"Фантастика 2023-203", Компиляция. Книги 1-22

На письменном столе, как будто сбежавшем из провинциальной канцелярии, стояла глиняная плошка, наполненная топленым салом, в котором плавал горящий фитиль. Рядом возвышалась массивная железная кровать, застеленная грубой циновкой. Но спальное место было уже занято — там, свернувшись калачиком, слегка присвистывая во сне, лежал Тика, живой и относительно невредимый. Зеро решил его не будить — сил не было ни говорить, ни слушать, а лучшим средством от головной боли Зеро справедливо считал здоровый сон. Надо было только слегка подвинуть Тику…

«Валлахо, Валлахо, я тебя съем! Может быть, сперва тебя поджарят, но мне все равно, принесут тебя на вертеле, или ты притопаешь ко мне на своих ногах. Меня зовут Неизбежность, а значит, тебе меня не избежать, так что зря ты старался, приятель…» — черная пасть пещеры говорила без обычной утробности, а как-то спокойно, обыденно, но от этого ужас предстоящего только усиливался. Хотя, с другой стороны, будущее обретало ясность, и это по-своему успокаивало. Каркуситантха умолкла, но в ее молчании было гораздо больше угрозы, чем в ее словах. Вдруг по каменному небу пробежался блик от фонарика, короткий порыв ветра донес до него легкий аромат духов. Она вышла оттуда, прямо из Бездны. Ее легкое платье казалось сотканным из дыма, да и весь силуэт на доли мгновения расплывался, становился полупрозрачным, искажался, как в кривом зеркале. А вот перья ватаху, красного беркута, венчавшие искрящееся золото ее волос, казались вполне реальными. Она приблизилась бесшумно и стремительно, вот — стоит только протянуть руку… Но она сама положила ладонь на его плечо: «Привет. Я — Сандра. Пойдем со мной. Тут недалеко…» Недалеко… Туда, может, и недалеко, а вот обратно… Ну, уж нет, с такой красоткой куда угодно, только не в эту пасть, ишь, раззявилась… Лучше с Тикой рома выпить, и пусть он болтает, сколько хочет и о чем хочет — костерок трещит, птички хрюкают, обезьяны, дуры, щебечут — джунгли большие. Увлекшись собственными здравыми суждениями, он и не заметил, как исчезла Сандра, только из глубины пещеры доносился громовой топот ее шагов: бум-бум, бум-бум, бум-бум…

4 сентября 9ч. 08м.

Где-то за «стенами» шатра гремели барабаны. Зеро открыл один глаз и прислушался к собственным ощущениям. Одно было совершенно ясно: если не шевелиться, ничего не болит, а посему, делать какие-либо телодвижения без крайней необходимости не стоит. Входной полог был наполовину откинут, и возле него прямо на земляном полу сидела старуха, местная, но в чепчике, и что-то бормотала себе под нос. Заметив, что Зеро проснулся, она шустро подскочила и выбежала вон. Вместо нее внутри строения показался Тика, слегка помятый, зато чисто выбритый —где только успел…

— С добрым утром, дружище, — приветствовал его Тика, как ни в чем ни бывало. — Завтрак на столе, умыться и на горшок — выводят. Тут у них все довольно цивилизовано. Не ожидал.

На столе и впрямь обнаружилась небольшая стопка лепешек, стеклянная банка с молоком, литра на полтора, и две грубо слепленные кружки из необожженной глины.

— Тика, скажи мне, пожалуйста, вот что… Как переводится «Каркуситантха» с варварского на человеческий? — Зеро задал этот вопрос неожиданно даже для самого себя, но у Тики, кажется, на все были готовые ответы.

— Я не силен в местных диалектах, знаю слов с полсотни, хотя, я думаю, у них всего не больше тысячи наберется. То есть, раньше, когда у них тут своя цивилизация была, может, им и было, о чем поговорить, но сейчас их общение, похоже, ограничено двумя фразами: «Женщина, зажарь мне мяса, а то убью!» и «Великий вождь Зоркий Сокол (или Кривой Пень), мое сердце в твоих руках». Но в свое время этот вопрос меня тоже заинтересовал, и я заглянул в словарь туземных языков, составленный в свое время героическим миссионером Лаурисом дю Таринбо…

— Короче!

— А короче… Короче, «каркус» это яма, пещера, или западня, а «тантха» имеет множество значений: пророчество, судьба, молчание, течение, вечность, пустота, неизбежность…

Единственным утешением было то, что вели их примерно в том же направлении, куда они, собственно, и собирались идти. Ватахи, а их было шестеро, явно куда-то спешили, и стоило лишь немного замедлить шаг, как следовал немедленный толчок прикладом в спину. Конвоиры всю дорогу молчали, ни единым словом не перекинувшись даже друг с другом. Как только на второй день пути позади остался огромный каменный палец, одиноко торчащий из земли, старший из ватахов красноречивыми жестами показал, что если кто-то из пленников откроет рот не для того, чтобы протолкнуть туда кусок пресной лепешки, ему придется навсегда расстаться то ли с языком, то ли с головой. Необходимость молчать совершенно измучила Тику, которого постоянно так и подмывало поделиться впечатлениями.

