"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Еремия же была молодой и сильной, жадной до движения, любящей кровь и приключения — девочка выросла идеальным спутником научных экспедиций.
***
— Идем на Хом Старта.
— Хом Старта? — Дятел удивился. — Зачем это?
Волоха отвечал категорично:
— Затем, что там в разгаре сельскохозяйственная ярмарка, и я не упущу возможность взглянуть на новые достижения. Тебе это, кстати, тоже будет полезно.
— Пф-ф-ф… — старпому ничего не оставалось, кроме как развести руками и подчиниться капитанской вкусовщине, — разве что на предмет добычи осмотреться. Коней поглядеть,
— Скажи Мусину, чтобы проверил паспорта. Не хотелось бы погореть на мелочах.
— Без проблем.
— И, Дятел. — Волоха поднял глаза от навигационного информатория, прищурился. — Держись подальше от Кракена. Это второе предупреждение. Третьего не будет, вылетишь за борт. Уяснил?
— Гаджо, да ты же меня знаешь!
— То-то и оно, что знаю.
— Мальчишка который месяц на сухом пайке, это ж с ума сбеситься! Он же Третий, ему это жилы тянуть должно.
— Дятел.
— Вот без обид, Волоха, но ты его словно для себя держишь, как марочное вино.
Корабелла вздрогнула, разворачиваясь на левый борт. Лучи флага вспыхнули алым, а Волоха медленно поднял на старпома набирающие цвет глаза.
— Извини, гаджо, глупость сказал, — улыбчиво оскалился Дятел, быстро отступая.
По корабелле — как из опрокинутой бочки — разлился запах хвои, взрытой серой лесной почвы, горькой смолы, опада и тины. Люди, словно по команде, повернули головы.
— Что происходит, ай? — Джуда направился к Волохе и его помощнику, но Мусин неожиданно проворно ухватил юношу за локоть.
— Не стоит. Поверьте мне, молодой человек.
— Что творит, что творит, — Буланко взволнованно хрустел пальцами, — у него и без того полный стол желтых карточек.
— Никому не вмешиваться, — дежурно предупредил Иночевский, вслушиваясь в тяжелое, мерное сердце корабеллы под ногами.
Русый скользящим шагом припер старпома к борту.
— Гаджо, ты чего бесишься, я же извинился, ну, в самом деле…
— Смолкни, — раскатисто рыкнул Волоха.
От вечного его, шерстью наружу, жилета, остро пахнуло зверем; глаза позеленели так, что казалось — Лес вот-вот за грань хлынет.
— По тонкому льду ходишь, вор, — проговорил капитан, нависая над цыганом, выбившись из привычного роста.
Русые волосы блестели, словно переплетенные слюдяными нитями паутины.
— Я понял, — цыган не выдержал, первым опустил наглые темные глаза.
— Еще раз позволишь себе такое — сожру, — лаконично пообещал Волоха, разворачиваясь спиной к помощнику.
И вмиг исчезло все — чужие запахи и звуки. Словно Лут смахнул.
— Леша-а-ак, — протянул Иночевский, качая головой.
— Ишак, — тихо буркнул Дятел себе под нос.
Джуда был согласен и с тем, и с другим. Мусин осторожно выпустил его локоть. На близкие контакты с Третьим был задан самый строгий запрет. Отдельная посуда, каюта, не трогать волосы, не задевать открытую кожу.
Не позволять ему дотрагиваться.
Джуда равнодушно отвернулся, делая вид, что ничего не заметил.
Он и подумать не мог, что однажды будет скучать по прикосновениям и — пусть случайным — объятиям. Его давно никто не касался, кроме как в перчатках, с медицинской целью.
Слишком
давно.***
Ярмарка поражала воображение.
Впрочем, Юга непременно бы отметил, что такое несчастное воображение, как у Выпь, смешно не поразить.
Выпь привычно прочесал глазами толпу, отмечая черноволосых и почти не видя людей другой масти. Как обязательное упражнение для глаз и развития внимания. Как дневная доза надежды.
На их оларов справедливо засматривались и несправедливо приценивались. Макон не торопился. Вел долгие беседы с коллегами, конкурентами и потенциальными покупателями, неспешно цедил с ними местный красный чай с корицей и перцем. Лучших зверей, чем у него, по всей ярмарке не сыскать было — экстерьер, выездка — Макон чувствовал себя уверенно, а покупатели ревниво отслеживали друг друга, смотрели на меру, постепенно накидывая цену.
Выпь уже знал суть ведения торговли. В Луте как заведено было: у каждой вещи, живой или нет, у каждого действия, была своя мера. Мера эта нарастала сама, точно ракушки на топляннике. Слаживалась из затраченных усилий, из сырой самоценности. Видна была истинная мера всем, всем понятна. А вот продавец уже сам волен был назначить цену: увеличить ту меру, накрутить, или, напротив, убавить. Но в ущерб себе кто будет торговать?
Правду сказать, ходили от братьев-Кремальеров специальных люди, смотрели-посматривали, какую цену купцы против меры ставили. Случалось, хватали за локти особо хапистых. Но на всех видоков не напасешься.
Так и жили, на том и кормились.
Медяна и Выпь оказались не у дел. Весь день шатались по ярмарке, глазели на чудеса и товары. Девушка очень скоро обзавелась целым выводком новых друзей. Выпь, к сожалению для себя, тоже.
Теперь они вдвоем сидели в каком-то заведении под полосатым тентом, пили кофе, бодрящий до пульсирующих глаз, а вокруг гомонила разношерстная публика, целовались, смеялись и пели.
— Ты точно решил уйти?
— Ага.
— Не передумаешь?
— Нет.
— А куда направишься?
Парень промолчал.
— Выпь! — девушка сердито стукнула кулаком по клетчатой скатерке, так, что испуганно подскочила и упала в обморок сахарница. — Почему я из тебя каждое словцо клещами вытягивать должна?!
— Извини, — Выпь отвлекся от рассматривания толпы, — я думаю податься на Хом Таурега. Мне предложили работу в заповеднике, там есть пара трудных шадо.
— Шадо? Это же звери воды?
— Ага. Хочу посмотреть, что можно сделать.
— Значит, ты пробудешь там с месяца два, оглядишься, убедишься, что на Хоме нет того, кого ищешь, и двинешься дальше. Верно?
Выпь улыбнулся, качая головой. Медяна вздохнула, понурившись и некрасиво поджав губы.
— Если бы не отец, я бы пошла с тобой. Вот честно.
— Спасибо, — даже растерялся Выпь.
Девушка в ответ лишь пробурчала что-то нелестное. Парень улыбнулся: слова любви и слова вражды чужого языка запали ему в память в первую очередь.
***
— Берем оларов, — сказал Волоха, поворачиваясь к команде.
Они только вернулись на корабеллу, спустя день шатаний по крикливой, до эпилепсии цветастой ярмарке.