"Фантастика 2023-173". Компиляция. Книги 1-20

– Если выхода нет и Ватикан так хорошо всё спланировал, зачем ты пришёл ко мне?

И куда девалось отстранённо-аристократическое “вы”? Проняло князюшку, хотя он и не подаёт вида. Да кого угодно проняло бы, так что я не в обиде.

– Потому что не настолько хорошо католики всё спланировали, и выход есть.

– Говори.

А вот тут стоит его немного на место поставить. Во имя будущего сотрудничества и общего блага. А то ещё решит с перепугу, что он ведёт в этом танце.

– Или оба на ты, или на вы. Пожалуйста.

Завис он, пожалуй, секунд на десять. То есть, выражение лица не изменилось, но в глазах появилось что-то, что я назвал бы оторопью. У него в голове не могло уложиться, что ему дерзят. Показывают, что между ним и каким-то тридцатилетним мальчишкой, пусть бы и пророком, можно поставить знак равенства.

Но он не стал бы тем, кем уже являлся, если бы не умел держать удар. И мой, прямо скажем, не такой уж и сильный был. Просто неожиданный. Булыжник изобразил улыбку. Несколько непривычную, а оттого слегка пугающую.

– Можешь обращаться ко мне на ты…

– Разумеется, никакого панибратства, Александр Викторович, ты же мне в отцы годишься, – закончил я за него. – А выход вот какой. Надо создать империю. Причём, быстро. Примерно за год.

Нарышкин к этому времени пришёл в себя, бледность уже покинула его лицо, и он подсел к нам поближе.

– Какую империю? – спросил он с иронией.

– Обычную империю. Огромную. Сильную. Страшную. С которой никто не захочет связываться, потому что дразнить динозавра – не тоже самое, что дёргать за усы пару десятков львов. Чем сейчас и занимается Ватикан.

– Ты хочешь сказать, что католики играют на нашей разобщённости? И если лишить их привычного инструмента, они ничего не смогут сделать?

– О, кое-что они всё же смогут сделать. Но да. Того, что я показал Максимилиану Антоновичу, не случится только в одном случае. Если территория русских княжеств станет одной страной. Там есть ещё нюансы с Мин и Маньчжурией, но это можно и позже обсудить.

На пару минут мы замолчали. Они думали, я ждал. Нервное возбуждение, на котором я вытащил всю эту беседу, понемногу отпускало, замещая уверенность сомнениями. Я не стал давать им укорениться и прорасти, шикнул, и они отошли в сторонку. До времени.

Как разрушить планы католиков и остаться при этом в живых, мне – вот ведь парадокс – подсказал именно магистр ордена Псов Господних. Его размышления о неизбежности глобализации и натолкнули меня на мысль о том, в каком направлении следует работать. Детали я уже продумывал сам.

– Род мой этой цели добивается уже третий век, – нарушил тишину Бестужев. – Всё, чего достиг – контроль близлежащих княжеств. Но и тем прямого приказа отдать не можем – приходится всё обставлять так, словно у того же Смоленска есть свобода. И вот появляешься ты, Игорь, и говоришь, что сделать это нужно, причём в кратчайшие сроки. Подразумевая, что сделать это можно. Опустим моё естественное недоверие – ты сегодня смог меня убедить. Но один вопрос – как? Как за год сделать то, что моим предкам не удавалось сделать поколениями?

– Во-первых, если быть точным, то не за год, а за восемь месяцев. А во-вторых, я думаю использовать методы Ватикана. Более того, использовать их же план. Но слегка его подредактировав.

– Я периодически теряю нить нашей беседы, – светлые брови князя сошлись к переносице, продемонстрировав лёгкое раздражение. – Ты говоришь о том, чтобы развязать войну?

– Да. Маленький, кровавый, но управляемый конфликт. Желательно с применением царского дара. Одна небольшая Пустошь – не слишком высокая цена за единое государство от Балтики до Тихого океана.

– Где?

Как в том анекдоте про Сталина, который предложил перекрасить Мавзолей в зелёный цвет, а Госдуму расстрелять, Бестужева тоже интересовал лишь ответ на первый вопрос.

– Литовское княжество.

По лицам мужчин было видно, что они хотят меня убить. Вот прямо сейчас, не взирая на последствия. Я заметил, что с некоторых пор стал вызывать такие чувства всё чаще. Со стороны могло показаться, что я намеренно издеваюсь над собеседниками, но, клянусь, это не так.

Дело в том, что в большинстве случаев я просто не мог выразить словами всё, что видел в поле. Ответ на каждый вопрос требовал от меня написать книгу размером с “Войну и мир”, чтобы учесть все переменные и косвенные связи различных событий, происходящих по всему миру. А мои сжатые реплики собеседники принимали за тонкую форму издевательства. Ну правда, со стороны если посмотреть: приходит пророк, говорит, что с удара Москвы по Литве начнётся большая война, а после этого предлагает ударить по Литве. Где, блин, логика?

А с другой стороны, как им нарисовать кривую событий, которые предшествовали этому событию и будут проистекать из него? Описать все вносимые мной изменения, каждый телефонный звонок, встречу, поступки незначительных, с точки зрения высокой политики, людей? Как доказать, что одна фраза, вовремя сказанная одному человеку, может не дать войне разгореться в мировой пожар.

– Жертвы, конечно, неизбежны. Но сотня человек – ничто, в сравнении с тем, что будет, если мы этого не сделаем.

По лицам москвичей я понял, что жертвы их как раз не очень-то и волновали. Политика такой вид деятельности, в которой жертвы неизбежны.

– Почему Литва? – спросил Нарышкин. Вопрос он озвучил и за своего господина.

– Потому, что именно эту войну уже не остановить. Потому что узел уже сплетён, и нам нужно разрубить его. И ещё потому, что определённое количество конкретных людей всё равно должны умереть. Я в деталях расскажу как следует действовать, но вот объяснить почему… Могу показать!

Лицо Максимилиана Антоновича непроизвольно дернулось. Естественно, ощущать себя букашкой в мировой паутине никому не понравится. Глядя на него, отрицательно покачал головой и Бестужев.

– Лучше словами. Ты ведь не торопишься?

С большим количеством подтекстов вопрос. Я предпочёл сделать вид, что ни один из них не уловил, и ответил только на формальную часть.

– К завтрашнему обеду мне нужно быть в Благовещенске. Причём – это крайне желательно – прибыть туда я должен на личном самолете московского князя. И без сопровождения. Это поможет нам начать переговоры не с обвинений сторон в том, кто кому из предков на мозоль наступил, а в деловом русле. Выделите мне борт? Я верну!

Москвичи переглянулись, Нарышкин кивнул. Затем спросил.

– Игорь, а вы ведь двойник всё-таки?

– Грешен, Максимилиан Антонович.

– Я так и знал!

Мне осталось только плечами пожать, мол, что это меняет? Понятно, что советник Бестужева давно догадался о том, кто я такой, только доказательств не имел. Ему это было сделать проще других – всё же именно он научил настоящего, здешнего Антошина как заменить своё сознание моим. А узнав о пробуждении у племянника благовещенского князя пророческого дара, он не мог не свести концы с концами.