"Фантастика 2024-21". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Тусе сделалось не по себе. Она поняла, что это вовсе не Ленка, о судьбе которой она ничего не знала, да и не могла знать, а она сама сидит в клетке, словно под электронным микроскопом препарируемая тяжелым взглядом пирата…
— Что с тобой? Тебя аж холодный пот прошиб. Ты не заболела? — участливо наклонилась к ней Наташа.
— Все в порядке, — пересохшим ртом прошептала Туся, судорожно вдыхая напоенный тонкими ароматами дорогих духов, кондиционированный воздух, и пытаясь стряхнуть наваждение.
Она все еще сидела в зале, где звучала музыка Моцарта. Сережа Савенков сегодня, кажется, превзошел многих мастеров прошлого. Оркестр под его управлением звучал,
Вот только происходящее на сцене, те образы, которые вызвал к жизни режиссер, выступали контрастом молодому задору и светлым, немного игривым интонациям веселого зингшпиля [12] , написанного задолго до сороковой симфонии, «Дон Жуана» и «Реквиема». Моцарт представлял сералем дом родителей своей невесты Констанцы, а в образе Осмина видел едва ли не собственного отца, не дававшего согласие на брак. И конечно же, у его героев все благополучно разрешилось, и даже неудавшийся побег не стал препятствием для воссоединения.
12
Зингшпиль (нем. Singspiel досл. «пьеса с пением») — музыкально-драматический жанр, распространённый в Германии и Австрии во второй половине XVIII века и начале XIX века; пьеса с музыкальными номерами или опера с разговорными диалогами (вместо речитативов), преимущественно комического содержания.
Туся снова увидела рыжебородого пирата. Склонившись с лазерным бичом над беззащитной пленницей, он оглушительно ревел, каждое слово сопровождая ударом:
— Я уничтожу тебя, тварь! Ты предала меня! Сейчас же отвечай, кому ты передала наши координаты? Отвечай немедленно! Я тебе все пальцы переломаю! Я выдавлю твои глаза, расплющу твою голову, как орех, чтобы ты уже никогда даже по нейронной связи не могла выходить в межсеть!
Истерзанная женская фигура, пытающаяся вжаться в грязный, заплеванный пол, выглядела размытой, но Туся нутром ощущала боль и ужас незнакомки, к которым примешивались упорство, твердое намерение держаться до конца и насмешливое удовлетворение от выполненного долга.
Тусе захотелось разрыдаться от боли и бессилия. Она знала, что в ее силах помочь, но не могла сообразить, как это сделать. Тем более, разобрать, где и, главное, когда происходила сцена истязания: в настоящем, будущем или прошлом не представлялось никакой возможности. Ей мучительно захотелось, чтобы рядом оказался Командор. Уж он-то нашел бы способ проучить негодяя, уж он бы сумел его отыскать.
Туся увидела охваченный пламенем пиратский корабль, и барсов группы Арсеньева, которые в абордажном бою отстаивали свободу и спокойствие пассажиров корабля с опознавательными знаками Содружества.
После спектакля Сережа Савенков, которого взыскательная публика принимала с большой теплотой и буквально утопила в овациях и цветах, пригласил друзей на пресс-конференцию и банкет.
Журналисты и музыкальные критики в один голос превозносили безупречный вкус и чувство стиля молодого дирижера, отмечали его умение работать с таким хрупким материалом, каким являлась музыка Моцарта. И конечно же все удивлялись,
каким образом в жутком горниле войны ему удалось сохранить душевную чистоту, тонкость и эмоциональную отзывчивость.— Отзывчивость меня и привела на борт боевого корабля, — слегка покраснев, скромно улыбался Сережа. — Когда на твоих глазах нелюди убивают людей, только законченный зачерствелый эгоист останется в стороне.
Он хотел добавить что-то еще, но его уже не слушали. Зацепившись за тему войны, отмечали новаторство режиссера, который сумел по-новому прочесть незатейливый сюжет зингшпиля, наполнив его глубиной и сумев провести яркие и интересные параллели.
— Параллели, перпендикуляры, — недовольно ворчал Клод. — Лучше бы Сережке дали договорить про войну! По мне, так этот режиссер ни в музыке ничего не смыслит, ни о том, что творится за пределами Солнечной системы, не имеет ни малейшего понятия.
Туся была тоже согласна, что в антураже галантного восемнадцатого века или более ранних эпох, история выглядела бы правдоподобнее и больше подходила к музыке.
— Понимаете, я увидел костюмы и декорации только на генеральном прогоне вчера, — оправдывался перед друзьями Сережа, словно в чем-то был виноват. — И про скорчер я им объяснял, и про то, что пираты редко, когда могут себе позволить такую роскошь, как броня «Кобры». Но мне сказали, что уже поздно что-то менять. Тем более, что про «Кобру» они тут вообще впервые слышат. Просто сделали костюм, надергав красивых картинок в сети.
— Мы никого не хотели обидеть, — услышав возмущенные реплики Клода, к ним подошел режиссер. — Просто военные — такие занятые люди, и у них везде сплошные секреты. Я пытался найти хорошего консультанта, даже посылал запрос в штаб, но мне ответили отпиской.
Туся подумала, что, если бы постановщик действительно преследовал цель не просто уловить конъюнктуру, а соблюсти какую-то достоверность, он вполне бы мог обратиться за консультацией к молодому маэстро. Тем более, что биография Сергея Савенкова ни для кого не являлась тайной. Теперь же делец от искусства пытался сделать хорошую мину при плохой игре и старательно делал вид, что ему интересны пространные объяснения, в которые пустился вошедший в раж Клод.
Не желая привлекать к себе внимание досужих журналистов, Туся вышла на балкон, вдыхая свежий альпийский воздух и любуясь панорамой вечернего Зальцбурга, сияющего огнями подсветки и великолепными иллюзиями красочных проекций. Оживленные мастерами голографии дамы в пышных платьях с фижмами и кавалеры в шелковых камзолах прогуливались по аллеям сада Мирабель, кружились на Соборной площади в фигурах чинного менуэта, покачивались в золоченых каретах и портшезах, направляющиеся в древний замок и Дворец Альтенау.
Извилистые, узкие улочки зажатого между скалами и рекой старого города были наполнены огнями, смехом, веселыми голосами и звуками популярных мелодий. Ветер приносил запах хвои, смешанный с манящими ароматами изысканных блюд, которые предлагали посетителям многочисленные ресторанчики. Все вокруг дышало атмосферой праздника, благоуханием летних садов, радостью жизни.
И все же этот безопасный, благополучный мир, знать не желающий о том, что где-то существует горе, слезы и боль, казался Тусе более иллюзорным нежели голографические дамы и их не менее призрачные кавалеры. Конечно, оперный певец не должен уметь обращаться с боевым оружием, а модному режиссеру совершенно необязательно знать, как выглядит броня «Кобры». Но почему все эти знания пришлось приобрести затравленной, испуганной девчонке, да и не ей одной.