"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Многие крестьяне и по такой цене зерно продавали – деваться-то некуда, если деньги нужны. Но денег-то хотелось получить побольше, а работать, понятное дело, при этом поменьше – и потому призывы потерявших возможность пограбить односельчан кулаков и утративших источник "безбедного существования" бывших помещиков среди мужиков нашли широкий отклик.
Ну как нашли… Слава Петрашкевич ко мне буквально прилетел с перекошенной физиономией:
– Саша, ну что ты сидишь с такой довольной мордой будто нашел чашу Грааля?
– Господин Струмилло-Петрашкевич, не соизволите ли пояснить, чем вам морда моего лица не нравится? Радуюсь я изрядному убытку второй беды государства нашего Российского, вот как раз отчет за первое полугодие пришел…
– Какая вторая беда? Крестьянские бунты того и гляди начнутся,
– Ну и что?
– Господин канцлер, ты что, в России новую войну собираешься устроить? Если я верно помню, ты на Японскую меньше потратил – ну, если в своих отчетах самому себе не наврал. Но дело не в том. Запрет внешней торговли зерном оставил без рынка сбыта большую часть крестьян, а тем самым – обрушил рынок для текстильщиков, ремесленников разных: у крестьянина просто денег нет чтобы покупать такие товары! Ну ладно, я понимаю про пользу госмонополии – относительную, конечно, но тем не менее. Но ведь можно просто увеличить закупочную цену, хотя бы до сорока, даже тридцати пяти копеек за пуд!
– Слава, ты у нас больше экономист или все же в основном марксист?
– А что?
– А то, что если экономист, то объясни мне: зачем я буду платить за зерно больше чем сейчас?
– Чтобы у крестьян не появлялся повод бунтовать…
– Я спрашиваю не для чего, а зачем. Мне мои колхозы уже обеспечивают достаточное количество зерна, причем именно по пятнадцати рублей за тонну. Еще я получаю полстолька в качестве налога поземельного, то есть, считай, вовсе бесплатно. Мне просто не нужно больше зерна, так зачем я буду увеличивать цену?
– Тогда я марксист. Цену на зерно необходимо поднять чтобы обеспечить трудовому народу…
– Ну если марксист, то ответь на такой вопрос: чем отличается социализм от капитализма?
– Ты первый начал… При социализме собственность на средства производства общественная, всенародная, а при капитализме…
– Достаточно. Ты дурак: при социализме каждый получает по труду, и это главное отличие.
– И я про то же: крестьяне на пашне корячатся как…
– Еще раз: имеется в виду все же по результату труда, а не по тому, как сильно мужик потеет, корячась на пашне. Результат же таков: расходы на выращивание зерна в государстве составляют пятнадцать рублей за тонну – и это и есть "общественно необходимые затраты". Просто потому, что государству вообще нет необходимости покупать зерна больше, разве что в запас – но у нас уже и запас на три года имеется. Я тебе больше скажу: следующие пять лет эти затраты ежегодно будут сокращаться на рубль в год, хотя бы потому что осенью заработают тракторные заводы в Кургане и Вологде, и можно будет заменить слабенькие колесные трактора на мощные гусеничные, да и число их вырастет. Так что смысла увеличивать цену я не вижу.
– То есть ты готов выкинуть пятьдесят миллионов на войну с народом, но не…
– Ты дважды дурак. С народом никто воевать не будет. Бунтовщиков слегка попинают сапогами по ребрам, дадут год исправительных работ… может, самых борзых сошлют куда подальше. Трудиться им никто не запретит, пусть трудятся дальше. Ты пойми: мы строим социалистическое государство, и уступки буржуазным элементам недопустимы.
– Ты строишь социализм?!
– Мы строим, а ты, кстати – причем лично ты, заметь – являешься главным архитектором этого строительства.
– Чего-то я не заметил…
– Ничего удивительного. Вот девочки из секретариата моего заметили, говорят, что все знают что мы социализм строим. Однако они молоденькие, глупые – ошибаются. Не все знают, ты, например, не знаешь. А не знаешь просто потому что не понимаешь что такое – этот самый социализм!
– Я не знаю?!
– Конечно не знаешь. Ты же марксист, а ваш идеолог само слово опошлил!
– Маркс?
– Энгельс. Вместе с бородатым евреем он – обрати внимание, за деньги английских и американских банкиров – провозгласил, что-де социализм – это первая стадия коммунизма.
– И что не так?
