"Фантастика 2023-137", Компиляция. Книги 1-18

18 июля 1943 г. Тегеран.

Советское посольство.

Тов. Сталин

Затягиваюсь вкусным ароматным дымом, особенно приятным после долгого воздержания, стараясь на время отвлечься от забот. Но долго наслаждаться не удается. Где-то неподалеку раздается странный звук, похожий на отдаленный взрыв. В комнату вбегают охранники, оттесняют меня в угол, несколько человек занимают позиции у окон. Чатлахи, у нас что, война началась? Немецкие десантники высадились, что ли?

— Что случилось, товарищ Доморацкий?

— Не могу знать, товарищ Сталин. Действуем по инструкции.

— По инструкции, по инструкции. Развели, понимаешь, бюрократию и секретность, ничего не знают, — ворчу скорее из внезапного чувства противоречия, чем от злости. Неужели не смогли полностью ликвидировать нацистскую агентуру? ТАМ — удалось, даже фильм про эти события был. Охранники молчат. Не успеваю рассердиться как следует, в дверях появляется Власик и с ним Лаврентий. Охранники сразу покидают кабинет.

— Разрешите? — можно подумать, я запрещу, формалисты хреновы. Здороваемся, и Лаврентий докладывает:

— …Перехвачена диверсионная группа противника, пытавшаяся проникнуть на территорию английского посольства через водоканал. При попытке задержания произошел взрыв имевшегося у диверсантов взрывного устройства. Погибло четверо диверсантов, один — тяжело ранен, захвачен. Один уцелел, легко ранен, ушел. Сейчас его ведет наружное наблюдение.

— На резидентуру выйти хотите?

— Да, товарищ Сталин. Есть надежда на «игру».

— Правильно. Что же, ваши действия одобряю, — поворачиваюсь к нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу Власику. — А что скажет товарищ Власик?

— Товарищ Сталин, начальник охраны президента требует объяснений. И англичане тоже… волнуются.

— А вы их успокойте, товарищ Власик, — отхожу к столу, набиваю трубку и обдумываю пришедшие в голову соображения. — Господину Майклу Рейли расскажите все, кроме информации об отпущенном диверсанте. Англичанам скажите лишь о предотвращении террористического акта и убитых диверсантах. С намеком, что их охрана эту группу прошляпила. Понятно? Не прямо, а намеком.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

— Можете быть свободны. А вас, товарищ Берия, я попрошу задержаться…

На вечернем заседании Рузвельт задумчив чуть более, чем обычно. Недавнее морское сражение с японцами, выигранное с большими потерями, если доверять данным нашей разведки, и сегодняшнее происшествие явно не прибавляли оптимизма президенту Северо-Американских Штатов. Зато Черчилль явно пытается взять реванш за утренний конфуз. Обсуждаем послевоенное положение в Европе. Раскуривая сигару, Черчилль говорит, что союзники должны нанести такой сокрушительный удар по Германии, чтобы она никогда больше не могла угрожать другим народам. Рузвельт согласен с этим. Я тоже, но добавляю, что, если не будут приняты особые меры, Германия скоро восстановит свой потенциал и будет снова представлять угрозу для мира. Поэтому я предлагаю ввести в Германии, как и в других странах, поддерживающих нацизм и фашизм, а также оккупированных нацистами, но поддерживающих их своим промышленным потенциалом, внешнее управление в виде Союзных Контрольных Комиссий. При этом я выдвигаю предложение о том, что держава, освободившая от фашистов более половины оккупированной территории любой страны, имела преимущественное право влияния на эту страну.

Черчилль в ответ замечает:

— Как же тогда законное польское правительство? Мы начали войну с Германией из-за того, что она напала на Польшу. В свое время меня удивило, что Чемберлен не стал вести борьбу за чехов в Мюнхене, но внезапно в апреле 1939 года дал гарантию Польше. Но одновременно я был также и обрадован этим обстоятельством. Ради Польши и во исполнение нашего обещания мы, хотя и были не подготовлены, за исключением наших военно-морских сил, объявили войну Германии и сыграли большую роль в том, чтобы побудить Францию вступить в войну. Франция потерпела крах, но мы благодаря нашему островному положению оказались активными бойцами. Мы придаем большое значение причине, по которой вступили в войну. Я понимаю историческую разницу между нашей и русской точками зрения в отношении Польши. Но у нас Польше уделяется большое внимание, так как нападение на Польшу заставило нас предпринять нынешние усилия. Я также очень хорошо понимал положение России в начале войны, и, принимая во внимание нашу слабость в начале войны и тот факт, что Франция изменила данным ею гарантиям в Мюнхене, я понимаю, что советское правительство не могло рисковать тогда своей жизнью в этой борьбе. Но теперь другое положение, и я надеюсь, что если нас спросят, почему мы вступили в войну, мы ответим, что это случилось потому, что мы дали гарантию Польше. Я хочу прибегнуть к примеру о трех спичках, одна из которых представляет Германию, другая — Польшу, а третья — Советский Союз. Все эти три спички должны быть передвинуты на запад, чтобы разрешить одну из главных задач, стоящих перед союзниками, — обеспечение безопасности западных границ Советского Союза.

