"Фантастика 2024-167". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— …почему бы и не приехать в Колонию? Этих безбожных романтиков следовало разбавить свирепыми хищниками, а учитывая отношение местных к цветным — это не могли быть тамильские сипаи или ветераны с Сипанги. Здесь, в Зурбагане, лоялистам как медом намазано. Не светите своими офицерскими сапогами, вам выпустят кишки в первой же подворотне! Четыре тысячи только одних военных инструкторов, большая часть из них — бывшие уполномоченные… Они-то выбили себе место на транспортниках Альянса, когда эвакуировались с Севера. Как думаете, чему они научат городское ополчение? Меня приглашали на Континентальный Конгресс, который состоится одновременно с фестивалем… Да кому я это говорю, вы же человек регента… Не музычку
— Хочу! — сказал я.
Грех было отказываться от такой возможности. Попасть на первое заседание Конгресса! Опять бриться придется и одежду менять — чтобы с Грэем не столкнуться… Устроить драку с возможным будущим президентом — не самая лучшая идея.
— Имущественный ценз, представляете? — белки глаз Новодворского вращались, — Они хотят выстроить политическую систему на основе имущественного ценза! Буржуазная республика во всей ее красе! Чем больше вы платите налогов — тем больше у вас голосов! Каково? А как же равенство? Чем рыбак хуже судовладельца, он что — не человек? А если тот же граф Грэй заплатит половину своего состояния в бюджет — это что, дает ему право распоряжаться судьбами всех остальных? Какое же тут равенство?
Он пару часов назад рассказывал про школьные классы и самых крикливых — и снова завел шарманку о равенстве. Спорить с ним было не с руки, доказывать что-то морфинисту — последнее, что я бы стал делать, но простодушный абиссинец не удержался:
— А что, масса, мудрый служитель Джа, или наставник в школе, или мастер, познавший секреты литья металлов разве не более полезен стране, чем домовладелец, сдающий комнаты за малую лепту? Неужели самоцветы и золото ценятся больше, чем знания и опыт? Или бродяга, спящий в грязи со свиньями и не могущий вспахать землю и прокормить себя сам, так же смыслит в управлении государством, как искушенный законник или глава большого рода? Почему ты считаешь, что их голос должен звучать одинаково громко, масса? И почему глупые жители Колонии считают, что голос богатого должен звучать громче голоса мудрого?
Новодворский глянул на него внезапно просветлевшим взглядом:
— Образовательный ценз? Дифференцированный подход? Система квот? Представительское меньшинство? — начал сыпать он политологической терминологией, а потом снова потух: — Ничего, ничего не работает… «Не надейтесь на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения!» Суета сует и томление духа…
Он цитировал Книгу, которую проклинал всю свою жизнь — и это было страшно. Практик и отец революции вдруг дернулся всем телом и почесал локтевой сгиб, который представлял собой сплошной кровоподтек.
— Пора, уже пора… Ночь кончается, маяк горит, рецепт записан… А война никогда не кончится, слышите вы? Нет больше границ! Война идет в человеческих душах! Везде, в любой стране вы найдете имперцев, и лоялистов, и башибузуков — куда бы вы ни поехали! Отправляйтесь хоть в Нихон или на Сипангу — одно и то же, кругом одно и то же… Свобода, равенство, братство… Порядок, стабильность, традиции… Люди, которые хотят одного и того же, убивают друг друга и не перестанут этого делать ни-ког-да… Вот вам записка к Упманису, он работает в пресс-центре. Вас пропустят! И это — загляните в «Заведение», вам там понравится! А я пойду, мне пора, совсем пора… — и дерганной, вихляющей походкой скрылся в дверях маяка.
Он так и сказал — с большой буквы и по-имперски. «Заведение». Сразу стало понятно — это не абстрактное понятие, а вполне конкретное место. От названия так и веяло духом старорежимщины, и я пожал плечами — почему бы и нет?
Вколотив ноги в яловые офицерские сапоги, я раздумывал некоторое время, не стоило ли мне надеть еще и хаки с фуражкой — но потом передумал. Я, в конце концов, спецкор, а не провокатор. Да
и сапоги переодену, как только куплю шнурки для ботинок — старые оказались самого низкого качества.— Пойдем, Тес?
— Пойдем, масса… — мы прошагали по вымощенной песчаником тропинке в сторону Розового предместья — единственной части Зурбагана, не окрашенной в синий цвет.
Абиссинец вдруг остановился и сказал:
— Я — за традиции и порядок, масса. Но традиция кушать человека — плохая традиция.
Удивительно логичные вещи он порой говорил, этот свирепый мавр.
«Заведение» действительно начинало мне стремительно нравиться.
А потом я увидел того, кому принадлежал этот замечательный бархатный баритон, выводящий хулиганские куплеты времен самого начала мятежа имперских добровольцев. На террасе под вывеской, закинув ноги на стол в точно таких же, как у меня, яловых сапогах и опершись спиной о стену на семиструнной гитаре бренчал некто Феликс Карский, нагло пялясь на меня своими бесстыжими глазами.
— Эх, яблочко Да с голубикою, Подходи, эмиссар — Глазик выколю! Глазик выколю — Второй останется,Чтобы знал, хамло, кому кланяться! — допел он и помахал мне рукой: — Доброе утро, поручик!
Меня оторопь взяла, если честно. Карский — здесь! Что ж — удивляться не приходится, а потому я выдал первое, что пришло в голову, воспользовавшись классикой лаймовской литературы:
— Что вы хотите этим сказать? Желаете мне доброго утра? Или утверждаете, что утро доброе и неважно, что я о нем думаю? Или, может, вы хотите сказать, что испытали на себе доброту этого утра? Или вы считаете, что все должны быть добрыми в это утро?
— Все это сразу, я полагаю, — Карский хохотнул, отложил гитару и встал, подходя ко мне для рукопожатия, — А еще я полагаю, что ты всё такой же непроходимый зануда! Чего руку тянешь, иди, я тебя обниму!
— У вас всегда тут так многолюдно? — зал был полон, за каждым столом сидело по пять-семь человек, все — с оружием, и все говорили по-имперски.
Феликс снова взял в руки гитару:
— Эх яблочко, Да ты неспелое… Лоялистское делоПогорелое!.. — опустошил стопку водки, занюхал местным лимоном и сказал: — Нет, только во время фестиваля. Сотня стволов легко остудят горячие головы, которые перепьются и пойдут крушить мироедов, ретроградов и мракобесов — то есть нас и тевтонов. Вон, через дорогу «Астория» — у них на крыше пулемет стоит. Тевтоны — народ основательный. Ну что, останешься с нами сегодня? Будет жарко, я тебе обещаю. Учитывая тот факт, что ночью начнет заседать Конгресс, гавань завтра будет полна трупами, как суп — клецками.