"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Да бери. А ты не будешь против, если я включу магнитофон на запись?
— Да пиши сколько хочешь, — развёл руками я.
Мы сыграли, а я спел ещё две песни из Смоков: «Tambourine Man» и «Don’t Play Your Rock N' Roll To Me». [116] Они первые мне пришли на ум. И на этом я решил музицировать закончить. Девчонки-пловчихи, звали меня за столик. Я пожал руки музыкантам, слез под аплодисменты со сцены, был подхвачен под руки своими подружками и, под хохот, свист и улюлюканье гостей ресторана, утащен ими в «номера», правда по пути успев прихватить со стола бутылку вина и какой-то местной «Колы».
116
Smokie
Chris Norman «Don’t Play Your Rock „N“ Roll To Me» — https://youtu.be/QhYJ-9gigb0
Во Франции кроме меня был ещё один художник Пьер-Луи Делаваль. Но он жил и умер в девятнадцатом веке. Об этом мне рассказали мои подружки, когда мы мчались по дорогам Франции в сторону Парижа на моём «Mercedes-Benz W114» выпуска семьдесят шестого года. Оказывается, они уже были в Париже и посетили Лувр, где и увидели Эту фамилию. Потом, когда представился я, они вспомнили и всё время думали, что тот Делаваль, — это я. Сейчас спросили и мы долго хохотали.
После прощальной ночи, я не выспавшийся, решил взять с собой попутчиков. Путь всё же не близкий. Аж целых девять часов. Ха-ха! Да ещё по таким «ужасным» дорогам… Ай-яй-яй! Знали бы вы, французы, как добираться из Владивостока до Хабаровска, когда асфальтированными считается только две третьих пути. Именно считается. Это я говорю про настоящий семьдесят восьмой год. В двухтысячных стало, конечно, значительно получше. Но всё равно, дорога в почти тысячу верст — путь не простой.
Тут расстояние было почти такое же, но на отличной дороге даже после половины пути усталости я не чувствовал. Мерседес шёл ровно и устойчиво, как бомбардировщик. Мы, проезжая мимо придорожных кафе и закусочных, не проезжали мимо. Ха-ха… Девчонки пили пиво, а потому останавливались мы часто.
Я потому и не хотел брать их с собой, потому что просто так ехать девчонкам было скучно и они всячески хулиганили. Высовывали ноги в открытые окна, вы лазили на половину сами. Ну и пиво, конечно. Извозюкали салон моментально, как только отъехали. Но я сказал себе, за всё надо платить, и на их каверзы реагировал только улыбкой и шутками. А чего толку злиться? Это ведь был мой выбор? Салон потом почистим, помоем, зато сейчас ехали весело, с ветерком.
Я арендовал ом в пригороде Парижа с правом последующего выкупа. Это так у них тут называлась рассрочка. Всего дом стоил два миллиона фунтов, а в год обходился примерно в триста тысяч. Не так и много, если иметь ввиду, что дом был двухэтажный, площадью пятьсот квадратных метров, с большой кухней, библиотекой, пятью спальнями, четырьмя туалетно-ванными комнатами, подогреваемым уличным бассейном и располагался в закрытой резиденции в самой лесистой местности на территории большого парка. Всего резиденция состояла из двадцати девяти вилл и в ней жили одни знаменитости. Так мне сказали риэлторы. Например, рядом со мной проживал известнейший во Франции рок музыкант и певец Джонни Холлидей. Ну а с ним сейчас уже целый год проживает известный с семьдесят шестого года рисовальщик Пьер Делаваль, акварели которого уже выставляются в некоторых частных галереях. Одной из которых владею я. Или, вернее, мой фонд, поддержки искусства. Ха-ха…
Про этого Джонни Холлидея я слышал ещё в старости. Коллекционируя пластинки, я заполучил одну и этого «монстра» рок-музыки. Послушал… Ну, это, братцы не рок, а сплошное безобразие. Шансон у французов ещё получается, а вот рок на французском вызывает рвотный эффект.
