"Фантастика 2024-151".Компиляция. Книги 1-30

Ночь равнодушно скрывала от посторонних глаз суетящегося перед избой человека, который спешил, двигаясь задом наперед и волоча за собой другого человека, со странно запрокинутой седой головой и постоянно цепляющимся за траву мечом.

Меч торчал у старика из-за пояса, и Ифор заметил его только тогда, когда перед самым крыльцом Лин стал внезапно упираться, будто не желая входить в чужой дом.

— Замечательно! — пробурчал Ифор себе под нос, выпутывая рукоять из длинных щупалец травы. — Тебя-то я и предъявлю как доказательство своих слов, — освободив гарду, он вытянул меч из-за пояса Лина и положил у порога, чтобы не забыть захватить на обратном пути. — Едва ли они подумают, что старик мог отдать мне его добровольно.

Задача Ифора состояла в том, чтобы протащить тело как можно дальше в избу. Когда фолдиты наведаются сюда на рассвете, они должны найти Лина последним — после хозяина в сенях и женщины, оставшейся сидеть прямо за обеденным столом посреди единственной комнаты, где ее настигла стрела в бок. К тому времени, глядишь, Лин будет выглядеть как остальные трупы и, возможно, местные решат, что между ним и хозяевами произошла кровопролитная драка. Те, кто видел Лина, когда тот выходил из терема, наверняка вспомнят, насколько он был пьян. Нужно только помочь им запутаться, вынув и унеся с собой обе стрелы: из бока женщины — от лука и из груди свера — арбалетную. Ну, кажется, теперь все, лучше не придумаешь! Пора обратно, домой, в Вайла’тун, где его ждет право иметь собственного коня с попоной, завистливое удивление соседей и сердце той, о которой он до сих пор смел разве что мечтать…

Перебираясь с противоположной стороны двора через плетень и петляя между избами в направлении частокола, отделявшего его от долгожданной свободы, Ифор подумал о своих недавних соратниках, которые скоро хватятся и его, и Лина. И что? Пускай себе! Он станет предателем для них, но зато сами они окажутся предателями для всего остального мира, а он, действительно их предавший, честным воином, не пожелавшим стать на сторону тех, кто укрывает врагов Ракли, а значит — всех добропорядочных вабонов. Только бы выбраться из туна!

Опасения Ифора оправдались: на рантах, откуда проще всего было сигануть через частокол, маячила фигура дозорного. Правда, непродолжительное наблюдение показало, что дозорный либо крайне увлечен происходящим за бойницей, либо относится к породе тех вояк, которые умудряются спать стоя.

Ифор приблизился. Дозорный не пошевельнулся.

Ифор пошарил под ногами, нашел ветку и громко сломал ее об колено. Никакого внимания. Значит ли это, что он действительно спит? Или выжидает? Но какой смысл выжидать того, кто идет со стороны изб и явно не прячется?

И все-таки, забираясь на ранты, Ифор старался не производить лишнего шума. Ему слишком хотелось, чтобы побег из туна удался без ненужных последствий, без лишних убийств и уж совсем не желательной погони.

Меч Лина он прихватить не забыл, и теперь тот надоедливо бил его по ногам. Дурацкая привычка была у старика: терпеть не мог ножны. Придется либо спрыгивать с мечом наперевес, держа за рукоять, либо бросать меч первым, а потом искать в темноте. Арбалет он из рук не выпустит ни при каких обстоятельствах.

Высота частокола даже здесь была не настолько велика, чтобы побояться спрыгнуть с него без страховки. Ифор поначалу думал воспользоваться поясом и спуститься на нем, накинув петлю на острие бревна, однако ему слишком не терпелось вырваться на свободу. Да и пояс можно было потом не суметь сдернуть и потерять уйму времени. Нет, прыгать так прыгать…

Наблюдая за поведением часового, Ифор перенес руку с мечом через частокол и разжал пальцы. Звука не последовало, значит, меч отвесно воткнулся в землю и теперь покачивается в темноте, поджидая его. То-то и оно, что в темноте. Ифор слишком поздно сообразил, что, прыгая, не будет видеть землю. Он только успел выставить вперед руки, сжимающие мертвой хваткой арбалет, услышал постукивание стрел в колчане, и вот уже острая боль ударила по пяткам, а подогнувшиеся от удара о землю колени двумя молотами чуть не раздробили скулы. Он охнул и повалился на бок, судорожно соображая, целы ли ноги.

