"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Дядя торговец… — еще более жалостливо, дергая меня за подол, протянул мышонок. — Ну, пожааалуйста…
— Ах ты, вша мелкая, я же тебя предупреждал! — В сторону мальца из входа в таверну летит тяжелый сапог. Летит стремительно и точно в цель. Прихватив попрошайку за воротник, я дернул его на себя, спасая от тяжелого попадания в голову. — Держите его, держите, щедрый господин! — ковыляя, медленно бежал к нам гном.
Детишки, наблюдавшие за нами, тут же сбежали. Пацаненок в моих руках затрепыхался, пытаясь выбраться из своей единственной одежды.
— Не надо, дядя, не надо! — кричал он в ответ на обещание пузатого гнома его выпороть или вообще забить.
— Не смей, — выставив руку, останавливаю хозяина постоялого двора, — а ты, если хочешь хлеба, не дергайся. —
Как позже выяснилось, хозяин трактира, по совместительству постоялого двора, имел право злиться на детей. Нищенки, беспризорники и сироты, оставшиеся без семей из-за войны, болезней, голода, постоянно пакостили. Побирались у его трактира, воровали как зерно у лошадей, так и стремена, аксессуары, элементы повозок и пряжки. Попутно, побираясь, они портили «имидж» лучшего заведения города, не брезгуя воровством еды, денег и ценностей у трактирщика и его посетителей. Гном давно выступал в поддержку нового законопроекта о принудительной сдаче беспризорных детей в рабство городу и империи. Только Олаф, граф местных земель, один единственный на всю округу выступал против. Опасаясь, что полноценных детей севера начнут воровать и угонять на другую сторону империи, он искал другое применение сиротам, коих в здешних нищих землях с каждым днём становилось всё больше и больше.
— Этот главарь у них, бандитская рожа. — Тряс кулаком страшный, подпитый и бородатый гном в сторону напуганного мальчишки. — В позапрошлом месяце лорда ограбил. Украл у него золотую запонку!
— Не золотую, а позолоченную, мы на неё месяц десятером питались! — Отвечает мальчишка.
— Вот… видите, вор! Вор сознался! — Дворф тянет руку, — Отдайте мне его, юный господин, я его страже сдам, а вам скидочку на ночевку сделаю.
— Себе свою скидку оставь. — Ударив тыльной стороной своей ладони по протянутой руке гнома, поворачиваюсь к мальцу. — Что ты и твои друзья умеете делать? — Малец озадачен, наверное, это последний вопрос, который он мог ожидать.
— Ну… я… бегаю хорошо. — Неуверенно, ожидая моей реакции, говорит мышонок.
— Отлично, значит, выносливый. Что-нибудь ещё? Друзья твои что могут?
Парень чутка приободрился.
— Хопко чудесно крадется и прячется, Флафи отважно исследует колодцы и норы, а Сая взбирается по стенам, как по деревьям.
— Замечательно, значит, вы мне пригодитесь. — Встав с колен, я обращаюсь к дворфу: — Свежего хлеба, на три дня для десяти детей.
— Уважаемый господин, но вы же не собираетесь их кормить, они же преступники! — возражает карлик.
— Не твоего ума дела, что я собираюсь делать. Скалаз, неси хлеб, какого хрена ты еще здесь, деньги для тебя уже не важны? Если так то мы покинем твой двор.
Сверкая пятками, тряся сальными складками гном сваливает к себе, оставляя нас с мышонком наедине.
— Слушай внимательно, боец, — без лишней жалости и сердобольства обращаюсь я к мелкому попрошайке как к взрослому. — Эта карета отбывает из города через три дня. Мы едем в резиденцию семейства Гросс. Там нужна низкооплачиваемая прислуга для уборки, чистки колодцев, туалетов и дымоходов. Платить буду едой, вещами, кровом и защитой. Если будете работать на нас, никто не посмеет вас обидеть или оскорбить, при этом не поплатившись за неуважение к Гросс. Но, если решите продолжить свое дело, красть здесь, в Плато, или тем более у меня… Лес густой, вас никто не найдет. — Последнее было ложью, которая должна была слегка подсластить слишком сладкое для местных предложение.
— Где нам вас ждать, в городе, или самим идти к Гросс? — все и сразу для себя решив, спросил мышонок.
