"Фантастика 2023-146". Компиляция. Книги 1-19

— Вы были очень способным ребенком, насколько я помню, — продолжил мой новый старый знакомый, — и ваш отец возлагал на вас большие надежды, — его взгляд неторопливо переместился на печатку на моем пальце. — Как вижу, они оправдались. Позвольте я вас провожу.

«Ну наконец-то нам попался аристократ, который ведет себя как аристократ,» — заметил Глеб.

И что? От дружбы с моим отцом его это не спасло.

— А я ведь отправлял вам письмо, — вдруг сказал барон, шагая рядом.

— Тоже хотели купить дом?

— Нет, — он с улыбкой качнул головой, — приглашал в гости, поужинать.

Видимо, потерялось его письмо в общем объеме корреспонденции — где-то в моем камине.

Наконец мы добрались до зала аукциона — довольно просторного, который бы мог вместить в себя пол-Синьории, однако по традиции внутрь пускали только почетных членов. В детстве отец пару раз приводил меня сюда, и с тех пор тут, казалось, ничего не изменилось. Я помнил эти мягкие бархатные кресла, панорамные окна, огромные винного цвета портьеры и его слова:

— Если ты не можешь получить то, что получают лучшие, значит ты не лучший…

Ну что, папа, я здесь без тебя.

Стоило переступить порог, как десятки глаз сразу же впились в меня, царапая со всех сторон: профиль, затылок, спину, печатку на руке — не смотрели тут только в лицо.

— Это что, новый мессир Павловский? — следом по рядам понесся шепот. — Кто его сюда позвал?..

— А ты посмотри, кто его привел…

«Блин, — мысленно протянул Глеб, — чувствую себя какой-то обезьяной в зоопарке. Так все таращатся…»

Нет, на обезьян таращатся по-другому — с интересом и азартом, потому что чувствуют, что хоть чем-то лучше их. С нами же они этого не чувствовали, поэтому и взгляды были не снисходительно-добрыми, а в большинстве своем напряженно-злыми, будто собравшиеся сами чувствовали себя обезьянами — и опасались, что я у них что-нибудь отберу. Вполне разумно: в этом вопросе новый мессир Павловский не слишком отличается от старого.

Под градом пассивно-агрессивного любопытства мы прошествовали к первому ряду. Как водится, у сцены места самые лучшие — наши как раз и были там. Однако на них внезапно обнаружились двое мужчин.

— Господа, — опередил нас Садомир, — это места мессира Павловского. Освободите.

— Но это места для почетных членов, — бросил один, нахально поглядывая на меня.

Начинается… Честно, я просто хотел продавать скверну, набирать подписчиков, прокачивать навыки и пожить спокойно — по крайней мере, пока что. А не вот это все. Сколько лбов еще надо пометить, прежде чем вот такие дурачки прекратят нарываться?

«Что, и тут как обычно?» — словно в ответ моим мыслям, спросил Глеб.

— Правда думаете, что будете сидеть, пока мессир Павловский стоит? — снова опередил нас барон. — Кто вы, а кто мессир?

Один из мужчин уже открыл рот — видимо, чтобы возразить, что тот мессир Павловский, чье место он занял, выглядел по-другому. Однако его приятель, все это время нервно косившийся на меня и не нарывавшийся, что-то ему шепнул и потянул прочь. Чуть поколебавшись, вслед за вторым встал и первый, и оба ушли в глубь зала.

Надо же, хоть на этот раз не как обычно — обычно мои интересы никто, кроме меня, не защищал, и колдуны столицы до этого не приносили мне ничего, кроме проблем. Похоже, хоть один хороший приятель у отца все же имелся.

— Удачных торгов, — пожелал Садомир, чье место совсем не удивительно оказалось рядом. — Что-то заинтересовало?

— Наверное, не совсем правильно вам говорить, — с улыбкой заметил я.

— Логично, а то вдруг перекуплю. Но, — он развел руками, — я не настолько коварен. К тому же я и так знаю ваш лот.

Барон показал на пункт в списке, который меня как раз и интересовал, хотя интерес я не обозначил ничем.

— Верно? — довольно произнес он. — Ваш отец купил бы то же самое.

И, судя по взглядам вокруг, здесь все это понимали.

Аукцион, предсказуемо, шел довольно вяло, поскольку почти все лоты здесь были откровенным барахлом. Такое чувство, что толпа пришла скорее пообщаться и посмаковать сплетни, чем что-то урвать себе. Лишь изредка таблички ожесточенно взлетали в воздух, устраивая борьбу. Невольно вспомнилось, как я наблюдал за всей этой возней в детстве, сидя рядом с отцом. Правда, когда он поднимал табличку, в шумном зале мгновенно наступала тишина.

Наконец распорядитель озвучил интересовавший меня лот, и вокруг мгновенно повисла тишина, прямо как из воспоминаний — похоже, не я один им сейчас предавался. Голос распорядителя звонко пронесся над замолчавшей толпой. Стартовая цена оказалась две тысячи рублей — за одну книгу. Тут ей явно цену знали — за такие деньги Уля обставила техникой всю кухню. Однако для меня этот томик был гораздо дороже.

— Две сто, — я поднял табличку.

— Две двести! — сразу же раздался борзый голосок из средних рядов.

В торги включился тот же умник, который занял мое место вначале — похоже, и еще что-то мое хотел. И ведь видно же по лицу, что он не тот человек, который эти книги читает — зато потратиться назло вполне готов.

А дальше зал как прорвало.

— Две триста!.. — полетели таблички. — Две четыреста!.. Две пятьсот!..

Разгуделись все как комары — и ведь большинству же эта книга вообще без надобности. Что, все мне назло?

— Три, — я повысил цену.

На короткий миг снова повисла тишина. Развернувшись, я обвел глазами толпу почетных членов, которые в ответ стали нахально вскидывать таблички. Вот только почетные далеко не всегда значит сильные — и почетными они были не с точки зрения Темноты, а всего лишь по мнению Синьории. Вон даже занудный писарь, который скромненько стоял в углу без собственного кресла и права что-то купить, тоже когда-нибудь им станет. Мой взгляд неспешно прошелся по рядам, оценивая, чей почет тут настоящий — и таблички медленно, одна за другой, стали опускаться. Логично, нарываются обычно не сильные: сильным нечего доказывать, слабаков же всегда бомбит.

— Три сто, — донеслось лишь из среднего ряда, где в воздухе болталась последняя рука.

Тот же умник в одиночестве размахивал табличкой, словно бросая «перебей».

— Люди, — говорил отец прямо в этом зале, сидя рядом со мной, — должны понимать, с кем они связываются. И когда я называю цену, редко кто осмеливается ее перебить. Моя цена конечная. Если они по-настоящему знают, кто ты, то ты за бесценок будешь уносить самое ценное. Они откупятся от тебя лишь бы с тобой не связываться. Понимаешь это?..