"Фантастика 2024-148". Компиляция. Книги 1-16

Ага, я-то заметил, что Дуррути меня узнал. Но пока на контакт не идёт.

— Очень может быть. — буркнул и отвернулся к своим товарищам. Ладно, я человек терпеливый. Скорее всего, на поезде смогу с ним переговорить. А если нет — то придется идти на контакт в Барселоне. Куда я денусь. Моя проблема в том, что у анархистов нет единого руководящего центра. Объединения есть, но при этом не только каждая организация, а каждый индивидуальный анархист никому не подчиняется, они объединяются хаотично, добровольно. В этом их слабость, в этом же и их сила.

Когда мы покинули Австрию, я выбрался в тамбур вагона покурить. Тут нарисовался и Дуррути.

— Ну что, руссо, пойдем к нам в купе, поговорим? Или ты боишься?

— Если бы меня звали кардинал Сольдевилла, то боялся бы, а так кого мне опасаться?

— Ха, значит ты, руссо, меня опознал. Не бойся, не обижу. Идём.

Мы пошли в соседний вагон, в котором группа из трех анархистов заняла целое купе. Так что разместился там с комфортом.

— Что хотел сказать, руссо?

— Микаэль Рингауэр. Гражданин Веймарской республики. Но ты меня правильно вспомнил, Буэнавентура.

— Рафаэль Сантис к вашим услугам, господин Рингауэр.

— Ну вот и познакомились. Теперь о деле. Я думаю, вы были в Штутгарте, когда там случилось нападение нацистов. Это правда?

— Предположим.

— Я знаю ваш характер, сеньор Сантис, думаю, вы очень захотите отомстить виновным в этом нападении.

— Предположим. И что?

— Вы поможете мне, я помогу вам.

— В каком плане?

— Я точно знаю, кто стоит за этим нападением. И это не Геринг и руководство НСДАП.

— Вот как?

Дуррути задумался.

— Знаете, Микаэль, я не доверяю коммунистам. Вообще. Но если мы можем быть друг другу полезны… Нам надо подумать и посоветоваться.

— Хорошо, Рафаэль, я еду в купе один. Когда что-то решите, я буду ждать вас.

Через час один из самых известных испанских анархистов появился в моем купе. Я как раз пил чай. Когда Хосе сел напротив меня, я подсунул ему стакан чая и печенье, которое вёз из Вены. Что делать, на вокзале попробовал эти похожие на рогалики маленькие печенюшки и не удержался, набрал себе в дорогу.

— Угощайтесь, Рафаэль.

— Благодарю, что вы хотели от меня и моих товарищей?

— Веймарская республика не устоит без помощи всех неравнодушных сил. У меня есть полномочия на формирование в Испании интербригад, которые отправятся в Германию и дадут прикурить Гинденбургу.

— Вот как? Анархисты не против надрать задницы офицерью, вот только с оружием…

— Оружием снабдит СССР.

— И как мы попадем в Германию.

— Прорабатывается маршрут через Францию.

— Они пропустят тысячи вооруженных людей? Если договоритесь про проезд наших ребят через Францию — мы в деле. Моя группа точно. За остальных сказать не могу, но поговорим с ребятами.

— Меня устроит такой расклад.

— И что скажете по моему вопросу?

— Скажу, что Геринг, который сейчас первое лицо в НСДАП отказал Гинденбургу в поддержке и тем более не захотел участвовать в провокации, которую ему предложили провести. Но вот среди руководителей СА нашлась паршивая овца. После гибели Гитлера в его партии наметился раскол. Нападение организовал помощник Рёма Карл Эрнст.

— Вот как…

— Только, думаю, вы его не найдёте. Скорее всего, его уже убрал тот, кто на самом деле организовал эту бучу.

— Почему вы так считаете, Микаэль? — Дуррути выглядел весьма озадаченным.

— Карл Эрнст исполнитель. У него ни на грош фантазии и ноль инициативы. Но его кто-то крепко держал за яйца. И этот кто-то… полковник Николаи. Официально у Гинденбурга разведки нет. Николаи тихо-мирно сидит на пенсии. Но такая комбинация как раз в его стиле.

— Это всего лишь подозрения…

— У нас есть человек в окружении Гинденбурга. Это проверенные данные. Сын Гинденбурга в сентябре встречался с полковником Николаи и они договорились. Полковник живёт вот тут.

