"Фантастика 2024-30". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
Глава 15. Островитянин
Лето подходило к концу, и на немногочисленных лиственных деревьях в окрестностях поместья становилось всё больше желтеющих листьев. Малышке Риззель было уже больше полугода, и каждый день она радовала домочадцев какими-то новыми штучками. Это была живая, очень жизнерадостная девочка, почти всегда пребывающая в хорошем настроении и крайне редко закатывающая истерики.
Она уже вся извивалась в своей кроватке, и не так давно начала садиться, хватаясь за любую подходящую опору. Но этого ей было явно мало, так что с недавнего времени Риззель предпринимала попытки встать на ноги. Однако Нанна — та самая служанка, что опекала Динди во время «болезни», неизменно была настороже.
— Ишь ты, егоза! — смеясь, восклицала она,
Сама Динди глядела на проделки дочери куда благосклонней, и когда Нанны не было поблизости, даже помогала ей приподняться и несколько секунд постоять. Выражение лица Риззель при этом было таким счастливым, что Брум, хотя и опасался «ножек колесом», но не мог найти в себе достаточно мужества, чтобы одёрнуть сестру.
Вообще рождение дочери явно повлияло на Динди. Она, разумеется, не поумнела — по-прежнему она почти не разговаривала даже с Брумом, а с Риззелью общалась на каком-то собственном языке, состоящем из бессмысленных ласковых звуков. Она всё так же время от времени впадала в ступор, переставая реагировать на всё, за исключением дочери, и, когда малютку забирала Нанна или кто-то из домочадцев, она могла на протяжении часа или двух сидеть неподвижно, откинувшись спиной на высоко поднятые подушки, и глядеть в одну точку.
Но при этом Динди, несомненно, была хорошей матерью. Наверное, это были инстинкты, подобные звериным, но она весьма ловко управлялась с малышкой. Она сама пеленала её, сама обмывала, одевала. Разве что своего молока у неё оказалось недостаточно, так что каждый вечер к ним наведывалась молодая крепко сбитая простолюдинка, кормившая на ночь юную барыню. Но в остальное время Динди управлялась сама. Она почти не расставалась с дочерью, похоже, нисколько не уставая от необходимости постоянно быть с ней. Когда Динди играла с Риззелью, целовала и щекотала её, то становилась похожей на самую обычную девушку.
И крошка Риззель души не чаяла в своей маме. Рядом с Динди она всегда была счастлива. Разумеется, ей и в голову не могло бы прийти, что с мамой что-то не так. Для неё она была самая лучшая, самая умная и красивая, единственная.
Надо сказать, что пока что ни Брум, ни отец с матерью, ни врачевательница, время от времени приезжавшая в имение из Тавера по протекции барона Ворлада, не замечали в девочке каких-либо отклонений. Похоже, Риззель была совершенно нормальным, и даже весьма развитым для своего возраста ребёнком, и Брум, хотя он, без сомнения, одинаково любил бы её в любом случае, всё же был несказанно этому рад.
Когда наступила настоящая весна, то есть уже ближе к лету, они с Динди и малышкой стали устраивать прогулки вдоль побережья. Они по очереди несли её, то и дело останавливаясь, чтобы дать Риззель возможность повозиться с песком, камешками и прочими забавными для неё вещами. Удивительно, но та вовсе не стремилась тянуть в рот всё подряд, так что Брум мог расслабиться, не опасаясь, что племянница проглотит камень или жука.
Надо сказать, что за это время в жизни нашего героя произошли и другие не менее значительные перемены. Дело в том, что его братья внезапно загорелись желанием сделать карьеру. Старший вдруг раздобыл себе небольшую, но всё же вполне достойную должность в магистрате Тавера, а другой выбрал военную стезю. Однако он не пожелал воспользоваться протекцией ненавистного барона Ворлада, и потому уехал на запад, на полуостров Лионкай, где устроился командиром манипулы.
И вот совершенно неожиданно, в течение нескольких месяцев, оба старших отпрыска сеньора Хэддаса покинули родное гнездо, так что Бруматт вдруг оказался единственным помощником отца, взяв на себя функции, которые прежде выполняли братья.
