"Фантастика 2023-171". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
И первая вошла через калитку. Идя следом, я прикидывал, прилично ли ходить в гости с заряженными автоматами? У Решетникова мы сидели за столом с оружием, но то был мужик, а с мужиками проще. Баба Марина, по всему видать, стерва еще та, палец в рот не клади. Но с оружием расставаться не дело.
Мы прошли под деревянной аркой, от крепкого и терпкого запаха чучел на изгороди у меня на секунду закружилась голова.
Меня в бок пихнул Витька.
– Где лампы? – прошипел он.
Я сразу врубился, о чем он говорит. Ночью Поганое поле опасно, и единственный способ защититься – освещать
– Чего? – обернулась бабка, у которой оказался острый слух, несмотря на возраст.
– Где у вас лампы? – прямо спросил я. – Как ночью защищаетесь от обитателей Поганого поля?
Бабка секунду помолчала, переводя взгляд с меня на Витьку и обратно, затем зловеще рассмеялась, продемонстрировав редкие желтые зубы:
– Я сама – часть Поганого поля! От кого мне защищаться?
Переглянувшись, мы с Витькой отступили на шаг. Заходить в избушку как-то вдруг расхотелось – внутри мы окажемся в ловушке.
Баба Марина снова рассмеялась – на сей раз весело и искренне.
– Не бойтесь! Я в травах толк знаю и земной волшбой немного балуюсь. От земли моя сила – в растениях, деревьях, камнях, костях старых... Мои чучелки от Бледняков защищают. И ламп не надо.
– Бледняков? – переспросил Витька.
– Уродов, – догадался я.
Очевидно, Уродов и прочую погань отпугивает не только свет, но и определенный запах, как пахучие репелленты отпугивают комаров.
Или же – при мысли об этом меня передернуло – у бабки в запасе есть какое-то сильное колдунство...
Глава 10. Ведьмина чащоба
Вслед за старухой мы вошли в дом, каждую секунду ожидая нападения или другого подвоха. Но бабка ковыляла впереди, не оглядываясь; под нашими ногами не распахивались провалы-ловушки; из-за угла не выскакивали враги с топорами; а мы не слышали ни малейшего подозрительного звука и понемногу расслабились.
Вошли в узкие и тесные сени, забитые стоптанной средневековой обувью, метлами и вязанками мелких дров. Внутренняя дверь между сенями и “гостиной” напрочь отсутствовала, только проем. Да и зачем вторая дверь? Холодных зим здесь не бывает. Основное помещение избы относительно светлое и относительно просторное, из него два проема без собственно дверей ведут в чулан и спальню с узкой кроватью.
Из мебели в гостиной древнее плетеное кресло-качалка, стол под тряпичной скатертью, три стула из неокрашенного дерева и шкафчик. На столе и низких скамьях у стен выстроились кувшины, чашки и тарелки – все из темно-красной глины с причудливым геометрическим орнаментом. Печка крохотная и низкая, сложенная из камней. На такой печи можно готовить, но не запекать или лежать сверху, как на русской печке. С потолка свисают связки сухих пахучих трав и спиленных рогов. В темных углах закрытые бочонки.
Я подивился: как старуха выживает в одиночестве? Живет она определенно одна. Но кто-то ей приносит посуду и бочонки. Не сама же она их делает?
– Садитесь, – не то пригласила, не то приказала бабка Марина.
Мы с Витькой сели за стол
напротив друг друга. Ситцевая шторка прикрывала окно практически без рамы с одинарным стеклом, засиженным мухами. Я подозревал, что стекло вынули из окна совсем другого дома или здания.Я сел так, чтобы держать в поле зрения оба дверных проема. Спальню полностью не видел. Там мог кто-нибудь прятаться. Витька уставился в окно на мусоровоз, беспокоился, как бы его кто-нибудь не увел или обокрал. Это было невозможно – перфокарта, без которой ни отпереть, ни завести машину, лежала у меня в кармане.
Пока мы сидели, шныряя глазами туда-сюда в поисках опасности, бабка поставила корзину в угол на бочонок, засуетилась, забегала по комнате, вытаскивая из шкафчика пряники и тарелки с мелкими ягодами, которые я не опознал.
Мы взяли по прянику. На ощупь они были твердые, как камень. Есть мы не спешили.
– Как вы тут живете? – завел я светскую беседу.
– А что такого? – спросила бабка, с кряхтением усаживаясь поодаль от нас на третий стул у бочонка с корзиной.
– Ну, вы ведь одна.
– Судьба у меня такая. Я уж примирилась. Могла бы мужа иметь и ребенка, да судьба отобрала и то, и другое.
Она привстала, взяла со стола ягодку и положила в рот. После того, как она проглотила ягоду, Витька осмелился попробовать одну штуку. Скривился – кисло.
– Сочувствуем, – сказал я.
Бабка усмехнулась.
– Сочувствуете? Вы ни меня не знаете, ни моей жизни, ни того, правду ли я говорю или брешу прямо в глаза. И не доверяете вы мне. Чего сочувствовать-то незнакомому человеку?
– Так положено говорить, – нагло сказал я. С такими, как эта бабка, иначе нельзя. Посмеется над культурным поведением, и все.
– Кем положено? Лицемерами? Жалеть меня не надо, я приноровилась, жаловаться не на что. Я тут заместо сторожа. Путников привечаю, новости узнаю, путь показываю.
– Путь показываете? Куда? Вы знаете, где живут Отщепенцы?
– А как же? – не стала ломаться бабка. – В лесу. День пути по тропинке. На вашей самоходной телеге не пробраться.
– А как пробраться?
Бабка подтянула к себе корзину, вынула откуда-то кривой ножик и взялась за чистку грибов.
– На своих двоих, как же иначе? Выходить надо рано поутру, едва светать начнет. Чтобы дотемна успеть.
– Понятно...
– Что тебе ясно? – пробрюзжала вредная бабка. – Лес этот темный и опасный, много злого в нем.
– Чего именно?
– Волшбы злой, черной, не из нашего мира.
Витька, который взял пряник, но не отваживался его куснуть, оживился:
– Вы про волшбу серьезно?
Баба Марина глянула на него так насмешливо, что Витька съежился.
– Просто раньше я никогда ведьм не встречал, – вежливо пояснил он.
Старуха поперхнулась очередной ягодой.
– Я тебе не ведьма, шельмец! Я знахарка! Моя волшба земная, от кореньев, растений лечебных, костей мертвых животных, амулетов да оберегов.
– А еще есть волшба небесная? – уточнил я, заинтересовавшись.
– Догадливый! Небесная волшба в опоре на земные штучки не нуждается. Волхв одной силой на мир влияет. А есть и чужая волшба, не из нашего мира – вовсе непонятная.