"Фантастика 2024-191". Компиляция. Книги 1-25

С помощью заклинания, использованного на последней тренировке, создала перед собой огненный столп и, сконцентрировавшись на внутреннем Огне, шагнула в него. Губительный, беспощадный холод мгновенно отступил – здесь, в объятиях родного пламени, было тепло и уютно. Сейчас, когда растревоженные недавней истерикой чувства оказались обострены до предела, я поняла, что могла бы так стоять, наверное, Вечность. Подставлять лицо ласковым огненным лентам, наслаждаться жаркими касаниями, от которых по коже бегут приятные иголочки колючей энергии, открываться навстречу этому Огню, ощущать, как он проходит насквозь, достигая неистовой стихии, живущей в душе, как сливается с нею, превращаясь в единое целое.

Подчиняясь моей воле, Огонь, что пылает в душе, разрастается, заполняет тело, каждую клеточку, каждую молекулу, заставляя дрожать от напряжения, от нестерпимого натиска безудержной стихии. Границы стираются, болезненно, мучительно они меняются местами – часть огненной души оказывается снаружи, прорываясь через физическое тело и вперед. Огонь устремляется навстречу ледяному строению, в котором заточен несчастный парень, быть может, когда-то так же, как я, обманутый Гихесом. Я чувствую ответный всплеск стихии Льда – она не хочет сдаваться, она держит свою жертву в плену и стоит нерушимой преградой. Встречаются две стихии, Огонь врезается в Лед, набрасывается, расходится оглушительно ревущими волнами, топит снег, обнажая сверкающие пронзительной голубизной стены. Я вижу сквозь них расплывчатый силуэт, заставляю Огонь ударять с еще большей силой, мне хочется кричать от боли, но я терплю, потому что прерывисто дыхание, потому что задыхаюсь, а воздух нужно беречь. Слишком крепкие стены, слишком много в них энергии Льда…

Оборачиваюсь к чувствам, нет, не к той боли, что терзает тело – от нее нужно отстраниться. Ощущаю беспорядочные плетения Льда, сплошные булыжники силы, полностью обращаюсь в свои чувства, с помощью стихии ищу слабое место, но его нет, кругом одна только сила, страшная, разрушительная, необъятная. Идеальная и непобедимая. Остается только увеличивать мощь, наваливаться на стены собственной необъятной стихией, пропускать через тело и наружу весь Огонь. Еще, сильнее, и давить, давить, пока могу.

Больше нет мочи сдерживать крик. Больно, так больно, будто каждая клеточка тела рвется на части, не справляясь с потоком энергии. И я кричу, потому что невозможно молчать. Понимаю, что последние секунды уходят, что тело – сплошной комок боли – бьется в агонии и в любой момент безжизненным кулем рухнет на показавшуюся из-под растопленного снега землю. Огонь, сколько же его во мне, но мало, все равно мало, не хватает напора, чтобы пробить стену Льда. Время заканчивается, дыхание гаснет в уже беззвучном крике. Еще один рывок, ну же, Инира, ты справишься, соберись. Поднять пламя из бездонного колодца души, из тех глубин, где раньше не бывала, позвать за собой, за всполохом мысли, на поверхность сквозь измученное тело, работающее на пределе, вскипятить, испарить собственную кровь, потому что в ней так много от слабого человека, не способного стать проводником стихии, и ударить звенящей мощью, смять, снести проклятую стену!

– Но этого не может быть! Она же… она… – раздается потрясенный возглас Тилара, однако конца фразы я не слышу – рев пламени глушит все звуки.

Ледяная преграда рассыпается тысячами мелких, слепящих яркими искрами осколков. Огонь касается застывшей в неподвижности фигуры, срывает тонкую прозрачную маску, сбрасывает с тела оковы, и в тот же миг из него вырывается новая волна неистовой стихии Льда. Светловолосый парень распахивает глаза, на какое-то мгновение мы встречаемся взглядами, несмотря на бушующие между нами стихии. Мне не страшно думать о том, что Лед вот-вот настигнет меня – наверное, я умру раньше из-за собственной стихии, но ледяная волна вдруг замирает посередине и, вздрагивая пару раз, неохотно втягивается обратно – в сияющие голубым светом глаза хрупкого парня. Изначальный! Он действительно стал Изначальным, никто иной не смог бы этого сделать.

На землю падала с осознанием победы. У меня получилось. Пусть не выжить, но освободить его я сумела. А тело, кажется, горело и рвалось на части, нет, не так – распылялось, исчезало.

