"Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
— Само собой, — улыбнулся я. — И я о ней не просил — просто рассказал, как обстоят дела. Гарантирую, в Москве тебе говорили другое.
— Какой-то мужик двадцать минут рассказывал мне о том, что такой формат позволит слушателям оценить творческий путь «Битлз» от начала до конца, — фыркнул Джон. — О деньгах не было и слова.
— Вам повезло, мистер Леннон, что до недавнего времени ваша музыка вместе с остальным роком была в СССР под запретом, — влез мистер Уилсон. — Иначе ваши пластинки можно было бы найти в каждом магазине и каждом доме — СССР только два года назад подписал конвенцию о защите авторских прав, и раньше
— Это правда, — пожал я плечами под удивленным взглядом Леннона. — В тюрьму бы не попал, но из университета могли выгнать. Сейчас такой глупости у нас нет.
— Ол ай гат ту ду-у-у… — донесся из проигрывателя искажаемый помехами и скрипами, едва узнаваемый голос Джона.
— Фак, выключите это! — схватился за уши Леннон-во-плоти.
— Выключай! — продублировал я и с улыбкой подмигнул соотечественникам — испугались реакции же.
— Я привез с собой несколько пластинок, «With the Veatles» там есть, давай я подарю тебе ее, а ты взамен сожжешь это, — указал Джон на «ребра».
Я перевел и добавил:
— Приходи к восьми на Центральную, 3.
И мы с интуристами покинули павильон.
— Я даже не знал, что на рентгеновский снимок можно записывать музыку, — по пути восхищался находчивостью Советских людей Леннон. — А они еще и рисковали будущим ради наших песен!
— «Битломания» охватила весь мир, и мы — не исключение, — кивнул я. — Парадокс — пока на Западе молодежь отказывается принимать навязываемое ей элитами общество потребления, проникаясь взамен левыми идеями, здесь до недавнего времени ситуация была прямо противоположной.
— А сейчас? — заинтересовался Джон.
— А сейчас это поколение, — указал я на оставшийся позади павильон. — Последнее, кто по инерции испытывает перед Западом благоговение. Нескромно, но это во многом моя заслуга: мои проекты покорили мир не хуже вас в свое время — это вылечило комплексы наших людей, показав истинную ценность нашей культуры, а экономические реформы наполнили рынок потребительскими товарами. У нас даже импортные джинсы уже почти никто не носит — все выбирают «Тверь», — оттянул штанину на своем бедре.
— Можно потрогать? — попросил Джон.
— Конечно, — разрешил я.
— Отличное качество! — оценил он. — Дорого?
Я, конечно, преувеличил популярность «Твери», карго-культ штука очень крепкая, но фотка Леннона в Советских джинсах — это мощнейший добивающий удар по хиреющему рынку фарцы.
— Тридцать семь рублей, — ответил я.
— Заглянем в магазин, когда закончим здесь?
— Конечно!
Глава 7
Экскурсия по студии шла своим чередом, и по итогам посещения моего личного павильона Леннон похвалил музыкально-студийное оборудование. Напоследок сходили посмотреть на студию передачи «Голос» — в Москве запустить так и не успели, поэтому забрал себе.
Плюхнувшись в удобное судейское кресло, кивнул гостям на остальные. Джон и мистер Уилсон предложением воспользовались, а Йоко осталась стоять.
— Участников будут слушать вот так, — пояснил я, отвернувшись от сцены. — Если нравится — до самого конца. Если нет… — повернулся обратно и нажал на встроенную
в стол кнопку, окатив павильон пронзительным звуком корабельной сирены.Леннон не отказал себе в удовольствии сделать пару оборотов вокруг своей оси и тоже жмякнул кнопку.
— Прикольно! — вынес вердикт.
— Первый выпуск снимаем завтра, — начал я предлагать Леннону бесплатную работу во славу СССР. — Окажешь нам честь, посидев в этом кресле пару часов и нажимая на кнопку когда сочтешь нужным?
— Время Джона стоит дорого, — очень неудобно влезла японская, а значит — жадная жена звезды.
Ну и что, что школы у нее? Полноценное негритянское образование обходится благодетелям долларов в пятьдесят на одну особь, зато можно очень красиво вворачивать при случае фразу о том, какой ты благотворитель.
— Я ведь даже не знаю русского, — развел Джон руками. — Как можно оценивать песни, которых не понимаешь?
Ясно, подкаблучник.
— Десять тысяч долларов? — предложил я.
— Дело не в этом! — поморщился он, неодобрительно покосившись на жену. — У меня столько денег, что я не смогу их потратить до конца жизни как ни пытайся, и брать их с ребенка я не стану.
— Если мешает только незнание языка, я предоставлю тебе переводы с подробными трактовками того или иного момента, — улыбнулся я.
— Ты просто хочешь использовать Джона, чтобы поднять рейтинг своего шоу! — обвинила меня в страшном грехе вредная миссис Леннон.
— Конечно! — подтвердил я.
— Я сам разберусь, Йоко, — осадил ее Джон. — Я согласен.
Оп, бунтанул против женушки. Спасибо, Оно-сан, без твоего вмешательства мог бы и слиться.
— Спасибо! Тогда, если тебе понадобится моя помощь, я сделаю все, что смогу.
— Идет, — с улыбкой кивнул он, и мы отправились дальше.
— Сейчас заглянем на чаепитие в административный корпус, к главному редактору канала, Борису Николаевичу Полевому, — поведал я. — Он — живой классик Советской литературы и больше сорока лет работал в средствах массовой информации. Лично присутствовал в качестве одного из наших корреспондентов на Нюрнбергском процессе.
— «Повесть о настоящем человеке» у нас издавалась, — подтвердил значимость мистер Уилсон. — У меня есть экземпляр с автографом. Мы неоднократно встречались с Борисом Николаевичем, и я уважаю его за талант и профессионализм.
— А еще он, метафорически, мой «крестный отец» — Борис Николаевич первым напечатал мою книгу, и этим открыл мне дорогу в информационное пространство планеты, — добавил я.
— Я не читал ни его, ни твоих книг, — признался Джон. — Но мне нравится Толстой.
— В каком-то смысле его идеи можно считать буддистскими, — добавила Йоко.
— «Непротивление злу», — кивнул я. — Оно же — мирный, пассивный протест вроде вашей затянувшейся первой брачной ночи. Даже у нас про это в телевизоре рассказывали.
Лежали такие в кровати, протестовали против войны во Вьетнаме.
— Подвиг Махатмы Ганди изменил этот мир навсегда, — сослалась на авторитет Йоко.
— К сожалению, это единичный такой пример, — пожал я плечами. — Непротивление злу только множит зло, потому что в этом случае оно чувствует безнаказанность. Я вижу в вашей акции постмодернистскую иронию, за которой скрыт посыл: «мирный протест не работает настолько, что можно даже с кровати не вставать — эффект будет тот же».