Из-за бойницы послышался оклик очнувшегося часового:

— Кто идет!

Ифор замер, как лежал, на боку, уткнувшись носом в твердый колючий стебель и закусив губу, чтобы не застонать от нестерпимой боли в пятках. «Если такова цена за мое предательство и освобождение, я готов терпеть хоть всю ночь, — мелькнула в голове злорадная мысль. — Главное — ничего, кажется, не сломал. Только бы этот малый не стал спросонья обстреливать кусты под частоколом…»

Опасения, к счастью, не оправдались. Вероятно, часовой действовал по привычке и, не получив ответа, снова заснул.

Ифор пошевелил ногой. Растер ладонями ушибленные скулы. В крайнем случае, завтра на физиономии расцветут два одинаковых синяка. Переживу как-нибудь. Хуже, если придется всю дорогу до Вайла’туна хромать. Сам виноват. Хорошо еще, что на кусты не свалился, не то бы мог сейчас без глаз оказаться…

Меч, как он и предполагал, торчал в земле чуть поодаль. «Хоть бы ты мне пригодился, — подумал Ифор, затыкая его обратно за пояс. — Послужил не в бою, но в разговоре. Защитил и оберег». Люди, с которыми Ифору предстояло иметь дело, подозрительны, ничего не принимают на веру, все хотят пощупать да потрогать, наверное, потому что сами дело имеют с вещами крайне зыбкими и почти неосязаемыми. Ну что, по сути своей, может значить запись в их книгах о том, что отныне он, Ифор Брезгливый, получает права и достоинства эделя со всеми причитающимися ему и его родственникам знаками отличия? А ведь значит! Быть эделем гораздо более почетно, нежели ответственно. Как раз по нему! Разве стали бы остальные вабоны из кожи лезть вон, чтобы добиться этого титула?

Ну да ладно, кажется, главное дело сделано. Причем так толково обставлено, что лучше и не придумаешь. Теперь важно как можно дальше уйти под покровом ночи от злосчастного туна, а там видно будет. Шлем, латы и все лишнее он оставил в избе, где их расквартировали, так что среди бела дня его вряд ли примут за свера. А уж как в замок пробраться и доложить кому надо о содеянном, об этом он сейчас не хотел даже думать. Время покажет. Человек в капюшоне открыл ему некоторые секреты, которые послужат ключом к тайным запорам. Ифор в душе надеялся, что прибегнет к их помощи лишь однажды. А потом постарается все это забыть как страшный сон и заживет жизнью праведника. Титулованного праведника.

Он шел всю ночь, шел медленно и упорно, уговаривая себя не останавливаться, не искать отдыха для искалеченных ног в придорожных кустах, а тем более в уютно озаренных факелами домишках, гостеприимно подмигивающих оранжевыми глазами окон из-за облетевших садовых деревьев. Хозяева жгут огонь не от хорошей жизни, размышлял он, а лишь затем, чтобы создать видимость бдительного бодрствования. На самом деле они сейчас наверняка спят, укрывшись с головой одеялами. Немногие действительно хотели бы услышать сквозь сон стук непрошеного гостя. Конечно, лишний силфур никому не помешает, и раньше в этих местах многие жители, особенно безутешные вдовы, содержали постоялые дворы для возвращающихся из Пограничья виггеров и бродячих торговцев. Однако истории про осмелевших дикарей смущали даже самые отчаянные головы, и теперь, насколько знал Ифор, свет должен был не привлекать мотыльков, а отпугивать хищников, как говаривали в народе.

Уже под утро, не обещавшее солнца, стало особенно зябко, и он пожалел, что не захватил походный плащ, оставил в туне вместе с латами. Почему-то решил, что плащ виггера будет привлекать к нему излишнее внимание, и не взял. Вероятно, уже видел себя в другом плаще, толстом, богатом, расписанном родовыми знаками и цветами в тон дорогой попоне статного коня, который у него обязательно появится, как только в нужном месте нужной книги появится нужная запись…

Сейчас его грела одна только мысль: я справился. Справился и ушел. Запутал следы. Запутал и пустил по ложному следу тех, кто решит докопаться до причин смерти старого трехпалого вояки. А значит, выиграл время, которое позволит из подозреваемого стать обвинителем. Скоро за ним будет стоять слишком большая сила, чтобы бояться расплаты. Сила, которая уже сейчас для многих становится более важной, нежели власть стремительно теряющего ее Ракли.