"Фантастика 2023-93". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Я с отцом Нины сегодня потолкую. И, думаю, он, как начальник штаба ПрибОВО, примет меры. С взаимодействием наших танков с пехотой и артиллерией необходимо разобраться срочно. Да и с авиацией неплохо бы координацию наладить. Постараемся что-то придумать. Не получится у германцев на этот раз такой легкой прогулки, — проговорил Евгений Лебедев, внимательно выслушав сына.
Теперь, после того, что с сыном произошло, он стал относиться к нему, как к равному. Совсем не так, как раньше. Не так, как относится строгий родитель к непослушному ребенку-оболтусу. А, скорее, теперь Лебедев-старший начал относиться к сыну с неким уважением, вызванным, во-первых, тем, что он уже одну жизнь прожил и жил теперь вторую, значит, и мудрости понабрался за свои почти сто прожитых лет. А, во-вторых, само по себе большое уважение вызывало знание Александром последующих событий. И, даже, если война пойдет немного по-другому, эти его знания все равно останутся
Кроме личных и военных вопросов, Евгению Лебедеву очень хотелось подробнейшим образом расспросить сына о дальнейшем развитии страны и о действиях коммунистов, чтобы понять, что же именно, помимо военных потерь, привело СССР к развалу в 1991 году и попытаться как-нибудь предотвратить тот самый развал. Но этот разговор все откладывался, а Лебедев-старший, разумеется, понимал, что сейчас важнее не развал Советского Союза в далеком пока 1991-м предотвращать, а прямо вот сейчас предотвращать разгром, нанесенный немцами Красной армии на первом этапе страшной войны, которую потом назовут Великой Отечественной. А уже от того, насколько можно будет уменьшить тяжесть немецких ударов, зависит то, сколько погибнет в войне на этот раз лучших советских людей. Евгений Лебедев, как участник и Первой мировой, и Гражданской хорошо знал, что именно лучшие люди, самые храбрые и бескорыстные, всегда оказываются на переднем крае, первыми идут в атаку на неприятеля, поднимая своим примером других, и, потому, первыми погибают. А тыловые крысы, которые прячутся в километрах от линии фронта, потом получают награды за боевые заслуги в то самое время, когда те, кто эти заслуги на самом деле заслужил, уже погибли и лежат в земле.
Между тем, чай вскипел, женщины проснулись и пришли завтракать. На завтрак снова ели бутерброды с «Докторской» колбасой. Эта колбасная марка появилась в 1936-м и с тех пор сделалась любимым лакомством отца. И все остальные члены семьи тоже переняли такую привычку. Даже Наташа, которая раньше предпочитала на завтрак простые каши на воде, теперь, пожив у Лебедевых, с удовольствием уплетала бутерброды с «Докторской» за обе щеки.
Женщины за завтраком молчали. Они уже знали от мужей, что война с немцами не просто приближается и произойдет обязательно, но и будет неимоверно кровавой, с огромными потерями для страны. Хотя знали они уже и то, что все равно, в этой войне Советский Союз победит. Только вот, доживут ли они до победы? Этого пока никто не знал, даже Александр Евгеньевич. В прошлый раз все его родственники погибли. А в этот, может быть, повезет?
Утро 6-го июня опять не порадовало теплом. Дул промозглый северный ветер, а температура не поднималась выше девяти градусов. Хорошо еще, что дождь накануне закончился. Александр долго прождал на остановке трамвай и продрог. С целой толпой рабочих и служащих, спешащих на работу и службу, Александр с большим трудом втиснулся в подошедший трамвай, который долго полз по городским улочкам прежде, чем, наконец-то, доехал до нужной остановки рядом с Гостиным двором. Потом еще пришлось прилично идти до здания Адмиралтейства пешком.
Самый центр города не выглядел таким нарядным, блестящим и разноцветным, как в двадцать первом веке. Но и не производил впечатление запущенного. Прохожие со всех ног спешили на работу. Опаздывать было нельзя. За опоздание могли объявить строгий выговор, а то и возбудить дело о нарушении трудовой дисциплины. Машины ехали не в плотном потоке, пробок никаких нигде не было. Правда, сами машины выглядели, как парад раритетов. Были даже раритетные автобусы и, что удивительно, троллейбусы, которые ходили в городе с 1936-го года. А на перекрестках регулировщики встречались чаще, чем светофоры. Метро пока еще не имелось, его только начали строить перед войной. На Невском, который с 1918-го по 1944-й назывался «Проспектом 25-го Октября», витрины магазинов оформлены были довольно простенько, а вывески над ними не отличались изысканностью. И все равно, это был его, Александра Лебедева, любимый город.
Недалеко от входа в штаб флота возле черной «Эмки» стояли трое в гражданском и кого-то поджидали. Как видно, именно его. Детина в пальто шагнул навстречу Александру, загородил ему путь, вытащил красную книжицу и представился:
— Сержант Государственной Безопасности, оперуполномоченный контрразведки Зубилин. Пройдемте с нами, лейтенант.