Мама, папа, братик, простите, я подвела вас. Простите за все!

Джаяр… как ты мне сейчас нужен. Ты бы унял невыносимую боль, будь ты рядом, она бы стала неважной. Джаяр, я так хочу увидеть тебя в последний раз… Джаяр!

Но чуда не случилось, он не откликнулся на мысленный зов, не появился, и темнота, больше не медля, накрыла меня с головой.

Я падала вниз. В воздушной, пористой как губка, влажной темноте. Бездонная, бесконечная, она была повсюду – наполняла окружающее пространство, холодным, осязаемым туманом липла к телу, проникала внутрь, обволакивала душу. С каждым мгновением меня, кажется, становилось все меньше, и я тонула в ней, тонула. Сначала пыталась хвататься за черные клубы, задержаться, прекратить падение или хотя бы замедлить, но темнота неуловимо ускользала, просачиваясь сквозь пальцы, а падение продолжалось. Кроме темноты и меня, маленькой песчинки, потерянной в пространстве, здесь не было больше ничего. Наверное, лишь благодаря мысли о том, что падать можно только вниз, а не вбок и не вверх, я определилась с направлением.

– Инира! – неожиданно разорвал темноту чей-то голос.

Я вздрогнула, заозиралась по сторонам, но, кроме все той же темноты и собственных волос, красными лентами колыхавшихся, словно водоросли в воде, никого не увидела. Да и какая разница? Разве чье-то появление может что-либо изменить? Не проще ли отпустить, забыться, отдаться на волю бескрайней темноте и в какой-то момент совсем в ней раствориться. Это сначала было страшно, хотелось кричать, сопротивляться, потом падение захватывало дух, дарило упоительные ощущения, постепенно сменившиеся странным удовлетворением и равнодушием.

– Инира! – На этот раз смутно знакомый голос прозвучал гораздо ближе. – Инира, держись!

«Джаяр? Неужели Джаяр?» – встрепенулась я и снова почувствовала желание бороться. Яркой вспышкой мелькнули в мыслях воспоминания о последних событиях, а следом, неотделимая от них, нахлынула боль. Я закричала, забарахталась в беспорядке, пытаясь то ли ухватиться за туманную тьму, все более густую и глубокую, то ли унять страшную, дикую боль, снова завладевшую телом.

– Инира…

Передо мной мелькнул крылатый силуэт, я напряженно замерла, всматриваясь в него, пытаясь узнать, убедиться. Даже кричать перестала – почему-то теперь стало стыдно за собственную слабость. Вскоре мужчина приблизился, вынырнул из черноты, и я наконец разглядела бледное лицо арэйна Смерти.

– Ксай? – удивленно выдохнула я.

Не Джаяр… Не Джаяр! Хотелось выть от жгучего разочарования, от отчаяния и всепоглощающей боли. Зачем ее терпеть, зачем снова мучиться, если это всего лишь Ксай?! Он пришел, потому что обязан мне жизнью, а Джаяру я не нужна. Так зачем бороться, зачем страдать?

– Ты должна пойти со мной. – Арэйн протянул мне руку.

– Нет, – мотнула я головой, всколыхнув облако волос. – Не хочу. Я лучше останусь здесь.

– Ты должна, Инира, – с нажимом повторил Ксай и поймал мое запястье, не дожидаясь согласия. Нас встряхнуло, падение прекратилось – благодаря большим, сильным крыльям, переливающимся в темноте драгоценными всполохами, вдвоем мы зависли на месте. Разом усилилась боль, стала нестерпимой, невозможной, сводящей с ума.

– Не пойду, не хочу! – воскликнула я и, надеясь, что арэйн сжалится, со всхлипом призналась: – Сопротивляться больно.

– Знаю, – кивнул он понимающе, только не было в его взгляде сочувствия, не было там ни сострадания, ни милосердия – лишь холодная, твердая настойчивость. – Терпи. Ты должна жить.

Он потянул меня за руку, а темнота вдруг сгустилась, со всех сторон навалилась на нас, впилась безжалостными иглами, жестоко терзая, цепляя невидимыми когтями, стаскивая вниз, но Ксай был не менее упорным. Взмахи крыльев участились, стали рваными, тяжелыми. Темнота не унималась, выцарапывала меня, выколупывала, оплетала скользкими жгутами, сдавливала грудь, будто хотела переломить, растереть в порошок, если уж не сможет отобрать у арэйна.