"Фантастика 2024-151".Компиляция. Книги 1-30

— Мой товар, — говорил он, раскладывая прямо на столе таверны замечательной работы клинки с инкрустированными драгоценными камнями рукоятями, — куда надежнее тех стен, что возводит вот уже который год твой замечательный папаша, малыш. — Хейзит в восторге детского непонимания хлопал глазами и осторожно трогал холодный металл. — Когда-нибудь они все-таки рухнут, а мои ножички еще долго будут служить тем, кто не пожадничает их купить.

Гверна считала Ротрама чудаком, но Хейзит знал, что она всегда старается угостить его чем-нибудь особенно вкусным, что ей наилучшим образом удалось прожарить или отварить. Правда, точно таким же образом она вела себя со всеми завсегдатаями «У старого замка».

Разглядывая разноцветные домики — а некоторые хозяева умудрялись раскрасить весь дом разными красками, выделяя наличники вокруг окон, ставни, двери, чуть ли не каждое бревнышко особым цветом, — Хейзит поймал себя на мысли, что воспринимает их теперь несколько иначе. То, что сказал Фокдан еще в степи, глубоко врезалось ему в память и заставило лишний раз призадуматься. Похоже, расплачиваться за весь этот хаос застройки, причем расплачиваться в прямом смысле, должны были не строители и обитатели с замком, как сейчас, а сам замок — с ними. Все равно внутри его неприступных стен едва смогла бы найти укрытие — то бишь «воображаемую безопасность» — даже треть нынешнего населения так называемого Большого Вайла’туна. Другое дело, что сегодня никто из этих людей не принимал подобную необходимость в расчет и наслаждался, кто как мог, чуть ли не сказочной удаленностью лесной войны. Но если же в один совершенно не прекрасный для вабонов день обнаглевшие от огненных побед над разрозненными деревянными заставами шеважа выплеснутся из чащ Пограничья в степь и двинутся штурмом на замок, им придется преодолеть на пути слишком много преград. Уж если кто и находился в безопасности, причем самой что ни на есть реальной, так это обитатели замка, или Малого Вайла’туна, то есть жители тех домиков, что исторически оказались в черте Стреляных стен — деревянного частокола, обязанного своим причудливым названием тому способу, благодаря которому он был возведен несколько зим назад: Ракли распорядился расставить вдоль настоящих, каменных стен замка лучших лучников гарнизона, и те из своих знаменитых ростовых [13] луков должны были стрелять на дальность. В тех местах, куда падали стрелы, были вкопаны заостренные бревна, между которыми дюжина плотников за считаные дни возвела из прочных березовых жердей сплошной забор — Стреляные стены.

13

«Ростовыми» они назывались потому, что делались точно по росту каждого лучника. Считалось, что совпадение роста хозяина и длины лука (в распрямленном виде, то есть без тетивы) придает последнему особенную силу и точность. Ростовые луки использовались вабонами, главным образом, при обороне укреплений, однако иногда к ним прибегали и в сражении на открытом пространстве, чаще всего для защиты от атакующей конницы противника.

К счастью, таверна их семейства оказалась «У старого замка» не только по названию: Хейзит отчетливо помнил, как выпущенная в том направлении стрела, правда, уже на излете, впилась в висящую над самым входом деревянную табличку. Гверна потом даже попросила, чтобы ее оставили торчать там в память о том знаменательном дне. Плотники шутили, что придется пускать забор прямо по крыше таверны, но они слишком хорошо знали хлебосольную мать Хейзита, чтобы привести свою угрозу в исполнение, да и по неписаным правилам Стреляная стена не должна была становиться причиной сноса той или иной постройки. Зато, пройдя прямо под окнами таверны, она немилосердно отрезала Хейзита от значительной части того мира, к которому он привык за проведенные здесь годы детства и отрочества. Ведь ближайшие ворота решено было прорубить довольно далеко от таверны, в том самом месте, куда теперь вела его утопающая в лужах проселочная дорога.

Вообще же ворот в Стреляных стенах было сделано трое: одни смотрели вниз по течению реки, и ими чаще всего пользовались доставляющие свой улов рыбаки, другие, через которые по утрам выводили пастись стада коров и овец местные пастухи, — вверх, и наконец третьи — в сторону Пограничья, откуда целый день, а норой и ночью шел основной поток посетителей. Этих привлекал не столько замок, сколько то, что с ним соседствовало: оружейные мастерские, рыночная площадь, лавки кондитеров и — опять-таки — славящиеся собственным пивом таверны.

«Интересно получается, — думал Хейзит, подъезжая к воротам и с трудом сдерживая нетерпение. — Замок дал имя всей округе и в то же время определенно противопоставил себя ей». Раньше, живя здесь постоянно, он этого не замечал, но стоило взглянуть на вещи со стороны да еще глазами более взрослых, более опытных и не в пример ему, восторженному юнцу, циничных воинов, как знакомый мир из пестрого, ничего не значащего многоцветья стал превращаться в извечное противоборство белого и черного. Причем, в отличие от однозначности границы между ними там, на заставе, здесь это разграничение оказывалось отнюдь не таким очевидным, как вырастающий впереди с каждым шагом утомившегося коня частокол.

Поскольку при всей своей прочности и внешней неприступности Стреляные стены играли довольно условную роль, на них не только не было эльгяр, как, собственно, и рант, по которым те могли бы ходить, но даже караул приближался к воротам лишь затем, чтобы изредка закрывать их на ночь. Поэтому Хейзит нисколько не удивился, когда никто не окликнул его, и он преспокойно проехал внутрь, разве что машинально пригнув голову.

