"Фантастика 2023-181". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
За силовой завесой был темноватый и безлюдный зал с камином, в котором – о чудо! – горели настоящие дрова, распространяя аромат сосновой смолы и дыма. Камин находился по левую руку, и над ним, на полке, стояли горшки с марсианскими кактусами и лежало что-то длинное, поблескивающее то ли стеклом, то ли металлом. Справа размещались три деревянных стола с табуретами, а в глубине – стойка бара с пивным бочонком и батареей бутылей и фляг. Сбоку от бочонка торчала голова в бороде, усах и бакенбардах. Над крайним столом висел плакат, и Командор, приглядевшись, узнал Олафа Питера Карлоса Тревельяна-Красногорцева в скобе [170] и шлеме с откинутым забралом – таким, каким Олаф Питер был лет тридцать назад, во время службы на «Свирепом». Удивляться этому не приходилось – после схватки с дроми на пятой луне Карфагена он так прославился, что его портреты висели во
170
Скоб – скафандр-оболочка на жаргоне астронавтов. Обеспечивает носителю надежную защиту, снабжен искусственными мышцами, может служить средством транспорта, нападения и обороны. В отличие от боевого скафандра не предназначен для эксплуатации в вакууме.
Хмыкнув, Командор уселся под плакатом, стряхнул с рукавов мундира пыль и сказал:
– Какое пойло тут дают?
– А чего надо? – откликнулась голова за стойкой.
– Рому. Что у тебя за ром?
– «Ночь огня» с Ваала. Еще тхарский есть, из пьяного гриба… Зовется «Потерянная невинность».
– Тащи «Невинность».
– А тебе не поплохеет? – осведомилась голова.
– Ты, пень лохматый, с кем говоришь?! – рявкнул Командор, приподнимаясь. Он выпрямился во весь рост, и галактическая спираль на его воротнике сверкнула тусклым серебром. – Ты, часом, не обознался? Ни с кем меня не перепутал? Ну-ка, шевели задницей и неси, что заказано! Живо!
– Святые марсианские угодники! Да ведь это… это… – Бармен вылез из-за стойки, прижимая к груди стакан и пузатую бутыль. – Ну и гость у меня! Никак адмирал пожаловал?
– Еще не адмирал. Вот выпью, и «спирали» сразу будут в звездах.
Опрокинув в глотку содержимое стакана, Командор крякнул и уставился на бармена. Старик-коротышка, борода по грудь, ни губ, ни ушей в волосах не видно, глазки маленькие, серые, кожа – дубленная на марсианских ветрах… Выглядел он лет на сто двадцать и явно пренебрегал ювенильными процедурами. Хотя, с другой стороны, для кого ему молодиться? На шоссе пусто, в баре тоже, а до ближайшего поселения – семьсот километров и столько песка, что можно слепить приличный астероид.
– Ты кто? – спросил Командор.
– Папаша Эмиль из Салдуса. [171] Где он нынче, мой Салдус… – Бармен задумчиво поскреб в бороде. – Я в небесах уже век без малого. Станцию на Ганимеде строил, Тритон обживал, копался в Астероидном Поясе… Да и тут пришлось постранствовать – в Исиде жил, в Аргире, в Мангала Вэли [172] и Седьмом Заповеднике, что у Полярного океана. Теперь сюда удалился, на покой. А ты, коммодор, откуда едешь?
171
Салдус – городок в Латвии.
172
Исида, Аргир – области депрессий (впадин) на Марсе с ровным плоским дном. Мангала Вэли – низменность к западу от Фарсиды.
– Из Вавилона. Отдыхал.
– Из Вавилона! – Папаша Эмиль неодобрительно сморщился. – Какой там отдых! Девки, пьянки, пляски, жрачка… ни моря тебе, ни леса, ни солнышка… Отдыхать, так на Таити или Гондване!
Теперь сморщился Командор. Семнадцать лет Гондвана считалась его домом. Благословенная планета! Теплый океан, сады и пальмовые рощи, горы неописуемой красы, хрустальные реки, синее небо, свежий ароматный воздух… жемчужина среди миров Федерации… Там была база Флота «Лиловый Вереск» с региональным госпиталем, где он лечился – контузия, ожоги, сломанные кости после взрыва на «Свирепом». И там была Линда, красавица-врач… Она и сейчас на Гондване – Линда, с дочками и сыном… Анне, старшей, уже семнадцать…
Он скрипнул зубами.
– На Гондвану я не ездок, старина. А Вавилон с пьянками и девками как раз то, что мне нужно.
Земной Вавилон лежал в развалинах много сотен лет, и по нему сновали лишь ящерицы, археологи да туристы. Но марсианский Вавилон был живее некуда – огромный мегаполис в Долинах Маринера, на краю глубокого разлома. Город уходил от планетарной поверхности вниз на глубину в пять километров, туда, где по ущелью струилась полноводная река, а над ней, на широких уступах, вырубленных в склоне, стояли дворцы, отели, театры, спортивные комплексы и музей освоения Марса о тридцати этажах. Вавилон был административным центром западного полушария, а кроме того, считался одним из самых злачных мест в Солнечной системе. В женщинах, спиртном и прочих развлечениях недостатка там не
наблюдалось.– Похоже, крепко тебя приперло, – сказал папаша Эмиль, присев напротив гостя и подливая в его стакан.
