"Фантастика 2024-148". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
После завода Вилли помчался в порт, где находилось несколько миноносцев и вспомогательных кораблей рейхсмарине. Корабли проходили ремонт на верфи «Унион», которую в прошлом году выкупила фирма «Шихау». Сюда сослали самые ненадежные экипажи, таким образом, среди матросов большую часть составляли сторонники анархистов и коммунистов. Понимая, что в море выводить некого, Леов предложил морякам составить бригаду морской пехоты. Это предложение матросами было горячо поддержано. На удивление, офицерский состав тоже полностью поддержал предложение правительства и возглавил отряды формирующегося соединения. На радость Вилли, на складах «Униона» нашелся и разоруженный бронепоезд «Кайзер Вильгельм Первый». Его переименовали в «Кенигсберг», а установить снятые орудия, которые числились за морским ведомством и хранились на складах того же «Униона» оказалось делом одного дня! 6-я армия обзаводилась собственными кусачими зубами!
Ранним утром семнадцатого бригада морской пехоты отправилась в район боевых действий. Восемнадцатого, преодолев сопротивление пограничных заслонов и небольших гарнизонов южных городков, клинья наступающего Войска Польского сошлись в боях с немецким заслоном из полицейских и военных гарнизона Кёнигсберга у Алленштайна и Лётзена. В авангарде наступающей армии шли кавалерийские части, наткнувшиеся на подготовленную оборону с пулеметными гнездами и линиями окопов. Правда, колючей
Правда, самоуверенность польских генералов сбили довольно быстро, и они взялись за дело всерьез. Провели разведку, подтянули отставшую артиллерию, подогнали бронетехнику и начали наступление по всем правилам военного искусства. Правда, почему-то польские военные на этом направлении практически не использовали авиацию, только несколько легких самолетов произвели разведку более-менее замаскированных позиций немецких частей. Девятнадцатого утром после шестой атаки польской пехоты немецкие отряды, весьма поредевшие, начали отход к Алленштайну. Было принято решение зацепиться за окраины города и принять бой там. Жители организовано покинули этот немаленький город, их железнодорожными путями вывозили в Кенигсберг. Из-за забитых поездами с беженцами путей подмога чуть не опоздала. Но когда все-таки подошел бронепоезд «Берлин», вооруженный 2-мя 105-мм гаубицами 10.5 cm Feldhaubitze 98/09 и 4-мя 75 мм горными пушками 7,5 см GebK 15 (в девичестве Skoda 7,5 см Gebirgskanone M. 15), всё резко изменилось. Гаубица была чисто немецкой разработкой, точнее, глубокой модификацией полевой гаубицы 1898 года, довольно удачной. В своё время ее установили в поворотные башни, по одной такой гаубице стояло в носовой и кормовой частях бронепоезда. На двух бронированных платформах располагались четыре полевых пушки, вот они были австрийского (точнее, чешского) производства, но это орудие получилось настолько удачным, что активно применялось союзниками (Германией, Австро-Венгрией и Турцией) в ходе Мировой войны. Появление этой подвижной батареи (как и эшелона с двумя батальонами морской пехоты оказалось большим сюрпризом для панства: шквальный артиллерийский огонь плюс контратака матросов, пошедших сразу в рукопашную оказалось той соломинкой, которую гордые поляки не смогли переварить, мужественно панство бросилось наутёк. И только отсутствие кавалерии не позволило немцам полностью вырезать польскую пехотную дивизию, нацеленную на Алленштайн. Командир дивизии, полковник Зигмунт Богуш-Шишко был ранен и попал в плен. Временно на этом участке фронта насупило затишье.
Намного серьезнее была обстановка в районе Лётзена. Не смотря на отчаянное сопротивление немцев, польские войска смогли сбить их с позиций и к утру девятнадцатого заняли город и двинулись в сторону Растенбурга, преодолевая сопротивление отступающих частей 6-й немецкой армии. Правда, у этого города их ожидал сюрприз — местные жители выкопали несколько линий траншей, многие горожане вступили в ополчение, получили оружие и заняли позиции, кроме того, в город пришёл блиндированный бронепоезд, срочно изготовленный в Кенигсберге: всего-то два 75-мм горных орудия и полтора десятков пулеметов, но это позволило остановить продвижение войска польского, а подход матросов-республиканцев и сводного полка полиции Кенигсберга позволили создать более-менее приличную оборону, об которую разбились все попытки пшеков захватить этот важный шверпункт обороны противника. Не удался и обходной маневр — полк польских улан при поддержке трех броневиков попал в огневую засаду и был сильно прорежен пулеметным огнём.