— Пока в городе, — ответил я, а затем, исполняя роль загадочного спасителя, добавил: — сейчас за стенами опасно, бандиты, демоны, но, ты не переживай. Если пойдете с нами, получите не только работу, но и защиту, а с ней, бесценный опыт. Я ведь не последний человек на этой земле…
Малец взволнованно кивает. Еще немного поездив ему по ушам, я забираю у вернувшегося гнома мешок с еще теплым хлебом, а после, передаю его пацану.
— Помни. Через три дня, на этом же месте. — Уходя
в закат (к дверям), в которых меня уже ждали дриады, не оборачиваясь, пафосно произнес я.Стоп… подождите-ка… То есть, я сейчас буду есть мясо, овощи, пировать, а дети хлебом давиться с водой? Блять, не, я ж не скотина какая.
— А давай-ка… — повернув голову, увидел пустую улицу, парнишка исчез так же внезапно, как и появился. — Вот бля…
Глава 20
На следующий день.
Плато Сокола. Здание мэрии.
Заняв место казначея, лишь пробежавшись по первым страницам журнала доходов, я впал в ступор. Девяносто процентов всего заработка Вольфграф — это налоги, собранные с граждан. Три процента приходятся на экспорт товаров собственного производства, два процента — личная зачистка подземелий, и пять — постоялые дворы, таверны с захудалым, имеющимся в городе борделем. В общей сложности, все вассалы и личные владения Олафа Вольфграфа приносили ему раз в месяц восемьдесят золотых дариев (валюты, пришедшей в наш край с последней миграцией). Восемьдесят дариев — это примерно треть от той суммы, что на карманные расходы взяла Заря, и семь-десять процентов от текущего капитала Ветерка. Для представительниц Запретного сада это не деньги, но для нищего севера…
Когда я спросил Ветерка, почему в графе доходов северных, пограничных земель нет субсидий из центральной части империи, дриада объяснила это следующим образом: имперские семьи не давали мелкой знати самой распоряжаться их деньгами, поэтому все пожертвования и инвестиции в нашу безопасность отправлялись… Кому? Правильно, церкви и инквизиции, а вот она уже, из своего толкования, понимания ситуации сама, либо нанимала дополнительные войска для обороны границ, либо несла деньги знати. Олафу должны были помочь продавшиеся Троллам представители церкви. С большой вероятностью отчет о том, что помощь ушла туда, куда нужно, подделали, бабки попилили, а самого Олафа кинули умирать с тем, что имеет.
Инквизиция, коррупция, об этом мы знали… это еще цветочки, как выяснилось позднее, только полбеды. На следующих страницах бухгалтерской книги вижу, как внезапно цифры с первых страниц перестают стыковаться с цифрами последующими. Три дария на пшеницу для Северо-западного аванпоста уже через два отчетных листа превращаются в пять. То же со стрелами, арбалетными болтами и… блять, даже с лесом! Тут вокруг лес, а они какого-то хера покупают его и привозят из-за пределов своих территорий? Листая все дальше и дальше, меняя один журнал на другой, вижу, как постепенно недостающая сумма уменьшается. Олаф либо служащие ему начали бороться с коррупцией, но делали это настолько плохо, что глаза не верили всему написанному. Лишь прочитав отчеты этих книг, казначея, ведшего эти рукописные шедевры, можно вешать, а всех, у кого он закупался, затем с ними же деребанил бабки, объявлять врагами народа. Почему Олаф не казнил его?
За стеной послышались удары тростью о деревянный пол. Кто-то медленно, кряхтя, двигался к кабинету казначея.
— Господин? — намекая, что нам пора, Ветерок творит интересное колдовство. Вещи, которые мы трогали и изучали, поднимаются в воздухе, возвращаются на свои места, покрываясь старой, наслоившейся пылью. Проходит всего пара секунд, кто-то, проклиная свой возраст, вставляет ключ в замочную скважину, а мы дружненько, втроём, телепортируемся в плотно завешенную шторками карету.
Моя идея проникнуть в сердце города, заранее ознакомиться с его подноготной, принесла свои плоды. Теперь я знал, с кем буду говорить, что из себя представляет мой оппонент и какие проблемы с ним стоит обсуждать. Представитель племени Выр-выр, восьмидесятилетний Фырфантир, по совместительству старинный друг Олафа и главный воришка всего Севера. Если мне не удастся получить вразумительных ответов, хоть каких-то оправданий столь гнусному поведению в такое тяжёлое для края время, придётся начинать зачистку именно с него. Мне неприятно это признавать, но существо, воровавшее в то время, когда в крае от голода как мухи мрут люди, я пощадить не могу.