Пригибаться и в самом деле не стоило: высота ворот была рассчитана на то, чтобы через них мог без труда проехать всадник, причем гордо держащий в руке древко того или иного живописного флага, к которым виггеры издавна питали неподдельную и необъяснимую слабость. Однако Хейзит все же машинально пригнулся, не совсем точно соизмерив собственный рост и высоту ворот, и это заставило его вспомнить, что он по-прежнему сидит на коне. Нет, обычаи Малого Вайла’туна вовсе не требовали от всадников, чтобы те спешивались, пересекая границу. Напротив, верховая езда всегда считалась среди вабонов занятием почетным и достойным, поскольку наличие коня говорило либо о заслугах, либо о достатке хозяина, либо о его принадлежности к мергам. Так сокращенно, но оттого ничуть не менее уважительно величали тех, кто состоял на службе в легендарной кавалерийской гвардии замка. Именно вопрос достоинства и смутил сейчас Хейзита. Конь ведь принадлежал не ему, а был одолжен исключительно ради дела, причем неотложного: прискакать в замок и доложить Ракли о случившемся. И если первая часть была почти выполнена, то со второй Хейзит в последний момент решил не спешить. При этом он открыто продолжал пользоваться доверенным ему конем. Хейзит, откровенно говоря, понятия не имел, что надлежит делать в подобных случаях. Вместе с тем он был свидетелем того, как Исли без зазрения совести ускакал на своем коняге домой, в деревню, и, похоже, совершенно не собирался его кому-то возвращать. Вероятно, он посчитал вполне справедливым, чтобы за все его военные заслуги замок расплатился с ним хотя бы этим пригодным для многих полезных дел животным. Фокдан отправился по назначению. А что теперь делать ему? Спешить в замок, сдавать коня на конюшню, возвращаться к матери, а назавтра снова брести в замок с докладом? Как-то глупо. Кстати! Ведь Фокдан должен до вечера объявиться в таверне. Вот у кого можно будет спросить совета. Он-то наверняка в курсе установленных порядков. А до тех пор не стоит пороть горячку. Итак, домой! Верхом! Но-о, залетная!

Конь весело заржал и припустил по лабиринту тесных проулков между чуть не соприкасающимися крышами домиков.

«Если по-хорошему, — продолжал думать о своем Хейзит, высматривая с высоты седла кратчайший путь, — то в свете последних событий имеет смысл перепланировать всю застройку Малого Вайла’туна. Дело нешуточное и вызовет бурю протеста среди местных жителей, но зато в случае нападения шеважа будет кому вспомнить его с благодарностью. В противном случае, стоит от метко пущенной стрелы загореться хотя бы одному дому, и оглянуться не успеешь, как запылают все. Не помогут и те растворы, которыми сегодня при строительстве пропитываются бревна. Надо будет обязательно выложить эту идею Ракли».

— Хейзит! Какого рожна ты тут делаешь? — услышал он не слишком любезный оклик. — Да еще на конягу взобрался.

Поискав взглядом среди спешащих мимо людей того, кто его окликнул, Хейзит увидел хитро улыбающееся лицо Дита, старого друга отца, до сих пор помогавшего им закупать и доставлять в таверну свежие съестные припасы. Когда-то он тоже работал строителем, но незадолго до гибели отца Хейзита сам получил серьезные увечья, чуть не лишился левой ноги и в конце концов стал по мере сил подрабатывать у Гверны. Зим ему было, судя по всему, немало, однако всегда насмешливое выражение глаз и курносый нос придавали его внешности мальчишеский задор.

— Я тоже рад тебя видеть, Дит! — приветственно поднял руку Хейзит и, не обращая внимания на посторонних, продолжал: — Как там матушка?

— Рвет и мечет, — отмахнулся тот. — И виноват, разумеется, я, старый дурак. Видите ли, недосмотрел за крышей нашего амбара, а она возьми да прохудись в самый неподходящий момент. Вот дождь за ночь и попортил чуть ли не все запасы хмеля. Теперь, как видишь, иду за пополнением.

— Подвезти? — неожиданно для самого себя предложил Хейзит. Судя по всему, и с матушкой, и с таверной все и вправду было в порядке, и это известие несказанно взбодрило его после утомительного пути.

— Еще чего надумал! — возмутился Дит. — Сто зим верхом не сиживал — нечего и начинать. Ты вот, я вижу, в большие люди метишь, поезжай-ка лучше домой да порадуй мать. Глядишь, к моему возвращению у нее на сердце полегчает, и я отделаюсь лишней прогулкой на рынок. Ты, кстати, не обратил внимания, там хмеля завезли? Я имею в виду, сухого. — Он хохотнул, как будто сказал нечто остроумное.

— Да я вообще-то не через площадь ехал, — сознался Хейзит, вспомнив, что впервые с тех пор, как стал зарабатывать, возвращается домой с пустыми руками. — Как там Велла, Дит?

— Как пчелка! С утра до ночи хлопочет. Видать, во вкус вошла. А может, кто из прихожан приглянулся. Кто ее теперь знает. Взрослая стала. Своенравная. Ты бы на нее по-братски повлиял при случае.

Дит почему-то называл всех посетителей таверны «прихожанами». Вероятно, в память о тех временах, когда работал в непосредственной близости от Ракли и бывал свидетелем встреч военачальника с простым народом.

Хейзит в ответ только улыбнулся, представив себе сестренку, расторопно разносящую между столиками полные кружки пива, которые она отказывалась ставить на поднос, а держала всегда прямо в руках. Велла была младше его, но при этом вполне могла заменить мать как в смысле готовки, так и по части воспитания любимого братца. Что, интересно, она скажет, когда увидит его на коне?