Я черкнул адрес.

— И учтите, то, что дом не охраняется — это только видимость. Этот паук всё ещё очень и очень опасен, и очень-очень осторожен.

Мой собеседник сверкнул ослепительной улыбкой.

— Мы тоже не лыком шиты [79] , господин Микаэль.

Глава двадцать пятая

Свободный город Данциг

3–4 декабря 1933 года

Воскресный день третьего декабря начался хмурым утром, грозившим разразиться дождём или снегом. Хотя и снег пополам с дождём тоже был более чем вероятен. Макс фон Рейтерн реагировал на эту погоду самым неприятным образом: со вчерашнего вечера ныли старые раны, полученные в годы Мировой войны, а их было немало. Две контузии, три тяжелых ранения, последнее из которых привело к тому, что правую ногу ему отняли почти по колено. Барону Рейтерну исполнилось пятьдесят четыре года. Он закончил войну майором, был награжден дважды — и оба креста получил в окопах, в штабах не отирался. Он был неплохим командиром, но от его полка под конец войны в живых сталось не более полутора сотен человек. Это если не считать примерно такого же количества инвалидов, подобных ему. Мировая война жестоко прошлась по семье фон Рейтернов. Его единственный сын погиб на Западном фронте в свои девятнадцать лет, провоевал всего две недели, как его подразделение попало под газовую атаку. Жена и обе дочери барона погибли уже после войны. Поместье Рейтернов оказалось на тех землях, которые отошли Польше. И они не успели перебраться в Германию. Благодарные польские соседи навестили поместье и помогли его любимым женщинам переселиться на тот свет. Макс остался один как перст. Единственной вещью, которая осталась ему от прошлой жизни оказался охотничий штуцер с оптическим прицелом, который ему присобачил на фронте полковой умелец, мастер-оружейник Дитмар Ноймар из Лейпцига. Майор оказался очень неплохим стрелком, когда у него была возможность, он устраивал охоту на англичан, против которых действовал его полк. Сорок шесть подтвержденных исполненных целей. При этом у майора был свой кодекс — он выбивал исключительно офицеров и снайперов противника. Простых солдат никогда на охоте не трогал. А вот вражеских бекасников уничтожал с особым удовольствием — из на его счету было больше половины — двадцать семь! После войны и потери семьи Макс остался фактически без средств к существованию. Правда, помогли боевые товарищи. Устроили бухгалтером в небольшую конторку, оформлявшую отправление грузов через порт. Из-за своего скрупулезного и въедливого характера оказался на нужном месте. Заработок был небольшой, но позволял оплатить неплохую съемную квартиру, пусть и не в самом центре города.

79

Он применил другую поговорку, но ближе всего по смыслу ее значение можно было передать именно таким образом.

Да и на пропитание хватало, хотя и в притирку. От курения сигар отказался, перейдя на дешевые папиросы, совсем бросить курить даже не думал. А вот покупка одежды была уже проблемным мероприятием и приходилось тщательно взвешивать, в чем себе отказать, чтобы прикупить что-то крайне необходимое.

Макс вышел на балкон, привычно закурил, глубоким вдохом втянул в легкие ароматный дым, от которого сразу же стало першить горло. Чёрт возьми, опять этот горлодёр придётся покупать, на хорошие папиросы просто нет денег. С этими грустными мыслями он поставил на плитку чайник, кофе заваривал исключительно горячей водой, при этом постепенно доливая в джезву два раза воду, чтобы пенка, как минимум, трижды поднималась и опускалась — так кофе отдавало весь свой вкус и аромат. Раньше Хелен сама готовила мужу этот напиток, но увы… Вспомнив жену, Макс почему-то решил отложить кофепитие, встал у небольшой иконы и несколько минут помолился. Прочитав необходимый набор молитв, почувствовал облегчение. И только потом взял уже почти остывший кофе, подумал, выплеснул его в раковину и поставил новую порцию. Да, как-то утро совсем не задалось. Посмотрел на настенные часы — показывали половину десятого. С чашкой кофе застыл у окна, всматриваясь в небесную серую хмарь, закрывшую город.

