"Фантастика 2024-148". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Но было и вторая, скрытая часть, намного более важная, именно на съезде оппозиция, реальная, троцкистская, намеревалась дать бой товарищу Сталину и добиться его отставки. Обстановка перед съездом накалялась. Ходили слухи о том, что было предотвращено покушение на товарища Кирова. Правда, это были только слухи, никто ничего толком не говорил, но всё-таки, дыма без огня не бывает. Пятого утром в аварию попал автомобиль Лакобы, друга и доверенного человека Сталина. Сам Нестор выжил, а вот его жена находилась в тяжелом состоянии в больнице, и врачи за ее жизнь борьбу проигрывали. Была эта авария случайностью? Навряд ли. Очень надо было, чтобы у вождя на съезде не было поддержки силовиков. Мне почему-то так показалось. Да, я знал чуть-чуть больше, чем другие, но только чуть-чуть. После проведенной мной ликвидации Троцкого, я был втянут в игру с оппозицией, готовившей
58
См. Книги «Мы, Мигель Мартинес» и «Мы, Мигель Мартинес. Объективная реальность»
59
См. «Мы, Мигель Мартинес. Объективная реальность»
Впрочем, на жизнь мне хватало. И еще, как только приехал, оформил развод. Давать его мне Лизка Ратманова не хотела. Но тут пришлось подключить связи, так что делить нам было нечего, через решение суда удалось всё это провернуть и весьма энергично, так что на съезд я приехал холостым человеком.
Как оказалось, я всё-таки появился рановато. Делегаты и приглашенные товарищи только-только начали втягиваться в здание театра, толкаться в этой шумной толпе мне не хотелось. Тем более, что для прессы должен был быть отдельный вход, насколько я помнил обычную организацию дела. Правда, стоять на улице тоже было не комильфо. А общаться со знакомыми, которые то тут, то там мелькали в толпе мне как-то совершенно не хотелось. Нервы? Наверное, да. Я понимал, что этот, Пятнадцатый, внеочередной съезд ВКП(б) станет съездом историческим. Вот только мне не хотелось, чтобы эта история прихлопнула меня как таракана тапком по черепушке.
Я остановился и закурил. Трубку не брал — обошелся папиросами. Пока курил, перестал следить за обстановкой, наслаждаясь ароматом табака.
— Миша, прикурить не найдется?
Голос этого человека я узнал бы из тысячи. Уверенный, властный, чуть-чуть покровительственный. Настоящий барин. Ну да, для меня его появление тут было неожиданностью.
— Алексей Николаевич! Рад вас видеть, прошу…
Толстой тоже был без трубки, которую довольно часто курил, но чаще всего в домашней обстановке. Он вытащил папиросу из портсигара, я дал огоньку, теперь мы пыхтели дымом в небеса уже на пару.
— А вы что, Алексей Николаевич, в числе приглашенных или даже делегатов? — поинтересовался я с маленькой подковыркой. Толстой не так давно вернулся из эмиграции, был тепло принят на родине, но стать делегатом партийного съезда ему, конечно же, не светило. Впрочем, мы с ним контактировали довольно давно — он участвовал в моём проекте «Пожары» — книге, в которой каждую главу писал новый автор, и там засветились лучшие из писателей, я тут приложил к этому все усилия. Но меня больше удивило то, что Толстой не побоялся подойти ко мне, ведь знал, что меня выкинули из «Огонька», для большинства своих «друзей» я тут же оказался в списках нежелательных контактов. А он совершенно из другого теста.
— Да нет, Миша. Если честно, то просто проходил мимо и тебя увидел. Чистая случайность. Но вот только хотел кое-что уточнить… Я твои статьи про выборы в Германии читал, получается, мы с тобой были в Веймарской республике в одно и тоже время, и не пересеклись, вот что удивительно! Я вернулся оттуда неделю назад, смотрю, в правде твои репортажи! Ну, думаю, сукин сын Кольцов, как ты от меня в Берлине смог скрыться?
— Ну да, Алексей Николаевич, что там того Берлина,
большая деревня, право слово!Толстой удовлетворенно пыхнул папироской и засмеялся:
— Да, Мишаня, тебе по-прежнему палец в рот не клади. Слышал я, что у тебя проблемы со здоровьем были? Мне сказали, что из-за этого тебя и от «Огонька» освободили? Это правда?