Порыскал в интернете и узнал, что сей музыкант набрал фуёвую хучу платиновых альбомов, но известен только во Франции. Больше ни где, а во Франции аж до двухтысячных годов публика на него собиралась громадными залами. Посмотрел даже старое видео. Шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых годов. Старался парень весьма, и почитателей у него были тысячи, но песни его походили на песни советской эстрады в это же время. Язык не тот для этого стиля. Только английский и всё тут! Ничего не поделаешь! Хочешь петь
рок-музыку, пой по-английски, не выёживайся. Да-а-а…И вот когда девица-риэлтер сказала мне про соседа в лице этого Джонни Холлидея, я сразу понял — это моё. Будет над кем поглумиться. Ха-ха-ха… Дядька постарше меня будет, аж сорок третьего года рождения, но ведь сейчас шёл всего семьдесят восьмой, а значит ему было тридцать пять. А мне по французскому паспорту — тридцать. Хотя выгляжу я чуть моложе.
Мы заехали на территорию по пропуску. Ворота открыл отставной сержант пятидесяти лет по имени Жан. Они дежурили на воротах четверо по какому-то сложному графику, и я их не запоминал. У охранников имелись бэйджики на кармане.
Вышел Жан из будки, проверил мой пропуск, хотя видел, зараза, как я уезжал неделю назад, зашёл в свою будку и нажал кнопку открытия ворот. Девчонки сидели открывши рты и тихие-тихие. Они поняли, что мы заезжаем в какое-то не совсем обычное место. Нас уже обступали старые деревья и хотя листвы на них не было, зима всё-таки, стало как-то сумрачно и тревожно, потому что деревья были очень высокие и их ветви нависали над дорогой, образуя природный коридор.
Глава 14
Мне самому нравился мой дом, а разделить радость его обладания было не с кем, вот я и решил похвастаться им перед девчонками-пловчихами. Грешен как и все. Чего скрывать, скучно мне было на двух этажах в пяти спальнях. Представил, что приеду в пустую одинокую обитель и стало сильно не по себе. Не был я затворником, от слова — «совсем», а рисование — процесс отнюдь не коллективный.
Пытаясь развить в себе навыки рисования, я вдруг понял, что это ну совсем не моё в моём сегодняшнем состоянии. Мне было всего двадцать лет. Я был молод, полон сил и энергий, мне хотелось движения и-и-и… Полёта мысли, желаний и и плотских утех, чёрт побери. К ним мы и обратились, сразу по приезду, оккупировав с девчонками самую большую «хозяйскую» ванную комнату.
Прислуга, вызванная мной из специальной фирмы, обеспечивающей клиентов домашним персоналом, тихо «шуршала» по дому убирая пыль и наводя лоск, а мы наслаждались окружающим дом покоем, щебетом каких-то птиц, зимующих в Париже и зимним солнцем. Привезённое по моему заказу и наскоро замаринованное мясо, переворачиваемое время от времени шеф-поваром, шкворчало на мангале, нарезанные овощи, бастурма и сыры таяли во рту в красном и белом вине, а мы сидели в креслах и отдыхали после длительного переезда по дорогам Франции.
Девчонки уже успокоились. Понятно, что они были поражены и домом и территорией, имевшей приличных размеров лужайку и небольшой лесок из десяти могучих деревьев, ну и тем, конечно, что я не соврал, что это всё моё и что я, действительно, художник. По всему дому были развешены мои акварели. Они, в отличие от картин маслом, рисовались быстро, и их у меня уже накопилось достаточно много для галереи. В одной такой, расположенной на улице Де Леон в доме шестьдесят один. Там же они и продавались. Доход галерея не приносила, но имя моё в Париже за два года уже кое кому стало известно, а это для художника, на самом деле, было главнее, чем доход. Хотя…
— Нарисуешь нас? — спросила Жаннет.
— Конечно, — ответил я. — Но не сегодня. По крайней мере, не сейчас. Сейчас — отдыхаем. Устал я немного, хе-хе, от отдыха в горах и от дороги.
Девчонки тоже похихикали и снова спрятали свои носики в бокалы. Мы хорошо закончили этот день, уснув в шезлонгах на улице и с трудом перебравшись в свои спальни. За несколько дней наконец-то я провёл ночь один и прекрасно выспался.
Несколько дней мы втроём «валяли дурака», то занимаясь переносом их тел на листы бумаги и картона, то занимаясь физкультурой на улице и в тренажёрном зале, то в кровати, то музицируя. Я, между прочим, переслал сюда свою радио и музыкальную аппаратуру. Ну, то есть, сначала в усадьбу Моэма Сомерсета, а потом сюда. Не захотел я оставлять то что «нажито непосильным трудом» кому-то в наследство и снова самому собирать всё заново. Поднадоела эта сборка радио-конструкций в ручную.