"Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27

Что ж, усталость от всего на свете тоже по сути стресс, который в ежедневном режиме подтачивает индивида. В какой-то момент терпение может и закончиться.

— Пап Толь, я вами недоволен! — переключился я на отчима. — В вас целятся, а вы и не против — председатель у нас профессия традиционно опасная, их во время коллективизации отстреливали только так — укоренился обычай.

Судоплатов нервно гоготнул, а дядя Петя провел надо мной воспитательную работу:

— Недоволен он, бл*дь! Тебе сколько раз говорено — о себе думай в первую очередь! На себя плевать — о ней вон подумай! — кивнул на Виталину. — Мозги бы по ёлке разбрызгала, потому что объект в папку вцепился, понравилось бы?

— Вообще не понравилось бы, — вздохнул я. — Расслабился, извините, урок усвоен. Я — не герой, а ценная госсобственность, и праздновать «труса» мне прямо приказано.

— И не юродствуй! — не повелся дядя Петя.

— Чудные вы, москвичи, — заметил с любопытством прослушавший диалог горе-стрелок.

— Спасибо, дедушка, что картечь с дробью перепутали, — вздохнул я. — Я без папки рос, и сестре и трем братьям такой участи не хочу — папа Толя хороший.

— На жалость не дави — ученый, — отмахнулся вредный дед.

— Пойду в народ, — вздохнул я. — Пап Толь, точно в Кремлевку не поедете?

— У меня работы непочатый край! — отозвался он, получив нашлепку на последнюю дырку — на правой стороне груди. — Спасибо, Грета Ивановна, — морщась, начал натягивать рубаху.

— Я бы все-таки рекомендовала показаться врачам, — неодобрительно покачала она головой.

Прямо в окровавленной одежде — а другой нету! — вышли в коридор, упершись в сдерживаемое грозно взирающим главбухом людское море.

— Идите по домам, товарищи! — выдал им ЦУ председатель.

— Отпустили бы вы его, — раздался из толпы жалобный женский голос. — Один остался, вот и допился до чертиков!

Я бы отпустил, но это же прецедент с негативными последствиями будет — стреляй в председателя на здоровье, он все равно не обижается.

— Разойтись! — рявкнул участковый.

Сработало — народ быстренько рассосался.

— Вот так добро людям и делай, — вздохнул Филипп Викторович.

— Единичные проблемы всегда будут, — приступил я к затыканию дыр в его идеологической подготовке. — Народ нам просто не верит, и я их полностью понимаю — наша страна с удручающим упорством крестьян кидала. Отчасти — вынужденно, но им от этого нифига не легче. А тут натурально в сказку попали — и зарплаты, и перспективы, и премии прямо странные — ну некуда мне деньги девать, почему бы не построить коммунизм в отдельно взятом совхозе? И дедушку понять можно — у нас за последние десятилетия государство успело обнулиться, пересобраться в более лучшем качестве и несколько раз поменять, так сказать, общий вектор — при сохранении генерального направления на построение коммунизма, само собой. Когда со сменой правителя начинаются плевки в собственное прошлое — это на пользу не идет, потому что у человека утрачивается вера в правильность пути, по которому его ведут и зреет вежливое недоумение — а чего это получается, нам врали чтоли? Мы идиотам доверились? А где гарантии, что нынешние будут лучше? Плюс утрачивается ощущение Родины под ногами — мы материалисты, но общественное сознание, равно как и сознание индивида — вполне материальны и обусловлены сугубо биологическими процессами и намертво зашитыми в нас всех эволюцией инстинктами. Вера в то, что копья нашего племени острее вражеских, шаманы — честнее вражеских, а вождь — самый классный человек в мире — одна из, как бы странно это не прозвучало, человеческих потребностей. Хорошо, что Юрий Владимирович в предшественников не плюется, а спокойно работает — с Нового года все ощутят плоды этой самой работы. Будут проблемы — они всегда есть — но на не такой уж долгой дистанции мы все от этого выиграем.

Перевел дыхание и подлил еще немного «базы»:

— В нашей стране сложилась удивительная ситуация: старое поколение еще помнит Сталина с его железными руками и умением насаждать дисциплину, начиная с себя. Им «оттепель» и последующие, спокойные и относительно сытные времена не очень-то понятны — они видят расхлябанность и некоторый флер контрреволюции. Поколение ваше, Филипп Викторович — я не имею ввиду конкретно вас, потому что любые обобщения касающиеся крупных масс людей имеют известное количество исключений и допущений — живет уже по принципу «все вокруг колхозное, все вокруг мое». Дисциплина хромает, и именно ею продиктованы недавние указы о проверках в веселых местах в рабочее время на предмет отлова прогульщиков и тунеядцев. Это очень грустно, но в стране, где безработицы нет и быть не может, прогуливать работу одно удовольствие — меньше оклада не заплатят один черт. Ну и воровство повальное — осуждать не могу, народ хочет жить как можно лучше и прикладывает для этого усилия, пусть и совершенно незаконные и деструктивные для социума в целом. Поколение третье — моё, дети, так сказать, сытых времен и отпрыски поколения второго. Война для нас — что-то из далекого прошлого, но еще глубоко в душе, потому что почти у всех предки воевали и погибали. Если ничего не менять, последовательно улучшая уровень жизни, дети моего поколения будут открыв рот смотреть на выстроенную Западом витрину, и мы, по сути, получим общество потребления внутри страны, где это самое потребление сильно ограничено. Последнее будет народ раздражать все больше и больше, и постепенно общество поглотит апатия и усталость от такого образа жизни — тогда-то в массовом сознании и укоренится озвученное Николаем Петровичем «зае*абли!», которое логично перетечет в общественный запрос на реставрацию капитализма. Наша глобальная цель — сохранить общий курс на построение социализма, динамично подстраиваясь под постоянно меняющийся мир. Наш совхоз рано или поздно станет не только примером для остальных, но и стартовой точкой построения кое-чего по-настоящему огромного, влияющего на окружающий мир в поразительных масштабах. Подробнее не расскажу, извините — секретность. Наша ближайшая цель — с честью пройти проблемный переходный период, не растеряв веры в свою правоту и — самое главное! — не начать воспринимать народ в качестве портящего гениальные планы быдла. Вам ясна важность доверенной вам лично Министром внутренних дел задачи?

Завороженно выслушавший речь участковый надел на голову фуражку, вытянулся по стройке «смирно» и козырнул:

— Так точно!

Глава 17

Хозяин главного кабинета Лубянки (в который нас принудительно привезли после возвращения в Москву, мои КГБшники едва-едва успели в служебную форму переодеться) Семён Кузьмич Цвигун славится вежливостью и нежеланием орать на подчиненных. Да ему, собственно, и не надо — по крайней мере в нашем конкретном случае — ведь с этим великолепно справлялся дед Паша:

— Доигрались, б*ядь! — это нам троим — мне, Вилочке и дяде Пете. — «В совхозе никто по нам стрелять не будет, зачем мне табельное!», — передразнил он, судя по всему, полковника.

В совхоз оружие и впрямь никто кроме специально выделенного КГБшника, который в деда не стрельнул и вообще «завтыкал», не брал, понадеявшись на старый добрый русский «авось».

— Виноват, товарищ генерал-полковник! — рявкнул дядя Петя.

— А ты чего?! — переключился дед на Виталину. — У тебя четкий приказ — в случае сопротивления объекта оглушить и утащить в безопасность!

— Виновата, товарищ генерал-полковник! — рявкнула она в ответ, преданно тараща глаза на начальство.

— Не можешь ребенка нокаутировать — линию огня собой перекрывай!

— Виновата, товарищ генерал-полковник!

Судоплатов повернулся ко мне:

— А с тобой даже говорить не хочу — спецподготовка удваивается, и никакой самообороны и тира — будешь вон за ней хвостиком бегать, — кивнул на Вилку. — Учиться телохранителю не мешать дело делать!

— Виноват, товарищ генерал-полковник! — проникнувшись атмосферой, рявкнул и я.

Ну и в целом виноват, тут не поспоришь — дробинки-то пофигу, но Вилочку с дядей Петей подставил.

— С этой минуты — никуда без оружия, и не в сумочке, а в кобуре, поняла? — даванул Судоплатов взглядом Виталину.

— Так точно, товарищ генерал-полковник!

— К тебе тоже относится! — это дяде Пете.

— Так точно, товарищ генерал-полковник!

— А Вадик-то куда смотрел? — уже нормальным тоном затребовал дед объяснений у товарища полковника.

— У товарища капитана прямой запрет от майора Филаретова на применение табельного оружия в случае, если могут пострадать гражданские, — ответил дядя Петя. — А еще он, по собственным словам, «растерялся».

— Бардак, б*ядь! — остался недоволен Судоплатов. — До всех же особые распоряжения доводили, а этот…

— Отправляется в отставку в связи с полным служебным несоответствием, — подсказал Цвигун. — Вместе с майором Филаретовым.

— Семен Кузьмич, прошу разрешения приставить своему сыну секретаря «из наших», — уже нормальным тоном попросил начальника Судоплатов, закончив нависать над нами и опустившись на стул у стены. Вздохнув, пояснил. — Не мог я его воспитывать, Эмма занималась, а она у меня сами знаете.

— У Эммы Карловны стальной характер, — кивнул Цвигун.

— Мягкий он у меня, интеллигентный. Кандидат наук, — не без гордости похвалил сына дед Паша. — Вот и случилось ЧП — ну не могут ребенок и такой вот председатель нормальную вертикаль подчинения выстроить.

— Одобряю, — разрешил Семен Кузьмич.

— Товарищ генерал-полковник, прошу перевести меня на менее ответственное направление! — вдруг попросил дядя Петя. — Староват я для таких приключений, — объяснил причину в ответ на вопросительные взгляды начальства. — Объект сложный, непоседливый, вызывает человеческую симпатию. Не тяну.