– Жена бросила, – неожиданно признался Командор и хлопнул рому. – Тут или в загул, или залп из всех орудий. Пока пью, а вернусь на корабль, будут и залпы.
– Ты того… не увлекайся… пьяный гриб как-никак, – напомнил старый бармен. – Ты возьми в рассуждение, что жена у тебя была да сплыла, но лучше уж так, чем вообще никакой жены. Я вот, перекати-поле, ни единой не завел, о чем сейчас жалею. Хотя, конечно, есть что вспомнить… – Он со значением прищурился и спросил: – А эта, которая бросила, – первая, что ли, у тебя?
– Третья, – признался Командор.
– Ну, понятное дело! Ты видный мужик, весь в чинах и славе! – Папаша Эмиль покосился на плакат. – Третья, значит… А остальные где?
– Одна на Тхаре, другая погибла. Давно… – Командор поднял стакан. – Выпью! В память Моники-Паолы, боевой подруги! Что за женщина была! А вот за Ксюшку пить не буду.
Он отхлебнул и бросил взгляд на каминную полку. Вероятно, от спиртного его зрение обострилось – теперь он разглядел игру света на лакированном прикладе, граненый штык и длинный вороненый ствол. Сердце его замерло, он разом позабыл о Линде и остальных своих женах, как погибших, так и благополучно здравствующих. Кроме тяги к авантюрам и боевым подвигам, у Командора была еще одна страсть – старинное оружие, холодное и пулевое. В его коллекции были пистолет ТТ, дамасская сабля, испанская шпага, меч викингов (правда, ржавый), автоматы «узи» и «калаш», американская винтовка «М16» и другие редкости. Большей частью эти сокровища хранились в особом шкафу в его апартаментах на «Палладе», но кое-что украшало кают-компанию – как дань памяти славным предкам и для поднятия боевого духа офицеров.
Он вытянул руку к каминной полке.
– Что там у тебя, старина?
– Ружье, – сообщил папаша Эмиль. Должно быть, он не разбирался в военных делах и не знал, что ружей со штыками не бывает.
– Покажи! – велел Командор, отодвигая на край стола бутыль и стакан.
Конечно, то оказалось не ружье, а пятизарядная винтовка Мосина, [173] с патронной обоймой и в отличном состоянии. Отомкнув трехгранный штык, Командор проверил канал ствола и убедился, что там нет ни пыли, ни следов нагара. Затвор, подавая патрон, работал мягко, и не имелось сомнений, что оружие в работоспособном состоянии – хоть сейчас стреляй. На заводском клейме была выбита дата «1891»; значит, этот раритет изготовили в одной из первых партий, в девятнадцатом, а не в двадцатом веке.
173
Винтовка Мосина – основное оружие русской, а затем советской армии в период Отечественной войны. Разработана инженером Мосиным в 1891 г. и неоднократно модернизирована (в 1907, 1930, 1938 и 1944 гг.).
Легендарная трехлинейка! Возрастом почти в половину тысячелетия!
Руки у Командора затряслись. Осторожно положив оружие на стол, он осведомился:
– Сколько?
Пожалуй, вопрос был риторическим – в его карманах зияла пустота. Конечно, звание коммодора сопровождалось неплохим довольствием, как вещевым, так и финансовым, однако он поиздержался в Вавилоне. Пить и гулять в одиночку Командор не любил – это с одной стороны, а с другой – не терпел всяких нахлебников и почитателей, кроме симпатичных женщин. Но женщины к нему слетались как пчелы к патоке, и все до одной симпатичные, ибо Олаф Питер Карлос обладал известностью, репутацией героя и неотразимым обаянием. Кроме милых дам, были еще соратники из Флота Фронтира в чине коммандеров и капитанов, находившиеся в отпуске или на лечении, которых нельзя не пригласить к застолью. Пригласить и вспомнить о былом, о битвах, великих победах и камерадах, ушедших в Пустоту… Святое дело, особенно под рюмку!
Обдумав вопрос Командора, папаша Эмиль расправил усы и сказал:
– Нисколько, потому как не продается. Семейная реликвия! Прадед мой Эйно был из латышских стрелков и с этим ружьем Зимний брал.
– Это какой еще Зимний? – полюбопытствовал Командор, лаская вороненый ствол.
– Царский дворец в Петербурге, в девятьсот семнадцатом, – объяснил бармен. – Тогда, видишь ли, революция у них была. Эта… как ее… большевистская и пролетарская.
Командор наморщил лоб, пытаясь освежить свои познания в истории. О революции в России вспоминалось немногое и большей частью личное – то, что далекий предок, казачий полковник Федор Красногорцев, бежал от этих безобразий в Париж, где полковничья дочь Мария обвенчалась с Пьером Тревельяном, французским лейтенантом, и стали они родоначальниками славной фамилии. Но было это так давно, так давно! Позже Наполеона, но раньше Гитлера и Сталина…