"Фантастика 2024-18". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Ноги почему-то отказываются идти, а потом я вспоминаю…
Торопливо возвращаюсь к дверям офиса, но те уже заперты. Я молочу кулаками, а когда появляется охранник, то прижимаю к холодному стеклу половинку карточки.
Охранник вглядывается, слегка кивает и отступает в темноту. Я ещё минуту стою, потом поворачиваюсь и бреду мимо стоянки, сердце сильно бьётся.
На этот раз всё тихо.
Метро ещё работало. Голова болела, я тупо смотрел на мелькающие огни. Всё можно было объяснить двояко. Или я попал на обряд тайной секты, где Аннабель исполняла роль мифической Лилит — я знал, что подобные секты с кровавыми
Или всё, что она говорила, было правдой…
В это не очень верилось: люди вокруг сонно кивали, тусклые огни проносились за окнами.
Но вдруг я в самом деле видел самую прекрасную и обольстительную из женщин? Ту, что не подчинилась Адаму, и за это была изгнана из рая. Любовницу Люцифера и мать демонов. Сама ставшую демоном, чтобы приходить по ночам к мужчинам. Вдруг я видел Лилит?..
Я усмехнулся и вышел из вагона.
Утром проверил свой почтовый ящик и обнаружил известие, что моё письмо получено — меня благодарили и просили продолжать сотрудничество.
А я-то надеялся, что мне предложат защиту…
Несколько огорошенный, я забрал свои пожитки, отправился на вокзал и купил билет на пригородный экспресс до города Р.
Поезд шёл быстро. Среди леса проплывали солидные красные особняки, суетливыми толпами пробегали дачки попроще. Я не смотрел по сторонам, достал из чемодана ноутбук и с головой погрузился в игру. Я был секретным агентом и пробирался по закоулкам Тёмной империи, чтобы проникнуть во дворец её властелина. Наконец попал туда — но был убит, и возродился к жизни снова. Когда поезд прибыл в Р., я вышел уже на третий уровень сложности.
В институте, большом здании с радиотехническим гербом на фронтоне, мне долго выписывали пропуск, а потом я отыскал заведующего кафедрой философии. Плотная фигура и выпяченные губы придавали ему сходство с жизнерадостным поросёнком, он сидел в маленьком кабинете и что-то чиркал в конспекте.
— Футурология? — он сдвинул очки на лоб, разглядывая мой диплом. — Ну, у нас будешь преподавать что-нибудь попроще. Здесь радиоэлектронный институт, студентам читаем только философию и социологию с политологией.
Он сразу стал обращаться ко мне на «ты». Я моргнул — похоже, придётся терпеть.
Комнату выделили в преподавательском доме. Комендантша привела меня в подъезд пятиэтажки, покоробленная дверь со скрипом распахнулась, и я увидел внизу прихожую с несколькими дверями. Достав из кармана кофты ключ, комендантша отперла дверь налево.
— Вот твоя комната, — сказала она.
Мне показалось, будто заглянул в гроб. Покрытые жёлтой краской стены с двух сторон сдавливали окно. Сквозь кроны тополей сочился зеленоватый свет.
— Ничего, — добродушно сказала комендантша. — Год-другой поживёшь, а там и однокомнатную квартиру дадут. О молодых специалистах сейчас заботятся.
Комендантша ушла, а я уныло оглядел захламлённую прихожую. Вспомнились слова Щапова:
«Боже, как жутко жить взаперти русской душе! Простору, воздуху ей надо! Потому и спит русский человек и схвачен ленью, что находится взаперти и опутан тройными верёвками; потому и чудится ему вавилонская блудница!».
Так я устроился. Лёжа на кровати, слышал за дверью смех и возню играющих детей. Один из вечных контрастов России: между безбрежностью её пространств и скученностью
людей в маленьких квартирах. Может, потому и стремится к воле русская душа?..Незаметно я задремал.
И увидел второй сон…
На этот раз ни чёрной воды, ни жуткого ледяного замка. Я стою на красной равнине и чувствую, что воздух здесь очень разрежен, хотя для меня это почему-то не создаёт затруднений. Такое впечатление, что я не дышу вовсе. Над головой чернильно-тёмное небо, и в нём сияет маленькое солнце. Я опускаю глаза и вижу только камни и красный песок.
«Это Марс!» — почему-то сразу понимаю я.
Впервые вижу сон про чужую планету. И даже во сне испытываю смутное удивление: подсознание обычно оперирует знакомыми образами, а я никогда не вглядывался в фотографии поверхности Марса — скучная пустыня.
Но эта пустыня не пуста.
Человеческая фигура появляется вдали и быстро приближается. Она вырастает гораздо быстрее, чем на Земле, и я вспоминаю, что радиус Марса меньше земного и поэтому линия горизонта расположена ближе.
Странное правдоподобие для сна.
Я вижу облачка красной пыли из-под ног, и они тоже опадают медленно: сила тяготения на Марсе меньше земной.
Фигура уже близко: тёмный плащ слегка развевается, а лицо явно человеческое — измождённое и жестокое. Откуда-то приходит знание, что существо странствует по Марсу уже тысячи лет и не находит покоя.
Яростные глаза смотрят в упор, но не видят меня, а я начинаю дрожать — это спутник Аннабель, который обнажил на меня меч.
Вот он останавливается и кладёт руку на пояс, где тускло блестит золото. Но глядит не на меня, а в сторону горизонта.
Я тоже поворачиваю голову: голубая звезда висит над сумрачно-красной равниной, и я понимаю, что это Земля. Она красива и одинока в тёмной пустоте.
Внезапно от звезды во все стороны брызгают голубые лучи. Несколько падает на песок между мной и фигурой в тёмном плаще, и песок начинает искриться фиолетовыми огоньками. А на месте Земли словно распахивается окно, и я опять вижу знакомые снеговые горы, заиндевелый лес и правильные ряды металлических мачт на обширной вырубке. Над всем этим мерцает голубое зарево.
Что-то заставляет меня опустить глаза на тёмную фигур-у. Лицо её искажается свирепой радостью. Она поднимает руки, словно приветствуя кого-то, а потом делает шаг на фиолетово искрящийся песок.
…И тут же скрывается из виду. А вскоре гаснет и голубое зарево.
Снова сумерки, красный песок, печальная голубая звезда в тёмном небе… Тихо шелестит женский голос:
— Третий сон ты увидишь позже.
Я обмираю: уже слышал раньше этот мелодичный и слегка насмешливый голос. А красная пустыня вокруг тихо гаснет…
Утром я встал сумрачный и, отстояв очередь в туалет, побрился. Позавтракал вчерашними бутербродами и отправился в институт. Уже через несколько дней работа превратилась в рутину: на лекциях я рассказывал о Конте и Дюркгейме, а на семинарах студенты косноязычно выговаривали «Дюргейм», и в глазах была тоска.
Как-то после работы обнаружил на полу в прихожей письмо Киры, пришедшее из далёкого Крыма. Округлым старательным почерком она писала о разных мелочах, а в заключение — что уезжает, и давала адрес своего студенческого общежития. Я пожал плечами — мне это нужно?