"Фантастика 2024-164". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
— А взрослый хозяин никогда к человеку сам не выйдет, летом можно в пяти шагах мимо его пройти — и не услышать, и не узнать, что мишка притаился… Медведь же зверь умный, на человека просто так никогда не нападет — разве что матка, когда детенышей своих сторожит. Тогда да, тогда пиши пропало, если приблизишься к ее малышам… Ну и шатун зимний — кто его поднимет, кто его потревожит, тому несдобровать. Да и после — в зимнем лесу еды мало, разве что лося добыть. А зимой это тяжко… Потому-то поднятый из берлоги шатун столь опасен — на человека миша охотится, потому как ничего иного добыть уже не может… Зато летом, весной и осенью ему иной пищи хватает — вон и лещина его привлекла. А что? Спелый орех — он вкусный, сытный… Да и лоси рядом были. На вересень
— А я слышал, что некоторые ловчие медведя в одиночку добывают — да теперь ни за что в это не поверю! Он же четыре стрелы поймал — даже не замедлился!
В голосе Алексея слышится возмущение — и одновременно с тем откровенный восторг перед медвежьей мощью. Да, на второго моего ближника схватка с «хозяином леса» также произвела неизгладимое впечатление… Но Михаил отрицательно мотнул головой:
— Умеючи, зная повадки миши, можно добыть и в одиночку. Если в себе очень уверен — и до одури смел… Обычно охотник добывает его летом, притаившись в засаде у бортей медовых или малинника — да с подветренной стороны, чтобы хозяин раньше времени его не почуял. А как медведь появился да поближе подошел, охотник к нему и выходит; миша при виде человека прежде, чем нападать, встает на задние лапы — себя показывает, какой большой, да пугает! Он и сегодня принялся бы нас пугать, не рань его Алексей…
Коротко, с легким осуждением посмотрев на потупившегося от стыда лучника, Михаил продолжил:
— Ежели человек уйдет по добру по здорову, хозяин его отпустит… Но то простой человек. А вот ловчий зная, что миша на задние лапы встает, да сразу не нападает, в этот миг рогатиной то его и бьет! Особо меткий сразу в горло — ну ровно как ты стрелой… А кто в грудину или живот — да после упирает конец рогатины в землю. А как хозяин на ней повиснет, пытаясь до ловчего добраться, тот добивает зверя секирой…
Немного помолчав, Михаил добавил:
— Да только недюжинная храбрость нужна и везение, чтобы добыть медведя в одиночку.
— Святая правда!
Алексей ответил эмоциональным возгласом — а я, посмотрев на добычу уже несколько иным, оценивающим взглядом, негромко так осведомился:
— Сколько же в нем пудов-то будет, а?
Михаил столько же негромко ответил:
— Да уж не меньше пятнадцати.
Ага… То есть четверть тонны живого веса. Уберем кости, шкуры, потроха… Все одно под центнер чистого мяса, годного в еду! Слышал я, что у медведя-то мясо чуть даже сладковатое, и вполне съедобное — а там и жиру можно натопить поболе… Его можно и в еду, и как лекарство использовать — двойная польза.
Добрая добыча!
И угрызений совести никаких — тут было не убийство, а настоящий бой. Втроем только и сдюжили…
Глава 6
Вересень 1381 года от Рождества Христова. Окрестности Ельца.
После встречи с медведем я решил оставить охотников, отправившись в град лишь с верными гридями-телохранителями. До нашего ухода загонщики спугнули еще семейство косуль, вылетевших буквально под стрелы лучников — и смотреть на убийство очередных животин у меня не осталось никакого желания… А медведь? Ну а что, в конце концов, медведь? Его освежуют опытные ловчие, отношения к которым я не имею никакого. Достаточно и того, что мы с Михаилом да Алексеем не только пережили встречу с «хозяином» на загоне, но и сумели взять живучего и свирепого зверя!
Ведь еще не факт, что иные стрельцы из числа казачков да повольников сумели бы совладать с мишей. Ломанулся бы зверь прочь из кольца, снеся пару лучников на своем пути — да удрал бы в чащу! Хозяин при всей его грузности и кажущейся неловкости бегает ой как быстро… Да и наших «лощих» лаек, коли загонщики вышли бы на медведя с псами, зверь подрал бы изрядно.