Двадцать второго числа Вилли Леов получил фактически диктаторские полномочия. При этом временно разногласия между центристами и левыми были забыты: главным делом стало отбиться от вторжения Польши. О незавидной участи немецкого населения в случае победы пшеков никто не сомневался — методы, которыми проводилась «полонизация» доставшихся панству областей Украины, Белоруссии и Германии знали все. И насильственное выселение было самым мягким случаем, намного чаще поляки не стеснялись применять силу самым варварским образом. Утром двадцать третьего февраля в Кенигсберг вступили части РККА: две стрелковые дивизии Западного военного округа. Кавалерийская и танковая бригады, с приданной артиллерией. На гражданском аэродроме приземлились самолеты, большая часть летчиков имели боевой опыт, полученный в боях в Китае и Маньчжурии. Операцией руководил Жан Францевич Зомберг, один из краскомов Западного военного округа, проходивший стажировку в Германии. Всей операцией руководил командующий Западным военным округом Уборевич. Иероним Петрович к этому времени растерял расположение Сталина: не справился с механизацией РККА, поэтому был убран из высшего руководства армии, правда, после прохождения обучения в Германии, стал командовать важнейшим округом. Ему не хватало образования, и не только военного. Были у него успехи, были и поражения. Близость к Фрунзе и Тухачевскому одно время позволяла держаться на плаву. Как и его отказ поддержать переворот, который задумывался группой Тухачевского-Енукидзе (причём главным там был Енукидзе). Более того, Уборевич «сдал» заговорщиков, что позволило вовремя ликвидировать опасность. И вот теперь, согласно Договору о дружбе и взаимопомощи между Веймарской республикой и Советским Союзом войска РККА через Литву прошли на территорию Восточной Пруссии. Европейская война набирала обороты.
Глава пятнадцатая
Операция «Зигфрид»
Берлин
Февраль-март 1934 года
Пятнадцатое февраля я встретил в клинике во Фридрихсхайне. Это одна из самых известных больниц в Берлине, расположенная в одноименном районе, сейчас она находилась под управлением муниципальных властей. Тут был открыт первый в мире рентгенкабинет, а врачебный персонал считался чуть ли не образцовым. И сюда попала Лина Одена после своего ранения. Как это получилось? Я пребывал в растерянности и ярости — одновременно. Ведь у меня было достаточно полномочий, и Лина занималась контролем поставок промышленного оборудования на склады Ростока. И вот, оказалось, что руководство Коминтерна решило всё по-своему. Лина получила приказ войти в состав диверсионной группы, которой следовало устроить покушение на младшего Гинденбурга. Появилась информация, что резко ухудшилось здоровье старого маршала. По данным разведки, рак добивал жизненные силы Пауля фон Гинденбурга. В этой обстановке было решено провести 11 марта его коронацию императорской короной и назначить Оскара (сына) его официальным наследником.
При этом велись переговоры с Герингом и лидерами нацистской партии о присоединении их к новой империи. При этом Герингу обещали пост рейхсканцлера. Появление на фронте против красных еще и коричневых было бы катастрофой — уже никакая помощь Советского Союза кроме прямого вмешательства не могла бы помочь. И вот в умах коминтерновских деятелей возник план убийства Оскара. В таком случае не будет смысла провозглашать маршала императором — без наследника империя не может существовать. В общем, в эту группу вошла и Лина. Попытка покушения оказалась неудачной: охраняли Оскара ничуть не хуже, чем отца. Группа была раскрыта еще до начала операции. И только небольшой части удалось уйти. Лина Лину ранили при переходе линии фронта (если этот слоённый пирог? можно было так назвать). Но товарищи её не бросили, сумели дотащить до своих. Из пятнадцати диверсантов вернулись трое. Один из самых серьезных провалов Коминтерна, тем более что он сыграл против нас: центристы и многие социал-демократы, поддерживающие правительство Отто Брауна, были недовольны такой самодеятельностью коммунистического интернационала, стали сомневаться в его способности контролировать ситуацию.Я же смотрел на осунувшееся лицо Лины — она потеряла много крови и ее состояние врачи оценивали как стабильно тяжелое. Поражала бледность с какой-то синевой, правда, увидев меня, она попыталась улыбнуться, но получилось у не это откровенно плохо.
— Ничего не говори! Тебе нельзя напрягаться! Выздоравливай, а я пока что побуду рядом.
Я видел, что Лина хочет что-то сказать, а в глазах ее появились слёзы. Но этого тоже надо было постараться как-то избежать. Я просидел у ее постели два часа, потом меня выгнали — пришли врачи и смотреть на раны девушки мне не хотелось, да и никто бы не этого не разрешил. Оказывается, еще ночью ее прооперировали, извлекли пулю, теперь все надежды были на то, что ее молодой крепкий организм справится. Через час ко мне вышел врач и сообщил. что Лине сделали переливание крови, ее состояние остается стабильным и это хорошо.
Я отправил в Москву очередную статью. Мне из «Правды» просили делать это более регулярно — читателей очень волновали события в Германии, которые многими воспринимались как начало мировой революции. Наивные люди. Тем не менее, я старался честно описывать всё происходящее. Потом прочитал, что кто-то написал об изменении стиля Кольцова — более жесткого, менее красочного, но очень точного и логичного изложения событий. К сожалению, Миша во мне больше не отзывался, и я писал, частично подражая его стилю, но чисто по памяти, как говориться, руки помнили. Но вот модель изложения была всё-таки ближе к моему времени.
