"Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
— Никак нельзя, Леонид Валентинович, — вздохнула Фурцева. — Сережа, покажи, пожалуйста.
Я показал «петицию».
— Екатерина Алексеевна, да я ни слухом, ни духом!.. — начал он было оправдываться.
— Никто вас и не обвиняет, Леонид Валентинович, — оборвала она его.
Несколько часов допросов бедолага пережил.
— Но народу не объяснишь, — развела руками.
— Понимаю, — поник директор.
— А хотите в подшефный совхоз вас устроим? — предложил я. — Это, правда, за Уралом.
— За Уралом? — задумчиво переспросил он. — Нет, я лучше
Не такой уж и фанат педагогики. Но понимаю и не осуждаю.
Екатерина Алексеевна судя по промелькнувшему на лице недовольству тоже оргвыводы сделала, но лицо сохранила, и с бывшим директором мы попрощались с вежливыми улыбками.
— Вот поэтому и нужно распределение специалистов после получения образования, — важно вещала Фурцева по пути к выходу. — Если все в Москву поедут, кто останется?
Знаем, видели — очень странно получается, будто две разные страны.
— Посмотрели твое кино вчера, — поменяла она тему. — Прямо на следующих выходных и покажем — чего тянуть? Сегодня ГИТИСовцы смотрят, будут решать выдать тебе диплом режиссера или еще рано.
— Было бы приятно, но я «на свои» снимаю, так что бумажка мне не к спеху, — поскромничал я.
Прикольно было бы!
— Ты вообще молодец, Сереженька, — умилилась Фурцева. — Все бы так деньги как ты тратили, к общественной пользе — цены бы не было. А чего это ты с Тарковским удумал?
— Фантастика же, — развел я руками. — Жанр ресурсоемкий, если прямо красиво делать. Андрей Арсеньевич, конечно, не про космос снимает, а про людей, но мне было бы приятнее увидеть картинку поприличнее. Кино — это в первую очередь визуальная форма высказывания, и «визуал» должен быть на высшем уровне. Мы же это кино на фестивали будем отправлять, пусть знают наших!
— А ты знал, что Тарковский с товарищем Лемом разругался? — слила она инсайд.
— Да вы что? — сымитировал я удивление. — А из-за чего?
— Из-за сценария, — ответила Екатерина Алексеевна. — Говорит — все переврали.
— И хорошо, мне творческое наследие Станислава Германовича все равно не нравится, — признался я.
— И мне не нравится, — призналась и Фурцева. — Я вообще фантастику не очень.
— И я! — поддакнула Зыкина. — Кроме Сережиного, конечно, — поспешила успокоить ранимого мальчика.
— Твое мы вместе со всей страной читаем, — широко улыбнулась мне баба Катя.
Покинули школу, погрузились в «членовоз» и поехали к пластиночному заводику.
— Ты, говорят, в Корею хотел? — спросила Фурцева.
— Хотел, — кивнул я. — Задач и планов у меня там нет, просто посмотреть. Ну и бригаду строителей выписать для совхозных нужд. Может и осядут, если захотят и отпустят.
— Езжайте тогда, — благословила баба Катя. — Но не просто так — у нас нынче негласная установка на укрепление сотрудничества с азиатскими соседями, так что будет у тебя программа и представительские функции.
— Олю возьму с собой? Все равно каникулы, — решил я сделать поездку чуть приятнее.
Вредина-Вилка, имитируя ревность, незаметно ущипнула меня
за ягодицу.— Заодно выступит, — одобрила Екатерина Алексеевна. — А там у вас что? — указала на площадь, мимо которой мы проехали.
— Концерт под открытым небом, в основном — Олин. Я там гитаристом и немножко своим разбавить — она два часа не вытянет, устанет.
— А мне можно? — скромно спросила Зыкина.
Хорошая тетенька все-таки.
— Народ вас очень любит, Людмила Георгиевна, — с улыбкой одобрил я. — Но придется музыку фонограммой поставить — пленки у меня есть, но музыканты ваш репертуар не знают.
— Не надо нам никаких фонограмм! — отвергла она план. — Где тут позвонить можно?
Припарковались на заправке, Зыкина сходила вызвонила своих музыкантов, и мы поехали дальше.
— Давайте тогда час мы с Олей, час — вы, и потом еще час мы. А еще у нас в конце программы песня с элементами хора, можно вас попросить поучаствовать? — пересмотрел я регламент выступления.
— Какая песня? — заинтересовалась Фурцева, пока Зыкина согласно кивала — тоже мне просьба.
Рассказал текст.
— Здорово! — оценила Екатерина Алексеевна. — В корень зришь — человечество в масштабах Вселенной всего лишь ребенок, который делает свои первые робкие космические шаги.
— А еще в космосе капиталистов нету — про такое тоже песня будет, веселая и с трубами. — похвастался я. — А вы, кстати, замечали, насколько разнится видение будущего у наших и капиталистических фантастов? У нас это по большей части «Мир Полудня», где гармонично развитые коммунисты улучшают мироздание в галактических масштабах, а у них — войны, власть корпораций и усиление экономического расслоения.
— Потому что приказ у наших фантастов такой — светлое коммунистическое будущее описывать. Такое, чтобы туда всей душой попасть хотелось, пусть не нам, но хотя бы внукам и правнукам, — веско заметила Фурцева.
Нашел кому рассказывать — бывшему Министру культуры.
— Как говорил Никита Сергеевич на встрече с писателями, — продолжила она. — «Писатели — это артиллеристы. Это — артиллерия, потому что они, образно говоря, расчищают путь нашей пехоте. Образно говоря — прочищают мозги кому следует». Может поэтому Никита Сергеевич за это тебя и ценит? — улыбнулась мне. — Ты «мозги прочищаешь» в мировых масштабах.
Стало очень приятно.
— Не едет что-то, а ведь обещал, — неожиданно для самого себя пожаловался я.
— Так ты позвони, позови, — предложила Фурцева. — Не такой он человек, чтобы незваным приходить, — подумав, добавила. — Если не по служебным обязанностям, конечно, а у вас тут проверять нечего — и так все через КГБ проходит.
Добрались до комплекса кирпичных зданий — администрация, склад, регулярно пополняемый музыкальный магазин (колхозники тоже музыку слушать хотят) с проигрывателями, бобинами и пластинками — ничего из этого не залеживается, только успевай в «Березку» посыльных с чеками отправлять, и, собственно, длинное производственное здание. Цикл прямо полный — даже матрицы прямо тут отливают.