И тут чуткий слух военного услышал какой-то слишком знакомый звук, напоминающий барабанную дробь. Неужели где-то стреляют? Выйти на балкон? Ну уж нет, если что-то происходит, лучше понаблюдать за этим с укрытия. Из окна открывался хороший вид на улицу. А вот и патруль — десяток возбужденных патрульных неслись в сторону железнодорожного вокзала, под началом офицера, размахивающего пистолетом. Надо заметить, что полицейские части в городе состояли из немцев, по большей части, ветеранов Мировой войны (тогда ведь никто еще не знал, что это была Первая мировая война). А через каких-то десять минут выстрелы раздались совершенно отчетливо и именно от железнодорожной станции. А еще через несколько минут зубы Макса чуть не раскрошились от злости — по улице пронеслась группа всадников, на пике одного из них он заметил красно-белый флажок. Да и форма не оставляла никаких сомнений — это были польские уланы. Барон поморщился — дешевый протез причинял массу неудобств, но сейчас ему было не до терзаний боли — он постарался настроить радио на местную волну. Но из динамика раздавался какой-то дикий треск и шипение, что-то пытался пробубунить диктор, но расслышать и слова было невозможно. Еще минут через сорок фон Рейтерн увидел броневик, который медленно полз посередине улицы, за ним осторожно передвигались солдаты в ненавистных конфедератках.

^{(польская конница на улицах Данцига)}

Радио заработала в два часа по полудни. Взволнованный голос диктора сообщил, что согласно приказа верховного главнокомандующего и для предотвращения беспорядков армия Польши берет город под свой контроль. Гражданам вольного города Данцига предлагалось оставаться на своих местах и выполнять указания новых властей. Дальше заиграла бравурная музыка — гимн новых хозяев города. Барон добрался до своего бара и налил в рюмку французского коньяка — остатки былой роскоши. Пил он мало, но сейчас понимал, что ему просто необходимо чем-то залить этот ужас. Проклятые пшеки снова его достали, на этот раз тут, в Данциге. Проклятье! И что ему теперь делать? Конечно же, завтра на работу не надо будет идти. Значит сегодня есть возможность хорошо так выпить. Этим он и занялся. Закусывать не стал. Коньяк закончился на удивление быстро, зато нашлась еще бутылка дешевого шнапса. А на утро понедельника сушило во рту и хотелось очень сильно пить. И голова раскалывалась. Почти ледяной душ снял головную боль. Макс выглянул на улицу. На противоположной стороне улицы натягивали большие полотна с цветами польского знамени. Макс немного подумал, прикинул, для чего могли этим украшательством заниматься, в это время в его квартиру стали стучаться. Не обращая внимания на стук, он тяжелым шагом прошёл на кухню и достал из неприкосновенного запаса хорошую кубинскую сигару. Единственную. Всё, что у него осталось от былой роскоши. Дверь не выламывали. Стук быстро прекратился. Он услышал, как стали ломиться к соседям. Впрочем, это мало его волновало. Ушли? Да, точно, он на всякий случай подошел к двери. Соседи тоже не открывали. И правильно сделали. Шаги удалились. Хорошо. Макс вернулся в комнату и вытащил свой охотничий девайс. Погладил аккуратное ложе, собрал штуцер, достал оптический прицел, установил его. Посмотрел свои запасы — у него было всего пять патронов. Впрочем, вполне достаточно. Аккуратно из-за занавески осмотрел улицу, там носились паны, осматривали дома, на тротуарах появилось оцепление — солдаты, конечно же, никакой местной полиции. Посмотрел на часы. Полдень. Примерно через пятнадцать минут движение на улице прекратилось. А еще через две-три минуты, показавшиеся ему вечностью, от вокзала показалась колонна польской конницы, идущая торжественным маршем. Впереди на белом коне ехал человек в маршальском мундире, его сопровождала свита, за ней знаменосцы с польскими флагами, а затем по четыре в ряд двигались всадники с обнаженными саблями. Угол был не самым удачным. Пришлось подождать, пока колонна проедет под его окнами, когда же проехали первые ряды, барон аккуратно приоткрыл окно, чуть отошёл вглубь комнаты и тщательно прицелился. Первый же выстрел разнёс едущему первым всаднику череп. Привычно быстро вставил новый патрон, поймал в прицел еще одну фигуру в генеральском мундире, выстрелил, фигуру снесло с лошади, на улице поднялась паника. Он быстро перешел к окну на кухне, открыл его и сделал подряд еще три выстрела, совершенно спокойно, как делал это на фронте, вылавливая в прицел фигурки ненавистных лимонников.