"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
– Понятно. – Взгляд Ильи Андреевича потеплел. – Бунтовщиков, Фёдор, кто-то явно направлял. Пока главные их силы пытались штурмовать государев дворец, а другие пытались грабить Гатчино, эти повалили сюда. Злые, решительные. Шли убивать – убивать… – он сделал паузу, словно не решаясь произнести, – …«барчуков». Ну, они там ещё всякое-разное кричали. Потом-то, внутри, уже была совершенная вакханалия. Я-то как раз со взводом сверхсрочников потерну ту и очищал. Давненько не приходилось по людям стрелять, Феденька, ох давненько… не по супостату, не по басурманину какому, как в Туркестане, а по людям русским, православным, нашим! Задурили им головы, видать,
Он покачал головой, отмахнулся, словно сам себя останавливая.
– Главное, Федя, что до самих кадет они не добрались. Младших вывели, старшие отбились. А потом и семёновцы подоспели. Разогнали нападавших. Теперь следствие идёт. Так, значит, ты совсем не помнишь, когда в тебя попали?
Федя помотал головой.
– Доктор наш мне сказал, что тебя пулей из «арисаки» ранили. «Арисака» у нас зверь не то чтобы совсем редкий, но так просто не раздобудешь: или в лавке покупать, или… – он задумался, – …или с войны кто-то привёз. Могли, могли… Ну или… или… впрочем, прости, Фёдор. Главное, что всё кончилось хорошо. А вот физику надо будет нагонять, всё равно надо будет. Я тут тебе задания принёс. Правая рука работает, следовательно, писать кадет может. – Учитель улыбался. – Завтра ещё зайду. Может, вспомнишь чего, Федя.
– А зачем? Зачем, Илья Андреевич? Зачем мне вспоминать-то? Наверное, и господин подполковник, и госпожа Шульц – они-то лучше смогут рассказать! Их-то не ранило!
– Их не ранило, уберёг Господь, – кивнул Положинцев. – Расспросил я уже и Константина Сергеевича, и Ирину Ивановну. И Петра Ниткина. И кадета Нифонтова. Но никто точно так и не вспомнил, как же оно так получилось, что в тебя, Фёдор, попали.
– А почему это так важно, Илья Андреевич?
– Потому что, Феденька, вы пятеро оказались запертыми в одной из кладовых при потерне, – охотно пояснил Положинцев. – И вытащили тебя оттуда уже раненого. И я видел, когда вы туда заскакивали, – мы с другого конца галереи уже заходили. Вы заскочили, дверь закрыли, бунтовщики начали было ломиться, но тут и мы подоспели. Не сразу, но оттеснили их. И вас вывели – а ты уже в крови весь. Так и не понял я, когда ж в тебя попали. Невесть откуда рана взялась!..
– А что говорил господин подполковник? – дерзнул Федя. Ему стало очень не по себе.
– Да ничего, мол, не помню, – досадливо отмахнулся Положинцев. – Все одно и то же твердят. Ничего сказать не могут. А я тоже не могу понять – где ж я так сплоховал? Кстати, – он вдруг наклонился к Фёдору, – когда собирали оружие бунтовщиков там, в галерее, никаких «арисак» обнаружено не было. Как и гильз к ним.
– Ну, не знаю, может, убежали… – промямлил Федя.
– Может. Наверняка даже. Убежали, должно быть, – кивнул Илья Андреевич. – Ладно, кадет, заговорил я тебя. Лечись, поправляйся скорее. Зима идёт, а снежные городки не строены. Катапульты для снежных ядер не сделаны. – Учитель улыбнулся, вставая. – Всё будет хорошо, Фёдор. Вот увидишь.
Федя только и смог, что молча кивнуть.
Декабрьские дни для кого-то летели стремглав, а для кого-то, как для Феди Солонова, едва-едва ползли ленивым огородным слизнем. Его высокопревосходительство начальник корпуса и впрямь заявил, что, «кроме благодарственного молебна во избавление от бедствий, иных изменений он не допустит», и по расписанию состоятся как полугодовые испытания, так и рождественский бал.