– Идеологический спор оставим на потом, время дорого. А вкратце – при социализме каждый получает по результатам труда. Но государство обеспечивает некоторые, назовем это социальные гарантии, для тех, кто работать
не может. Дети – их государство обучает. Старики – их государство за прошлый труд кормит, обувает, одевает. Ну а человеку работоспособному предоставляет право либо работать – на условиях социалистического государства работать, либо идти в задницу.– То есть социализм – это кабала у государства, так что ли?
– Ты трижды дурак. Мужик в одиночку – непроизводителен, он себя не может прокормить. Мужик в колхозе – что доказывает моя практика – в состоянии прокормить и себя, и два десятка рабочих. Государство сейчас предлагает мужикам выбор: переходить на новый, эффективный способ земледелия или подаваться в рабочие. Последнее – пока ограниченно, но это ты виноват.
– А я-то тут причем?
– Лет через пять школы каждый год будут выпускать по три-три с половиной миллиона образованных людей. Из них три миллиона должны будут перейти в рабочие, так как крестьян нужно одного на десять рабочих. И твоя задача – обеспечить их рабочими местами. Заводами, фабриками. Это, про самым скромным прикидкам – тысяч пять заводов и фабрик в год. С учетом выходных и праздников – по шестнадцать в день. У тебя рабочий день сколько, восемь часов? Ты сейчас час сотрясал воздух, то есть не создал две фабрики. Оставил без работы тысячу людей. Да ты вообще саботажник! Ладно, иди работай, и не забивай себе голову тем, чем должны заниматься специально обученные люди.
– Иду уже… кстати, что ты там сказал про вторую беду?
Со второй бедой все стало хуже. В смысле, с дорогами лучше, причем с любыми. И в первую очередь с железными. Бетонные шпалы позволили гонять тяжелые поезда с высокой скоростью, но почему-то они служили даже меньше, чем деревянные – раньше. А теперь…
Когда Федя Чернов придумал, как сделать бетон прочнее, я, конечно же, предложил этот "более прочный" и в производстве шпал использовать, благо железорудные обогатительные фабрики тонкомолотого кварца давали в изобилии. А когда соответствующие инженеры сказали, что "прочнее-то он становится на сжатие, а шпалы…" я, вспомнив Останкинскую башню и термин "напряженный бетон", выдал им свою интерпретацию концепции. Товарищи задумались, попробовали…
Теперь сразу три очень недешевых завода делали шпалы именно из такого "напряженного бетона". Недешевых хотя бы потому, что каждая шпала в очень хитрой форме, снабженной непростым устройством для натяжения арматуры, выдерживалась почти две недели, так что форм этих потребовалось несколько тысяч… примерно по двадцать тысяч на каждый завод, ведь на километр пути нужно под две тысячи шпал, ну, хотя бы под полторы – а в моих планах стояло строительство до десяти тысяч километров дорог в год, причем большей частью двухпутных… Поэтому был еще выстроен отдельный завод, который эти формы для шпал массово делал. Тем не менее два миллиона шпал в год по новой технологии уже выпускалось, и "вторая беда" постепенно уходила в прошлое – а через год скорость этого "ухода" должна была удвоиться. Но это дороги железные, а что касается обычных…
Как очень верно написал в своей книжке нынешний министр сельского хозяйства Энгельгардт Александр Платонович, русский мужик ленив, жаден и глуп. Причем жаден больше чем ленив, а по глупости… Нет, это он просто слишком жаден. И в особенности падок на дармовщинку. Как любила говорить бабушка, это сладкое слово – халява! Мужики готовы бывают горы свернуть, лишь бы до дармовщинки дотянуться…
А я тут в деревнях школы строил… Ирина Владимировна – моя классная – любила внушать (не мне, а двум девчонкам, в пединститут собиравшимся), что школа – это не столько предприятие по раздаче знаний, сколько социальный институт. Причем как для учеников, так и для их родителей. Ну, не знаю… хотя бабушка рассказывала, что "в ее время" авторитет учителя был практически непререкаем, в том числе и среди родителей. А во времена нынешние тоже авторитет учителей был довольно высок. В городах – поменьше, распространялся он лишь на семьи учащихся в основном, а в деревнях учитель сейчас занимал позицию "пониже Бога, повыше попа". И, понятное дело, деревня со школой считалась куда как более солидней даже, чем село с церковью. Забавно: в любой деревне учитель был сытно кормим мужиками, хотя те же мужики детей своих в школах обычно больше года не держали…