"Фантастика 2023-130". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– О, попал, – жизнерадостно отметили следом. – Никогда раньше в бот не ходил… А тут уютненько.
Оторопев, Саймон медленно развернулся всем телом – да так и плюхнулся обратно, откуда встал, совершенно неэлегантным образом. Мимо прошуршали мешковатые джинсы, мелькнула борода, волнистые длинные волосы…
– Привет, – сказал Назар, боком устраиваясь на второй, резервный ложемент. – Ну как ты? Можно с тобой?
Слова, которые по идее требовалось произнести, столкнулись все разом где-то в гортани и образовали пробку. Еще никогда до этого Саймон не ощущал себя настолько нецельным, разбитым, разорванным в клочья. Вихрь отрывистых, ошметочных мыслей смахнул
– Как? – прохрипел он, сглотнув и закашлявшись.
– Да обычненько. – Гость пожал плечами и кинул взгляд на штурманскую панель. – Мы никуда не впишемся? Скорость-то ой-ей-ей.
Лоцман схватил нейромаску и облегченно выдохнул: автоматика бдила. Гравизеркала бота сглаживали смену векторов, но препятствия умная машинка огибала прилежно. И прежний курс держала без тени сомнений.
Отключившись от интерфейса, Саймон поднял глаза на собеседника – и вдруг понял, что почти успокоился, перестал метаться, сосредоточился на деле. Да, ловко бородач его отвлек… Впрочем, вопросы остались те же.
– Что ты здесь делаешь?
Это было не то, не так и не в нужном порядке. Но улыбка на лице Назара не выглядела издевательской. Он вообще весь излучал спокойствие, понимание – ни в коем случае не снисходительность! – и какую-то задушевность. Как лоцман ни прислушивался, фальши он почуять не мог.
– Прямо сейчас? Сижу, с тобой разговариваю. – Борода шевельнулась, кончики губ поползли в стороны. – Вообще меня за этим и послали. Я почему-то у людей доверие вызываю; уж не знаю, как так выходит…
И снова никакого лукавства. Собеседник просто подмечал вслух то, с чем давно сжился, но что до сих пор вызывало у него самого простодушное удивление: вон как бывает, надо же. Окончательно свыкнувшись с мыслью, что можно поднять забрало и опустить щит, Саймон чуть расслабился.
– Ладно, поговорим. Но слушай, как ты здесь оказался?
– Шагнул, – пожал плечами Назар. – Ты тоже так можешь.
– В том-то и дело, что не могу…
Зубы опять скрипнули. Лоцман в очередной раз потянулся – туда, где должны были гулко рокотать планетарные орбиты и низко пульсировать звезды. В ответ звучала только тишина. Она хоронила надежду, та своими предсмертными судорогами рождала отчаяние, отчаяние снова вытаскивало из-за пазухи панику и сажало ее на загривок…
– А, понимаю, – бородач протянул сочувственно и поднял ладонь, словно собирался коснуться локтя Саймона. Поднял – но тут же медленно опустил обратно. Видимо, почувствовал что-то. – Вот с чего ты такой сердитый… Неприятненько.
Даже уменьшительно-ласкательные формулировки умудрялись не раздражать. Саймон сделал несколько глубоких вдохов, считая и делая паузы, потом потер лицо ладонями и усмехнулся:
– Ладно. Что теперь?
– Теперь? Ну, давай, может, обратно. – Назар обвел взглядом кабину и задержался на упаковке от пайка. – Или можем еще полетать. Ла Лоба сказала, что не против: «Пусть нагуляется». Она вообще хорошая, только сердитая, как ты.
– «Нагуляется…»
Еще никогда Саймону не было так досадно. Не унизительно, не обидно – да, его обыграли, но сделали это честно, насколько термин мог быть применим к ситуации, – именно досадно. Комбинация ходов вышла верной, лучшей, что он смог выдать, но не сработала. Этот побег он провалил. Что же, следовало признать поражение и принять полученный опыт.
– Ладно, – повторил он, приложившись кулаком по боковине сиденья, и то с готовностью шевельнулось, – la grande vadrouille est finie. –
А на озадаченный взгляд пояснил: – «Большая прогулка» закончена. Был такой фильм…– А, точно! – оживился Назар и даже хлопнул в ладоши. Вышло это у него так непосредственно, что лоцман даже слегка позавидовал этой жизнерадостности. – Я же тоже смотрел! Забавненький… Сам хочешь вести – или мне шагнуть к ангару?
– Давай ты. Теперь уже как-то…
Он не договорил, втиснул плечи в услужливо подкравшийся ложемент и махнул рукой. Внезапно накатила слабость, безразличие повисло на локтях и коленях, из позвоночника будто вынули упрямую пласталевую спицу. Все, на что оставалось сил, ждать, как станут развиваться события; сами по себе, без его активного участия.
Возможно, это тоже был урок. Но если и так – выводы из него оказывались неутешительными.
Глава 7
Стыд и Саймон разминулись довольно резво. Слабое подобие этого некомфортного чувства юный Фишер последний раз испытывал в подростковом возрасте, когда дядя Анджей наконец купил себе яхту. Ведь яхта, понятное дело, должна ходить по морям, а иногда даже по океанам. Сбежать от родственного мозгоедства на такую трудновычислимую цель выходило и удобно, и достойно гордости.
Стыдно, к слову, было не за сам побег, а перед понимающей улыбкой дяди-изгоя. Действовала эта улыбка безотказно: уже через пару часов Саймон начинал слушать доводы разума, а через сутки, максимум двое допускал вероятность вернуться домой. Видимо, принятие и непорицание в исполнении одного-единственного человека работали эффективнее наставительных отповедей всей остальной Семьи.
А к пятнадцати годам лоцману полагалось готовиться поступать в Академию. Тут становилось не до стыда, да и накопленный запас житейского цинизма начал наконец работать как дoлжно. На все претензии в свой адрес, возникавшие у многочисленной родни, Саймон лишь поднимал левую бровь и молчал. В роли ultimo ratio regum [99] порой могла выступить фраза «да, я такой», – не более. Эта броня оказывалась эффективнее любой пластали и силовых полей.
99
Последний довод королей (лат.). Надпись часто гравировали на жерлах пушек.
В Академии к защите наработанной неожиданно прибавилась защита клановая. Оказалось, быть Фишером кроме очевидных Саймону минусов имеет и внезапные плюсы. Ряд преподавателей старательно огибал скользкие вопросы не то что по касательной – по сильно удаленной от любой болевой точки дуге. Тем же иногда грешили и сокурсники; к счастью, далеко не все. Порой молодого лоцмана буквально подмывало отмочить какую-нибудь глупость или даже гадость, лишь бы получить в ответ не нечто отвлеченно-нейтральное, а прямой укор или выход на конфликт.
Дядя Анджей сказал бы на это что-то вроде: «Тебе ведь не сама драка нужна. Тебе нужно внимание, упрятанное за дракой. Это естественная потребность чувствовать себя живым человеком, а не статуей с табличкой на постаменте, где написано, что ты лоцман, Фишер и наследник». Впрочем, нет: не сказал бы. Просто промолчал и улыбнулся, вкладывая весь смысл в морщинки у глаз и бархатистый сигаретный дым. За эту бытовую телепатию юный Саймон и любил его настолько, насколько вообще был способен кого-либо любить.