"Фантастика 2024-154". Компиляция. Книги 1-18

В мужском зале обнаружились отсек с душевой, комната парикмахера и, собственно, банный зал с парилкой. Еще имелась раздевалка. Тоже максимально простая. Крючки для вещей, лавочки — все.

— Надо тебя подстричь, кстати…

Неожиданно заявил чекист, задумчиво глядя на мою практически лысую голову. В детском доме, так понимаю, столь незатейливым способом пытались обезопаситься от паразитов. Что он стричь собрался, не знаю.

— Эй, Иваныч, пацана мне подстрижешь? — Крикнул вдруг Николай Николаевич куда-то в сторону.

В этот момент мимо проходил крепкий мужик, метра два росту. С плечами, на каждое из которых можно посадить по одному взрослому человеку. Просто огромных размеров товарищ. К счастью, одетый. Потому что большинство мужиков, снующих вокруг нас, были уже почти голышом. Именно этого великана и окликнул мой спутник.

— Не надо…Без стрижки очень хорошо. — Испуганно ответил я. Если этот Иваныч — парикмахер, то боюсь представить, что и как он «куафёрит». В его ручищах даже ножницы для стрижки овец покажутся маникюрными.

— Как скажешь, Николай Николаевич. — Здоровяк широко улыбнулся чекисту и приветливо кивнул.

Я немного даже удивился, если честно. Так запросто? То есть Иваныча не смущает, что он, на секундочку, с сотрудником НКВД говорит? В отличие от тёти, которая царственной рукой выдаёт билетики, здоровяк вроде казался более адекватным. Взгляд поумнее, лицо поприятнее. Хотя, может, не знает подробностей биографии…На лбу у моего спутника место работы не написано. Да и не думаю, что он тут раньше ходил, корочкой размахивал.

— Давненько тебя не видели… Приходите, я на месте. — Добавил здоровяк, прежде, чем исчезнуть из поля зрения.

— Так…Накинь вот это… — Велел Николай Николаевич, протягивая простынь, — В прачечную вещи закинем. Там сегодня Тамара должна быть. Она все быстро организует.

Прачечная оказалась тут же, на месте. Я выдохнул с облегчением. Когда чекист говорил, что вещи постираем в бане, представлял это так, будто придётся самим, своими руками фигачить и штаны, и рубаху, и куртку. Ну, тоже сомнительная радость. Прямо Золушок какой-то.

Оказалось, при банях имеются прачечные, где можно сдать в стирку вещи. Судя по всему, их здесь не только стирают, но еще и прожаривают, избавляясь от всякой гадости.

Кстати, насчет прачечной…Это была первая ситуация, когда я увидел Николая Николаевича немного в ином свете.

— Тома…Душа моя… — Протянул он мягким басом, когда нам навстречу выплыла высокая, дородная женщина, весьма специфического вида.

Я с удивлением посмотрел на чекиста. С удивлением, потому что не понял, с хрена это он начал басить, да еще столь выразительно.

Тома игриво засмеялась, причём, тоже басом, и все встало на свои места. Это у них, оказывается, типа, флирт…

А вообще, конечно, вкус чекиста, относительно противоположного пола, вызывал вопросы. Просто, Тамара… Она… как бы это помягче сказать… оказалась весьма колоритной особой.

Самым впечатляющим в этой женщине была задница. Неожиданно, но факт. Я даже немного завис, рассматривая данную часть тела работницы прачечной. Она сильно напоминала дирижабль. Не Тамара, конечно. Ее задница.

А вот хозяйка столь выдающихся во всех смыслах достоинств выглядела самым настоящим гренадером. У нее даже усики имелись над верхней губой.

— Вы ли это, товарищ Клячин?… — Тамара расплылась в улыбке.

Улыбка ее вызывала подозрение, что женщина-дирижабль собирается Николая Николаевича проглотить. Всего. Целиком. Мне кажется, еще чуть-чуть, и я увидел бы ее коренные зубы.

— Конечно, Томочка… Ждала? — Он ухватил ее за локоток и потянул к себе.

Гренадерша тихо захихикала, стреляя глазками из-под кустистых бровей. И, да, я знаю значение слова «кустистые». У Тамары они именно такими и были.

— Твою ж мать… — Пробормотал я себе под нос и отвернулся.

Единственный плюс — теперь знаю фамилию чекиста. Понятия не имею, что мне может дать эта информация, но вдруг пригодится.

А вот романтично-эротическая сцена в исполнении парочки, которая миловалась рядом, вызывала у огромное желание или выматериться, или просто свалить куда-нибудь.

— Николай Николаевич, я в сторонке подожду…

Чекист меня даже не услышал. Он что-то втирал Тамаре на ушко, а та, прижимаясь к нему своей весьма объёмной грудью, посмеивалась над каждым словом кавалера.

Через пять минут, Клячин, наконец, отцепился от гренадерши, оставив ей для стирки свернутые вещи.

— Все. Теперь можно и делом заняться. — Сообщил он довольным, но, слава богу, нормальным голосом.

Я был готов на все, лишь бы смыться подальше от гренадерши, которая буквально пожирала чекиста глазами. Она меня немного пугала своей «красотой» и пылкостью.

Ну, а потом началось само банное мероприятие…

Искренне по началу даже пытался понять, чего же именно не хватало отцу в нормальной, современной бане. Не понял…

Полы здесь были покрыты плиткой, которая оказалась ужасно скользкой. Каждый шаг — реальная возможность стать хорошим танцором. Чуть не уследишь — сядешь на шпагат.

В душевой висели шесть рожков и ни один из них не имел даже перегородок. Никакой возможности уединения, как я и думал.

Парная была просторной, но народу туда набивалось столько, что я чувствовал себя максимально некомфортно. Хотя куда уж больше…

То есть, люди не только сидели, но и стояли. Как в общественном транспорте. Не хватало только поручней. А расслабиться, когда ты сидишь, уставившись в пол, достаточно сложно. Просто выбор оказался невелик. Либо рассматривать свои ноги, либо упереться взглядом в постороннего человека. И я сейчас вовсе не о приличном.

Все остальное тоже не радовало. Вокруг сновали голые мужики, которые в этом либо не видели ничего предосудительного, либо абсолютно своей наготы не стеснялись. К процессу купания прилагались металлические тазы, которые парильщики любовно называли «шайками». За этими тазами, кстати, периодически выстраивалась очередь.

Иногда появлялся злой банщик с вениками в руках. Что именно его разозлило не знаю, но догадываюсь. Кто угодно на такой работе осатанеет. А главное, во всех помещениях стоял аромат, который не могу описать… Запах дерева, парилки, веников и мыла…Он не был неприятным. Просто… что-то непередаваемо особое.