В общем. вступление в войну Польши я проспал — был мертвецки уставшим после проведенной ночи у постели любимой. Но меня подняли, рассказали последние новости. И что теперь оставалось делать? Снова сел за работу — спал всего три часа. Но статью с осуждением польских панов-империалистов написал и срочно отправил в «Правду». Называлась она «Германия в опасности!» и была напечатана самым срочным образом, как только оказалась на столе в редакции.
А ситуация на фронте в Германии разворачивалась самым неблагоприятным для красных образом. Полковник Рудольф Рамштайн (он же краском Георгий Константинович Жуков) возглавлял наступление на Дрезден. Операция была откровенной импровизацией, но оберст Руди проявил чудеса изворотливости и сумел создать более-менее боеспособную группировку, которая и повела наступление на этот важнейший город. Я побывал на фронте под Дрезденом, говорил с бойцами и командирами. Настроение у всех было приподнятое и боевое. Не смотря на недостаточное количество артиллерии и боеприпасов сначала наступление развивалось более-менее успешно. Но вот на ближних подступах к городу наступающие части столкнулись с офицерскими батальонами, составленными из ветеранов Мировой. А эти ребята в обороне оказались красногвардейцам не по зубам. Мобильных частей (конницы и бронетехники) у Жукова фактически не было. Возможностей для манёвров тоже. Наступление выдохлось, полковник Рамштайн проводил перегруппировку и накапливал боеприпасы и резервы.
Вот только вторжение Польши заставило эти резервы у него отобрать — фронт в Силезии поглощал человеческие ресурсы со страшной силой! И если демонстрацию, которую проводила армия «Познань» удалось быстро купировать, продвижение пшеков получилось не более 5–6 километров вглубь от границы, то ситуация в Силезии была очень сложной: армия Краков — самая мощная уверенно прорвала оборону в приграничье и шла к Опельну, захватив крупный город Глевиц. Армия Лодзь двигалась на Бреслау, но была остановлена при помощи срочно переброшенных резервов. А вот оборона Опельна становилась важнейшим пунктом противостояния в Силезии. И туда направился с последними резервами полковник Макс Качински (он же Рокоссовский). Одна из основных проблем республиканской армии была в том, что почти что весь офицерский корпус Германии был на стороне Гинденбурга и Геринга. Должности командиров занимали командированные «военспецы» из СССР и сотрудники Коминтерна, имеющие военную подготовку (таких там было более чем достаточно). Но они не были немцами и особого доверия у ополченцев не вызывали. Сложилась ситуация, напоминающая Гражданскую войну в СССР, когда военные специалисты из царских офицеров и генералов не вызывали доверия со стороны красноармейцев. Поэтому тут, в Веймарской республике, по инициативе коммунистов, введен институт военных комиссаров-представителей правительства, которые находились в частях для идеологической работы с войсками. И всё равно — дефицит кадров оказался самым что ни на есть существенным фактором, который очевидно мешал республиканской армии одерживать победы. Если обороняться еще как-то получалось, то проводить наступательные операции — не выходило от слова совсем. А войну в обороне не выиграть, тем более гражданскую.
В конце февраля Лина начала поправляться, хотя была еще очень слаба. В это время врач сообщил мне, что после проведенной операции она уже не сможет иметь детей. Меня это расстроило, Лину — тем более. Но для неё общественное было намного важнее личного. Я это знал. Конечно же, переживал. Просто какой-то злой рок висел над Михаилом Кольцовым — он не оставил после себя детей в ТОЙ моей реальности, видимо, не судьба было ему обзавестись потомством и в этой реальности. Не захотело время прогибаться передо мной настолько, чтобы смог оставить след на земле. Оставался только выход взять и усыновить кого-нибудь, вот только не дай Бог, чтобы этот мальчик повторил судьбу Губерта Лосте, которого в МОЕЙ реальности привезли в СССР Кольцов и Остен. Михаил ребенком не слишком-то занимался, он стал героем документальной книги Марии Остен «Губерт в стране чудес», а после ареста Кольцова (а позже и его жены) судьбой мальчика очень аккуратно опекался Борис Ефимов, младший брат Кольцова. Но в ЭТОЙ реальности Мария Остен уже погибла, а я не собирался ломать жизнь какого-то ребенка ради политического пиара. Только тогда, когда буду уверен в своём будущем, подниму с Линой этот вопрос. Моя любимая несколько раз пыталась объяснить мне, что нам надо расстаться, но понимания в этом вопросе не встретила. «Мы с тобой до конца наших дней» — сообщил я ей, может быть несколько пафосно, но это уж как есть. Как ни странно, но она меня поняла и больше ни разу в нашей жизни этот вопрос не поднимался.