Хитро придумано. Обеспечить безопасность наших границ, а заодно усилить Польшу. Помню я, как они нас отблагодарят за это. Нет, Германия мне нужна целиком. ГДР была и будет самым верным нашим союзником. Польша же обойдется незначительными подачками. Хватит ей выхода к морю и возвращения земель в Белостокском выступе.

Отвечаю Черчиллю:

— Я должен сказать, что Советский Союз не меньше, а больше других держав заинтересован в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом СССР. Мы — за восстановление Польши. К тому же Польша действительно одна из самых пострадавших от нацистской оккупации стран. Но мы отделяем Польшу от эмигрантского польского правительства в Лондоне. Мы порвали отношения с этим правительством не из-за каких-либо наших капризов, а потому, что польское правительство присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз. Все это было опубликовано в печати.

Показываю, доставая из портфеля, распространяемые аковцами антисоветские листовки, напоминаю о поддержке ими немецкой провокации в Катыни. Рузвельт внимательно рассматривает и передает дальше. Черчилль, чувствуя отсутствие поддержки Рузвельта, сразу же отступает, утверждая, что хотел лишь обсудить новые границы Польши. Отвечаю, что восточные границы вполне определенны и пройдут по линии Керзона. Тут же Черчилль и Иден встревают с уточнениями по поводу южных и северных участков границ.

— Львов никогда не принадлежал России, — замечает в азарте спора Черчилль.

— Зато Варшава принадлежала, — парирую, улыбаясь в усы, я.

Аргумент действует безотказно, хотя за северную границу спорим еще несколько минут. Но тут я замечаю:

— Если Восточная Пруссия и принадлежала ранее Польше, то ее тогдашние правители сами отдали ее немцам. По Данцигу — я согласен, что город Гданьск должен входить в польские границы. Но Восточная Пруссия должна отойти Советскому Союзу как компенсация за потери при отражении немецкой агрессии. Вопрос Оппельнской провинции требует тщательного изучения. Я полагаю, что может оказаться необходимым проведение плебисцита и учет предыдущего размежевания польско-германских земель.

На этом спор о Польше прекращается, это неопределенное решение устраивает всех, поэтому переключаемся на Контрольные Комиссии. Вопрос соотношения голосов обсуждаем долго, но в конце концов мне удается пробить мое предложение. Число голосов и председательство в комиссии будет зависеть от вклада в освобождение территории.

«Мы, Президент Соединенных Штатов, Премьер-Министр Великобритании и Премьер Советского Союза, встречались в течение последних пяти дней в столице нашего союзника — Ирана и сформулировали и подтвердили нашу общую политику.

Мы выражаем нашу решимость в том, что наши страны будут работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время. […]

Взаимопонимание, достигнутое нами здесь, гарантирует нам победу.

Что касается мирного времени, то мы уверены, что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир. Мы полностью признаем высокую ответственность, лежащую на нас и на всех Объединенных нациях, за осуществление такого мира, который получит одобрение подавляющей массы народов земного шара и который устранит бедствия и ужасы войны на многие поколения.

Совместно с нашими дипломатическими советниками мы рассмотрели проблемы будущего. Мы будем стремиться к сотрудничеству и активному участию всех стран, больших и малых, народы которых сердцем и разумом посвятили себя, подобно нашим народам, задаче устранения тирании, рабства, угнетения и нетерпимости. Мы будем приветствовать их вступление в мировую семью демократических стран, когда они пожелают это сделать.

Закончив наши дружественные совещания, мы уверенно ждем того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвергаясь действию тирании, и в соответствии со своими различными стремлениями и своей совестью.

Мы прибыли сюда с надеждой и решимостью. Мы уезжаем отсюда действительными друзьями по духу и цели.

РУЗВЕЛЬТ

СТАЛИН

ЧЕРЧИЛЛЬ

Подписано в Тегеране 19 июля 1943 года» [69] .

69

Незначительно измененный реальный документ.

12 января 1944 г.

Второй Белорусский фронт.

Командный пункт Пятой Общевойсковой армии

На командном пункте Пятой армии, на который прибыл генерал Мельниченко, обстановка была, по всем признакам, не менее напряженной, чем на фронте. У стола в землянке сидел удрученный командарм-пять. Опытный, прошедший горнило войны генерал-полковник Крылов был почти в отчаянии. Молодой командующий фронтом генерал армии Черняховский молча ходил из угла в угол, словно меряя землянку шагами. Остальные присутствующие мрачно молчали.