Фёдор вставал, ходил с рукой на перевязи, что, с его точки зрения, выглядело очень мужественно. И верно: другие кадеты, даже Лев Бобровский, глядели на него с завистью. От Лизы каждый
день приходили розовые конвертики; записки были коротки, но, когда читаешь, в груди теплело. Федя старательно отвечал, ибо каждое Лизино письмо заканчивалось неизменным:«P.S. Пожалуйста, напиши мне. Про что хочешь».
Федя писал. Что отпущен из госпиталя, хотя и должен всё равно что ни день являться к доктору. Что учителя много задают, безо всяких скидок на случившееся. Что кадет Воротников опять подрался с главным силачом шестой роты и одолел, за что был, с одной стороны, «вельми прославлен», как смеялся батюшка, отец Корнилий, а с другой – поимел большие неприятности от подполковника Аристова. Что он сам, Фёдор Солонов, дочитал всего «Кракена» и теперь не знает, что случилось с кораблём после боя с «Ночной ведьмой»; повреждения всё-таки слишком тяжелы. Что сестра Вера, по словам домашних, ходит туча тучей и даже, как выболтала сестрица Надя, перестала встречаться с кузеном Валерианом.
На последнее Лиза ответила с большим энтузиазмом, написав, что кузен также пребывает в изрядной меланхолии, в университет почти не ходит, ссылаясь на упадок душевных сил, а всё больше лежит на диване при кабинете, глядя в потолок.
Ну и, конечно, Лизавета ждала бала.
Рана заживала, плечо уже почти не болело. Доктор Иван Семёнович велел заниматься лечебной физкультурой; уроки шли своим чередом. Корпус словно изо всех сил старался забыть о случившемся; и лишь запах свежей краски упорно напоминал всем и каждому, что тот жуткий день – не фата-моргана.
Две Мишени и Ирина Ивановна сделались оба какими-то одинаково тихими, без прежнего огня, словно их что-то сильно угнетало, не давая покоя. Нет, они очень старались, и уроки были по-прежнему интересны, – но Федя-то чувствовал. И Петя Ниткин тоже, и даже угрюмый Костька Нифонтов соглашался. Впрочем, угрюмым он быть перестал, наверное, через неделю после их Приключения, когда он вдруг почти налетел на Фёдора, размахивая каким-то конвертом:
– Слон! Федя! Слон, слышь, Слон!..
– Чего, чего, Кость?
– Чего! Чего! Папку из крепости перевели! В столицу! Волынский полк, представь себе!
– Здорово! – искренне обрадовался Фёдор. – Говорил же я тебе!..
– Ну да! А моё слово, Слон, твёрдо! Свечку уже поставил! И ещё поставлю!.. Спасибо и тебе, и батьке твоему! Грех искупил!..
Про грех Феде понравилось не слишком, но очень уж Костька радовался, чтобы затевать сейчас ссоры. Да и то сказать – Приключение их сблизило, они словно сделалась посвящёнными таинственного ордена, и собачиться по мелочи казалось совсем уж глупым. В общем, Фёдор решил пропустить это мимо ушей; тем более что свечку за них Костя таки поставил.
…В общем, все старательно делали вид, будто ничего не случилось. Вот совсем ничего; и можно весело готовиться к Рождеству.
Пришли морозы и пали снега. Морозы не так что нос на улицу не высунешь, а только хрустит весело под валенками. Высоки и чисты зимние небеса, сияют колючие звёзды, и невольно Фёдор думал: а какова была она, Звезда Вифлеемская? Наверное, ярка, ярче всего, что светит с тёмного небесного свода. Отец Корнилий говаривал, что иные учёные всё ищут да ищут «иль планету, иль комету», а только искать её нет смысла: был то Господень промысел, ангелы его и светили.
Гатчино едва успело принарядиться, прихорошиться после огня и крови. Разукрашенные ёлки прикрыли чёрные проплешины от пожаров, которые хозяева не успели починить или хотя б закрасить; поднялись-протянулись гирлянды фонариков; нищие собирались к храмам, в предрождественские дни всегда щедро подаяние.
Корпус тоже наряжался, огромную парадную залу освободили, мебель убрали, колонны обвивали разноцветные бумажные цепи с вырезными звёздочками, флажки выстраивались длинными вереницами, и каждая была приветствием-поздравлением: «Счастливого Рождества!»