Можно сказать, что прочим охотникам повезло, что к лещине двинулся именно я… Кстати, заплечная
сума теперь заметно тянет меня к земле — набита свежим орехом под самое горлышко!И все бы ничего, я даже горд своим уловом — да только до крепости и брода, ведущего к ней через Сосну, пехом переть верст пять. И все узкими, петляющими лесными тропами, да на гудящих от нахлынувшей усталости ногах (адреналиновый откат, куда деваться), клонясь к земле под тяжестью добычи… То еще удовольствие!
Хорошо хоть, достойная компания — правда, оно и говорить уже ни о чем не хочется. Но все одно присутствие верных товарищей (хотя вернее сказать, настоящих друзей!) скрашивает мой путь.
…Когда громада обновляемой крепости проступила сквозь редеющий ближе к реке лес, солнце уже скатилось по небосводу до самой линии горизонта — а воздух стал заметно свежее. Да что и говорить — вторая половина сентября! Световые дни стали заметно короче — и если в погожую погоду может быть еще по-летнему тепло, то к ночи осень обязательно возьмет свое. Наконец, накладывает свой отпечаток и близость реки…
Но стройка продолжается, не затихая ни на мгновение от рассвета — и до самых сумерек! Благо, что рабочих рук я привез предостаточно — да и казаки, и повольники понимают, что только крепкая цитадель стольного града дает нам всем определенные гарантии на выживание…
Вообще, были у меня опасения, что освобожденный нами люд попытается разбежаться кто куда. И что брожение начнется, как только ноги бывших невольников ступят на берег Сосны, впервые за долгое время почуяв под собой надежную твердь исконно Русской земли! Опасения отнюдь не беспочвенные — ведь у кого-то уцелели семьи в соседних княжествах: жены или мужья, немощные родители или дети, оставшиеся без мамы или папы… Таких набралось не меньше трети от общего числа спасенных нами невольников — и я даже не помыслил чинить им препятствия!
Правда, и никакой помощи с тем, чтобы добраться до дома, не предложил. Да и собственно — с какой стати? И так вызволил их из рабских загонов, рискуя собственным животом, и так кормил их всю дорогу почитай, из собственного кармана… Хотите хлебушка в путь? Заработайте на хлебушек. Хотите надежного сопровождения в дальнюю дорогу? Дождитесь осени, купеческих караванов, что я ожидаю в Ельце. Ну а пока будете ждать — отрабатывайте еду, отрабатывайте…
Ну вот и трудятся, аки пчелки. А мои верные люди понемножку обрабатывают бывших невольников: Елецкий князь ведь добрый да удалой, такой точно защитит от ворога, не побоится схлестнуться в поле с разбойными татарами! При этом земля под ногами здесь — жирный чернозем, а обширные леса полны непуганой дичи, а в реке прорва съедобной рыбы! К тому же добрый князь обещает не давить податями ближайшие десять лет — разве что нужно потрудится руками на общее благо…
Но так ведь не терем же рубите князю Елецкому — крепость возводите, надежный кремль, способный выдержать и длительную осадку, и яростный штурм поганых!
Зашли мои «сваты» и с иного боку. Ведь Федор Елецкий не иначе как первый на Руси князь-ушкуйник — не просто нанявший повольников на один набег, а позвавший их на службу, и с ними же ходивший на ордынцев! Такому князю нужны не только искусные в бою, родовитые бояре-дружинники, чья броня и конь стоят целое состояние — состояние, передающееся по наследству… Нет, такому князю нужен каждый муж, способный крепко держать в руке секиру — и при случае не робеющий ухнуть ею ворога по голове! Не каждый рождается повольником — но каждый способен им стать, коли в сердце горит огонь, коли не страшишься брани! А там уж и сам князь поможет — раздаст сулицы и щиты, и трофейные татарские луки, собранные на Куликовом поле… Да организует регулярные учения для новоиспеченных ушкуйников: дротиком или стрелой прицельно и далеко бить, топором рубить правильно, чтобы удар вышел хлестким и быстрым, а рука вроде бы и не уставала… Чтобы строем могли идти, сцепив щиты по фронту и над головами, сближаясь с ворогом — да без потерь пережидая обстрел татарских лучников!