всерьез, жадно выписывая себе в тетрадь цифры, даты и наименования. Картина открывалась грандиозная. Старообрядческие организации, весьма пестрые, не имеющие единого центра управления, никак не связанные и даже конфликтующие друг с другом, густой сетью покрывали всю страну.
Молодого революционера поразило количество подданных Российской империи, явно или тайно придерживающихся старого обряда. Цифры из официальной казенной переписи в два процента староверов никак и нигде не совпадали с действительностью.
Кстати, первым в официальную статистику не поверил Николай Первый и снарядил три экспедиции в достаточно населенные древние русские губернии – Костромскую, Ярославскую и Нижегородскую. Один из лидеров славянофильского движения Иван Сергеевич Аксаков, участвовавший в обследовании Ярославской губернии, после поездок по уездам и селам был поражен тем, что «здесь почти все – старообрядцы, да еще, пожалуй, беспоповцы». Церковные обряды (крещение, венчание и так далее) вся эта, якобы синодальная, паства исполняла только в тех случаях, когда невозможно было от них уклониться. В повседневной жизни влияние местного духовенства на жителей оставалось практически незаметным. И так было не только в этих трех губерниях, а по всей стране. Российская общественность, плюнув на официальную статистику, обнародовала свои цифры, которыми и оперировала в дальнейшем: по этим данным, в стране насчитывалось как минимум 20 миллионов староверов всех согласий и еще 6 миллионов сектантов.
Если в Европе религиозный раскол привел к размежеванию по государственным границам, как католики в Польше и протестанты в Германии, то в Российской империи и торжествующие победители, и не полностью уничтоженные побежденные оказались на одной территории, под одной крышей. Внутри единого государства появилась огромная протестная взрывоопасная масса, считающая власть и церковь представителями колонизаторов. Согнанные с земли, но избежавшие уничтожения и изгнания, староверы ринулись в те сферы деятельности, которые остальные подданные империи вниманием не жаловали. Поповские старообрядцы сформировали купеческие династии. Беспоповцы основали костяк пролетариата.
Православный священник тверской епархии Иоанн Стефанович Белюстин, публиковавший заметки о старообрядчестве, описывал посещение сапожного производства в большом – в несколько тысяч человек – раскольничьем селении Кимры Тверской губернии. Староверы образовывали здесь артели по тридцать-шестьдесят работников. Они не только обладали правом голоса по самым разным вопросам, но и могли подчинить своему мнению «хозяина» производства. Белюстин оказался, например, свидетелем горячих споров в артели о вере:
«…Тут нет ничего похожего на обыкновенные отношения между хозяином и его работником; речью заправляют, ничем и никем не стесняясь, наиболее начитанные, будь это хоть последние бедняки из целой артели; они же вершат и иные поднятые вопросы».
К концу XIX века именно из этих людей на три четверти формировались фабрично-заводские кадры. Трудились они не только на предприятиях, оказавшихся в собственности единоверцев, но и на производствах, создаваемых казной или учреждаемых иностранным капиталом. Возникшие фабрики и заводы вбирали потоки староверов из Центра, с Поволжья и Урала, из северных районов. Каналы согласий, выступавшие в роли своеобразных «кадровых служб», позволяли староверам свободно ориентироваться в промышленном мире, перемещаясь с предприятия на предприятие [154] .
154
Из книги Пыжикова А. В. «Корни сталинского большевизма».
Перед этим многомиллионным людским
океаном, триста лет живущим фактически в подполье и не растерявшим ни своей веры, ни своих традиций, ни связей между единоверцами, собственная социал-демократическая партия Сосо выглядела игрушечной и несерьезной. Тогда первый раз мозг Сосо посетила шальная мысль: «Так вот она, готовая партия революционеров-подпольщиков – деловая, мобильная, столетиями скрепленная испытанными связями!»Неожиданные открытия о религиозных корнях рабочего класса России Джугашвили решил оставить при себе. Во-первых, чтобы не быть осмеянным старшими товарищами как исследователь «опиума для народа», а во-вторых, как тайну, обладание которой может пригодиться самому. У него, как у настоящего революционера-подпольщика, обязательно должны быть свои козыри в рукаве, чтобы в нужное время ими воспользоваться.