Александр не успел даже пикнуть, как его зажали с боков, взяли под локти, затолкали в «Черный воронок» и два мордоворота уселись на заднее сидение по обеим сторонам. Конечно, он много был наслышан о подобном, но вот самому попадать к сотрудникам НКВД еще никогда не приходилось. Кто-то настучал. Не иначе. И тут Саша вспомнил, как начальник радиорубки эсминца делал в своем блокноте какие-то пометки. Теперь он понял, кто же был тот «дятел-стукач». Но легче на душе не
становилось. Потому что его явно везли на допрос в «Большой дом» на Литейном проспекте.Глава 19
Сразу же после встречи с корпусным комиссаром из Ленинграда Женей Лебедевым, генерал Жуков начал действовать. Сначала он очень внимательно рассмотрел привезенные Лебедевым карты и прочитал пояснения к ним. Просмотрев план «Барбаросса» и запомнив основные моменты, к себе в кабинет Георгий Константинович вызвал своего заместителя, начальника Разведывательного управления генерал-лейтенанта Филиппа Ивановича Голикова.
Это был довольно хитрый аппаратчик, хорошо поднаторевший в лавировании между главными фигурами страны. Он занимал свою должность уже почти целый год и за это время более всего преуспел в поддержке мнения товарища Сталина о провокациях, хотя рядовые разведчики постоянно сообщали и о немецких приготовлениях, и о возможных сроках войны, и, даже, о направлении предполагаемых главных ударов на Ленинград, Минск и Киев.
Филипп Голиков регулярно делал доклады, примерно раз в неделю его канцелярия готовила спецсообщения для первых лиц СССР: Сталина, Берии, Молотова, Маленкова, Тимошенко, Ворошилова, Жданова, Жукова и даже для наркома ВМФ Кузнецова. Только вот, в этих сообщениях доклады разведчиков с мест почему-то комментировались словами о возможных провокациях. Просто Голиков старался подгонять получаемую разведывательную информацию к концепции товарища Сталина. Потому на сводках о возможных сроках немецкого вторжения и подготовительных мероприятиях фашистов, Голиковым делались пометки: «информация неподтвержденная» или «не заслуживает доверия». Или даже: «слухи и донесения, в которых сообщается о неизбежности войны Германии против СССР в самое ближайшее время, нужно расценивать как дезинформацию, инспирированную разведкой Британии». Так что, Голиков, с одной стороны, вроде бы важные разведывательные сведения руководству страны предоставлял вовремя, а с другой — он же и нивелировал значение самих этих сведений. Сам же Голиков искренне разделял мнение Сталина о том, что Гитлер не начнет войну с СССР до тех пор, пока не победит Англию. Он же не дурак, этот Гитлер, чтобы на два фронта воевать?
И Георгий Константинович, разумеется, хорошо знал ту линию лизоблюдства и угодничества, которую Голиков гнул, подыгрывая Сталину в вопросе мнимых провокаций и потока, якобы, дезинформации от советских разведчиков. Потому, едва начальник разведки вошел в кабинет, Георгий Константинович встал из-за стола навстречу ему с суровым выражением на лице и, указав на разложенные на огромном столе для совещаний карты, привезенные комиссаром Лебедевым, произнес громогласно:
— Взгляни-ка, Филя, что ты со всей твоей разведкой проворонил! И за что тебе только государственные деньги платят? А проворонил ты все районы сосредоточения и всю дислокацию немцев и финнов. И все планы их ударов по нашей территории и запланированные маршруты движения их войск тоже. Мышей ты не ловишь, Голиков. А вот разведка Краснознаменного Балтийского флота смогла вскрыть немецкий план «Барбаросса» и предоставить исчерпывающую картину. И это уже не подготовка провокаций, а самая настоящая подготовка войны с планом блицкрига по трем стратегическим направлениям танковыми клиньями. И даже товарищ Сталин, увидев этот немецкий план своими глазами, больше про провокации не говорит. Наоборот, дал мне все полномочия принимать меры. И я, уж, их приму, не сомневайся!
Филипп Иванович сначала потупился и смутился, но тут же нашелся. Цепким умом аппаратчика, поднаторевшего в интригах, он мгновенно понял, что раз сам Сталин дал полномочия Жукову, то лучше не перечить, а подыгрывать начальству. Мог бы, конечно, рогом упереться и сказать, что все это тоже большая дезинформация и провокация. Но, какой смысл упираться, раз Сталин уже дал Жукову «добро»? Да и укладывалась немецкая диспозиция на этих картах в имеющиеся сведения от разведчиков. Потому Голиков кивнул и сказал спокойно:
— Так и я о том же, Георгий Константинович! Вот, только сейчас подготовил новую сводку на основании этих материалов. Мне же они тоже сегодня с Балтфлота поступили. И я не бездействую. Картина подготовки немцев к войне с нами лишь только теперь прояснилась окончательно, а я с апреля, между прочим, регулярно пишу в разведывательных сводках о том, что немцы стягивают силы к нашей западной границе. И про их разведывательные полеты над нашей территорией я докладываю постоянно. Я даже сообщал об отдельных дивизиях вермахта очень подробно. Я и численность, и состав некоторых немецких соединений указывал. Но такой полной картины не имелось у меня, конечно же. Потому и думал, что провокации немцы и разведка англичан готовят. А раз разведчики Балтийского флота сумели поработать лучше других и выявить немецкие и финские приготовления к войне со всеми подробностями, так их, значит, этих разведчиков, надо наградить. Ну и меры, соответственно, необходимо срочно принимать против немцев и их друзей.