На четвертый день они вышли на дорогу, мощенную каменными плитами, прямую и гладкую, хоть гонки устраивай. Сверху она была надежно укрыта густыми кронами, деревья у обочин росли сплошной стеной так, что взрослый человек ни за что не смог бы протиснуться между стволами. Навстречу то и дело попадались небольшие группы туземцев, большей частью вооруженных — луками, копьями, допотопными мушкетами, штуцерами времен войны за независимость и вполне современными автоматическими винтовками. Издалека были слышны голоса, но, проходя мимо пленников, ватахи почему-то замолкали. Когда впереди показалась развилка, пленникам завязали глаза. Это вселило в Зеро слабую тень надежды на то, что эта дорога может не оказаться для него Последним Путем — если бы конвоиры не сомневались, что пленники будут убиты, глаза завязывать было бы ни к чему. Они шли еще несколько часов, на редких привалах с них снимали повязки, но все места, где они оказывались, были друг от друга почти неотличимы — та же дорога, те же заросли, те же ватахи, то же молчание…

8 сентября 18ч. 56м.

Они пришли, Зеро понял это, когда внезапно утихли все звуки, воздух стал значительно прохладнее, и потянуло пряным запахом курений. Мгновением позже кто-то из конвоиров схватил его за плечо, давая знак остановиться, а потом послышались удаляющиеся шаги, визг несмазанных петель и гулкий удар железа о железо. Зеро сорвал с глаз повязку, но в первый момент ничего не увидел, вокруг было темно, как у афра в желудке.

— Зеро, ты здесь?! — Вопль Тики раздался почти у самого уха и раскатился гулким эхом по окружающему пространству.

— Рядом стою, — успокоил его Зеро. Он временами удивлялся, как Тика ухитрялся в их положении так долго сохранять самообладание. — Спичку зажги.

— Не стоит! — послышался чей-то глуховатый голос из темноты, и сами собой начали вспыхивать многочисленные сальные светильники, стоявшие на каменных уступах.

Оказалось, что их привели в высокий пирамидальный зал. Со стен на пришельцев смотрели барельефы чудовищ, диких зверей и коротконогих людей-уродцев с огромными головами и выдвинутыми вперед челюстями.

— Вы, кажется, не слишком напуганы. — Человек стоял на возвышении в центре зала, увенчанный, как и все прочие ватахи, перьями красного беркута, но одежда его напоминала длинный, до пола, домашний халат, расписанный в черно-желтых тонах теми же рожами, что украшали стены, а поверх него сдержанно поблескивали многочисленные золотые украшения. Говорил он по-эверийски, чисто, без акцента, даже, как Зеро показалось, со столичным выговором.

— А мы вам ничего не сделали, значит, и бояться нам нечего, дженти вождь-шаман-император. — Утверждение Тики звучало наивно, но для начала разговора вполне годилось. — Мы просто прогуливались, и лишь по счастливой случайности наслаждаемся вашим гостеприимством.

— Тика, заткни пасть! — немедленно ответствовал ему вождь-шаман-император. — Шесть лет тебя не видел, и еще бы столько же не видеть.

У Тики медленно опустилась нижняя челюсть, а глаза увеличились примерно вдвое.

— Мартин Шукша, — выдавил он из себя и благоразумно умолк.

8 сентября 23ч. 42м.

— …а он отвечал за связь с вооруженными формированиями и диверсионную деятельность. Работы у него было не так уж много, Департамент применение подобных методов уже несколько лет старается свести к минимуму. Потом его назначили командиром спецподразделения на территории Сира, а майор Зекк, тогда еще премьер-капитан, был у него заместителем. А исчез он, как испарился — говорили отошел от лагеря за ближайший кустик по нужде, и нет человека. — Тика полулежал на кушетке, дымил последней своей сигарой и говорил на удивление неохотно, явно боясь сказать лишнего. — Дезертировать он не мог, схватить его так, что ни стрельбы, ни воплей, ни шорохов никто не услышал — это тоже вряд ли, он целый взвод положить мог голыми руками. И подкрасться к нему незаметно тоже невозможно было — у них, у «псов», обостренное чувство опасности. Его тогда и искать-то не стали, бегемоту понятно, что если такой человек пропал, значит, это надолго — либо так и надо, либо хоть расшибись, а толку не будет. Захочет — сам расскажет, что с ним тогда стряслось, только лучше бы не рассказывал. Чем меньше мы будем знать, тем целее будем.