Религиозные корни определяли не только поведенческие стереотипы, но и национальный состав российского пролетариата.
Побывавший летом 1890 года на Донбассе Викентий Викентьевич Вересаев, будущий лауреат сталинской премии, застал среди местных шахтеров «уже целое поколение, выросшее на здешних рудниках… Эти рабочие и дают тон оседающим здесь пришлым элементам». Характерны фамилии этих пролетариев, приведенные Вересаевым: Черепанцовы, Кульшины, Дулины, Вобликовы, Ширяевы, Горловы и другие – среди них нет ни одной украинской. Джугашвили позже сам проверил и убедился – лишь 15 процентов украинцев были задействованы в крупной индустрии. В железной и каменноугольной промышленности Украины не менее 70 процентов всех рабочих прибыли из великорусских губерний. Такая тенденция сохранялась вплоть до революции. Похожее положение было и в других промышленных регионах.
Башкирские Златоустовский, Катавский, Юрюзанский заводы имели общероссийское значение. Однако основные кадры предприятий – опять те же три четверти – составляли русские, башкир насчитывалось всего около 14 процентов, татар – 5,5 процента, причем трудились они преимущественно на вспомогательных работах – заготовке дров, перевозке грузов. Даже на бакинских нефтяных промыслах к началу XX века национальный состав рабочих был наполовину представлен русскими.
Руководить можно только теми, чьи мотивы тебе известны, чьи запросы ты знаешь, чьи представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, разделяешь. Джугашвили, благодаря «волшебному сундучку Петро», теперь знал, каких ценностей придерживается и какие стереотипы имеют рабочий люд и купцы империи. А вот царское правительство и Священный Синод даже не догадывались о том, что за критическая масса накапливается на растущих предприятиях. И не только они! Профессиональные «ходоки в народ» и руководители Российской социал-демократической рабочей партии даже близко не представляли себе психологию и мотивацию рабочих и крестьян, за чьи права они так яростно боролись и к чьему бунтарскому духу так активно взывали. Впитанная с молоком матери враждебность русского пролетариата ко всему самодержавно-синодальному распространялась также на интеллигентов, из которых, собственно, и состояли обе фракции РСДРП. Именно на этой тонкой, почти невидимой струне разыграл свою комбинацию в борьбе за власть генеральный секретарь Сталин, объявив после революции «ленинский набор» рабочих и крестьян в партию. Он уже тогда точно знал, кто пополнит партийные ряды. Другие вожди революции об этом даже не догадывались.
Заложенная за воротник революционных аристократов бомба взорвалась в тридцатые годы, когда члены компартии постреволюционного призыва с одинаковым энтузиазмом громили и ненавистную никониан-скую церковь, и инородческую, интеллигентную «ленинскую гвардию». Религиозный реванш вчерашних староверов-беспоповцев совпал с поражением ставленников интернационального капитала – Троцкого, Зиновьева, Каменева, так и не понявших, чего хотят возглавляемые ими рабочие. А они желали видеть на соседних нарах как своих вековых религиозных врагов, так и нехристей, волокущих Русь-матушку на погибель в какую-то мировую революцию. Лейба не понял этого до самого ледоруба и был уверен, что его поражение было следствием исключительно хитроумных интриг И. В. Сталина.
Но все это – позже. А в 1903 году, начитавшись староверческих архивов, Сосо нетерпеливо ждал возвращения Петро, ежедневно забираясь на гору Киткай и подолгу всматриваясь вдаль, переваривая прочитанное и гадая, зачем этот суровый таежный житель вывалил на него всю эту информацию. Петро пришел затемно, долго шушукался в сенях с Марфой и вошел в горницу, когда молодой революционер готов был уже сам выпрыгнуть ему навстречу, и только природная гордость не позволяла ему это сделать. Сняв заячий треух, перекрестившись на красный угол, Петро присел на лавку и, смерив ссыльного долгим взглядом из-под мохнатых бровей, на правильном, литературном русском сказал, как выдохнул: «Поговорим?»