"Фантастика 2024-167". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Ураганный огонь юнкеров заставил налетчиков спрятать головы, и я уже подумал было, что всё кончено, и башибузуки отступят, испугавшись неожиданно большого количества вооруженных врагов, но нет — прямо над моей головой раздались гортанные голоса, что-то лязгнула и часто пролаяла пулеметная очередь.
Пунктир из пыльных смерчей, поднятых пулями, выписал у поезда замысловатую загогулину, перечеркнул грудь штабс-капитана Верещагина и пошел гулять по оливковым мундирам, окрашивая их в красный цвет. Черт возьми!
Граната! У меня была граната, та самая колотушка, которой я пугал лиходеев из «дишовых нумеров»! Делом трех
Грохнул взрыв. Сверху вместо гавканья пулемета раздались стоны раненых и покалеченных, юнкера получили передышку, я судорожно оглядывался в попытках найти приемлемое решение. Его не было, от слова совсем. Враги сидели сверху, над склоном, на террасе, и за этой чертовой осыпью камней, и, несмотря на численное превосходство юнкеров, могли перестрелять нас тут как в тире!
Проклятье, как же я ненавижу то, что сейчас придется делать… Я — пехотинец, мое дело — сапоги, потом — лопата, и только в третью очередь винтовка! Я не пассионарий-преторианец, я не умею вот это вот всё — в полный рост, с сигарой в зубах…
Одно утешало — над Верещагиным уже склонился седой унтер с медицинской сумкой, а два юнкера расстилали плащ-палатку, готовясь утащить его в укрытие… Дай Бог — выживет?
Проглотив мерзкий ком в горле, я хрипло заорал:
— Господа юнкера-а-а-а-а!!! Примкнуть штыки!
Растерянные мальчишки в оливковой форме вместе со звуками моего голоса как будто обретали второе дыхание, их взгляды становились осмысленными, ожесточенными, зубы сжимались, а руки сами крепили трехгранные имперские штыки, злобно сверкающие в лучах южного солнца.
Я в несколько прыжков оказался у поезда, краем глаза увидев Царёва, который разворачивал черное, с белым имперским орлом знамя. Откуда? А, черт с ним, не до того!
— За Веру, Государя, и Отечество, вверх по склону, в атаку, ур-р-р-р-а-а-а-а!!! — и побежал вперед, молясь всем святым, чтобы за мной последовало хотя бы человек двадцать…
— Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а-а!!! — извечный, злой, отчаянный боевой клич имперских воинов перемежался с матерной бранью, молитвами и дикими воплями юнкеров, поднявшихся за мной настоящим оливковым приливом.
Бежать вверх по довольно крутому склону — дело малоприятное. Бежать, когда в тебя еще и стреляют — крайняя степень кретинизма.
Первым на террасе оказался Царёв. Древком знамени он выбил зубы башибузуку, который ошалело таращился на набегающих снизу юнкеров и дергал затвор однозарядного карамультука. Имперский штандарт в руках Ивана превратился в грозное оружие, и Император, двигаясь запредельно быстро, расшвырял врагов мощными ударами, давая возможность пограничником добраться до вершины. Их штыки и приклады довершили начатое, я не успел выстрелить из револьвера ни разу…
Пришлось оттаскивать рассвирепевших от крови и смертей товарищей юнкеров от втоптанных в горячие камни башибузуков и снова надрывать глотку:
— По врагам Империи! На три часа!.. Огонь! Огонь!
Благо, они знали эту простую систему ориентирования по часовой стрелке, и потому нестройные залпы загремели почти сразу. Полсотни винтовок, или больше — дюжину налетчиков
в полосатых халатах просто изрешетили пулями.— Собрать трофеи! Унтера и эстандарт-юнкера ко мне! — никто даже не усомнился в моем праве командовать.
Приказы я раздавал как из рога изобилия — всё-таки ротным я был чертову уйму времени. Оказать помощь раненым, выделить людей для разбора завала, подцепить трос к паровозу для того, чтобы оттащить самые большие обломки, доставить перед мои светлые очи кого-нибудь из пленных, буде такие найдутся, выставить посты на господствующих высотах.
— Шеф! — сказал Царёв, который уже успел на своих плечах перетащить нескольких раненых к поезду. — У вас кровь…
Я глянул на свой бок. Китель был продырявлен, действительно чувствовалось жжение, и крови было довольно много. Но, судя по ощущениям — ничего серьезного.
— Пришлите кого-нибудь, чтобы меня заштопали, ладно, Иван Васильевич? Я спущусь за насыпь, нужно понять — откуда у нас взялись такие хитрожо… Хм! Такие хитрые башибузуки, черт бы их побрал! Заметьте — пулемет, динамит, засада по всем правилам! Мне доводилось иметь с ними дело. Их тактика — это лихие налёты и кавалерийские рейды… А вот это — это настоящая, хорошо подготовленная диверсия.
— Обсудим позже, — рубанул ладонью воздух Царёв. — Долой китель, я обработаю рану сам.
— А сможете? — удивился я.
— Князь Тревельян учил меня оказывать первую помощь…
— Ах, Тревельян… Тогда я весь ваш. Вряд ли пограничные коновалы имели честь учиться у педагогов более сведущих. Черт, кто-нибудь, принесите коньяку!
Они прислали нам навстречу дрезину. Дрезину! Что бы смогли предпринять два мужичка в засаленных спецовках на дрезине с ручным приводом при виде башибузуков и завала? Помереть на рабочем месте? К их появлению пути были расчищены, благо, рельсы и шпалы почти не пострадали, а выскочившие болты и еще какие-то мелкие нюансы поправили железнодорожники и юнкера во главе с Ермолаичем — тот дело знал туго, даром что проводник!
Самым малым ходом состав с подцепленной спереди к паровозу дрезиной двигался вперед. Юнкера с винтовками напряженно осматривали окрестности, трофейный «Шварцлозе» установили на крыше, методом кувалды и такой-то матери выпрямив поврежденную взрывом станину и поправив кретинский раструб на стволе.
— Вот так вот, полковник, к маменьке и папеньке я, видимо, раньше чем думал поеду… — хрипел Верещагин, лежа на нижней полке.
Одна пуля из той проклятой, первой очереди пробила ему бицепс правой руки, вторая — прошла навылет с правой стороны груди, третья — разорвала мундир и оцарапала ребра.
— Поедете. И икорки черной покушаете, штабс-капитан. Вы двужильный, справитесь. На свадьбе вашей еще плясать будем.
— Какая, к черту, свадьба, полковник? Какая свадьба? — он беззвучно рассмеялся, а потом дернулся от боли. — Где там этот санитар с морфием? Хотя черт с ним, с морфием… Перебьюсь, пусть его… Ребяткам нужнее.
Мы потеряли двенадцать юнкеров и одного унтера. Тяжелораненых было семь, легкораненых — семнадцать. Стоило ли удивляться, что пленных почти не было? Одного взял Иван, на террасе, второй был контужен моей гранатой в самом начале, и его притащили за шкирки два эстандарт-юнкера, наиболее дисциплинированные и хладнокровные из всех. Младшие командиры как-никак!