— Что освободили? Правда. И что со здоровьем было не слишком — тоже правда. Придумали мне синдром хронической усталости. Переработался. Сказали на время нагрузки снизить.
— Да, а у меня Миша, сейчас какой-то временный застой, вот, приехал, превращаюсь из писателя в общественного деятеля и журналиста. Хотел закончить «Хождение по мукам», но пока никак не могу приступить к третьей части. Мне кажется, первую надо переработать. А еще в голове вертится одна интересная историческая личность, вот, думаю, как бы к ней подобраться. Угадай с трёх раз, кого хочу изваять?
— Ну, вы у нас, Алексей Николаевич, фигура крупная, так что и замахнуться попробуете на личность масштабную, Петра Первого, например?
— Скучно с тобой, Кольцов, всё ты угадываешь с первого разу! Пойду я от тебя, кажется мне, что ты что-то не то куришь! Умный больно!
— Что, угадал?
Я сделал квадратные глаза. Моя удивленная физиономия Толстого порадовала. Он расплылся в добродушной улыбке отчего стал похож на милейшего сенбернара.
— Угадал, Мишаня. Он ведь тоже устроил революцию, только сверху! Но как это правильно подать? Вот в чём вопрос!
— Тут я вам не советчик, Алексей Николаевич! Вас учить — только портить! Но вот если уж задумали, так не кладите под сукно: неправильно это, чтобы такие замыслы долго томились!
— Тут ты Миша, не прав. Это вы, журналисты свежие мысли сразу на-гора выдаете. У нас, писателей текст вызреть должен. В голове сложиться. Уложиться. И только тогда получить отражение в виде коряво нашкрябаных строчек! Ладно, заговорил ты меня! Пойду я.
Пока мы разговаривали, народ постепенно втягивался в здание Большого. Ну что же, вполне возможно и мне попасть на журналистский балкон не отдавив себе ливер. Так что пора!
В зале Большого театра
Съезд открыл Лазарь Моисеевич Каганович. Он говорил недолго, поздравил с пятнадцатилетием Советской власти, после чего предоставил слово для праздничного доклада товарищу Сталину. Я находился на галерке вместе с другими журналистами и не мог не отметить, что все делегаты были в сильном возбуждении и ждали выступление Иосифа Виссарионовича с большим нетерпением. Он вышел на трибуну и привычным жестом успокоил зал. Наступила абсолютна тишина, казалось, что даже кашлянуть боялись. Даже время застыло и стало каким-то вязким, тяжелым. Вождь из-за трибуны внимательно посмотрел на притихший зал. И начала говорить: как всегда, спокойно, уверенно, немного даже монотонно, но в его голосе была та сила, которая заставляла людей внимательно вслушиваться в каждое произнесенное слово.
— Здравствуйте товарищи! Делегаты съезда и приглашенные гости! Мы собрались с вами в день маленького юбилея: ровно пятнадцать лет назад большевики совершили государственный переворот и взяли власть в стране в свои руки! (бурные аплодисменты)
— За это время мы совершили невиданный исторический эксперимент, построили первое в мире государство рабочих и крестьян! (овации)
Иосиф Виссарионович сделал еще один легкий жест рукой и все аплодисменты мгновенно стихли, как будто их и не было вовсе.
— Мы прошли через тяжелейшие испытания Гражданской войны, отразили интервенцию капиталистических государств, взяли курс на коллективизацию сельского хозяйства и индустриализацию. В основе наших достижений лежит планирование всего нашего хозяйства, составленный пятилетний план партия считает необходимым выполнить за четыре года!
Зал опять взорвался аплодисментами.
— Но в ходе выполнения поставленных задач возникли серьезные проблемы. И наш пятилетний план нуждается в серьезной корректировке, товарищи! Поэтому мы собрались с вами на внеочередной съезд, ибо положение в партии становится снова критическим. Я бы сказал, мы накануне нового оппозиционного раскола и чуть ли не нового витка Гражданской войны! Партия, правительство, наши органы охраны государства не спят. Была проведена серьезная операция по выявлению и предотвращению партийного раскола. Вы знаете, что вам буквально накануне заседания раздали брошюрки с материалами к съезду, уверен, многие не успели их еще прочитать, потому что были заняты — хлопали в ладоши товарищу Сталину.