Мы помним, что Брум сильно отличался характером от Линда, и всегда мечтал именно о такой вот тихой и размеренной жизни провинциального помещика. Теперь эта мечта сбывалась. Отец, который прежде не особенно уделял внимание младшему сыну, считая его (признаться, вполне справедливо) недалёким и неспособным к столь сложной деятельности как управление имением, совершенно иначе взглянул на
парня в свете последних событий. И, надо сказать, чем больше он вглядывался в Брума, тем больше удивлялся.Да, сын, конечно, с неба звёзд не хватал, но у него была удивительная практическая смекалка. Он с полуслова понимал, чего именно хочет отец, если это касалось домашнего хозяйства. Он с огромным удовольствием взял на себя обязанность ездить в Тавер, чтобы закупаться всем необходимым. Для Брума это вдвойне было в радость, учитывая, что он, прожив всю жизнь рядом с этим городом, так в нём до сих пор и не побывал.
Тавер очень понравился Бруму — для него это был совершенно другой мир, непохожий на его привычную среду обитания. Однако город был хорош для него главным образом потому, что находился поблизости от дома. Юноша всегда с удовольствием отправлялся в Тавер, а вечером с радостью возвращался назад. Крайне редко он оставался там на ночь — Бруму не нравились гостиницы, он чувствовал себя там крайне неловко и обычно не мог уснуть почти всю ночь.
Иногда, когда погода позволяла, он брал с собой сестру и племянницу. Динди, с непосредственностью умственно отсталой, радовалась и восхищалась всему, что видела в городе. Но особенно она обожала наблюдать за людьми. Она часами сидела на рыночной площади, глядя на прохожих, торговцев, и на её лице калейдоскопом сменялась целая гамма эмоций, которые она с точностью зеркала копировала с объектов своих наблюдений.
Всё это время Риззель, которая, как мы помним, была очень спокойной девочкой, либо дремала на руках мамы, либо с увлечением играла любыми мелкими предметами, до которых могли дотянуться её ручки. Так что Брум мог спокойно заниматься своими делами — торговаться, заключать сделки, общаться с кредиторами или же должниками, совершенно не опасаясь, что его любимицы заскучают.
Подобные поездки случались нечасто — обычно раз в пару недель или ещё реже, а поэтому не могли ни утомить, ни наскучить. Брум оказался отличным управляющим, так что отец всё чаще давал понять, что, коль уж старшие братья выбрали другую стезю, именно его он видит наследником поместья. Единственное, чего не хватало теперь Бруму — так это хорошей жены и собственных детишек. Впрочем, Риззель была для него всё равно что родной, так что сам он до поры не слишком-то переживал по этому поводу.
Другое дело — сеньор Хэддас. Он всё чаще заговаривал с сыном на эту тему. Оба старших брата его уже были женаты, старшая сестра также вполне удачно выдана замуж — настала очередь и самого Бруматта. Отец с матерью присмотрели уже пару кандидатур, любезно предоставив сыну выбор между ними. Откровенно говоря, ни та, ни другая потенциальная невеста не слишком-то впечатляли будущего жениха — одна была «старовата» по его меркам, и обе были, вежливо говоря, не слишком-то хороши внешне. Но Брум так и оставался всё тем же увальнем, так что и сам он не продвинулся в столь важном деле ни на йоту.
В конце концов им с отцом удалось прийти к соглашению — если до будущей осени он сам не представит родителям будущую невестку, то будет вынужден согласиться на их выбор. Брума это вполне устраивало — казалось, что будущая осень ещё бесконечно далеко, так что пока можно было с удовольствием проводить время в компании Динди и Риззель.
***
До конца лета оставалось всего ничего, и уже становилось заметно прохладнее. Впрочем, сейчас, за пару недель до месяца жатвы [184] , дни казались по-настоящему летними. Это было особенно приятно, потому что всего несколько дней назад на южном побережье Серого моря бушевала буря, и тучи, затянувшие небо, не пропускали солнечный свет. Тогда казалось, что на дворе стоит поздняя осень, так что Брум, Динди и Риззель пару дней провели, не высовывая носа за порог. По счастью, буря ушла, небо очистилось, и всё ещё летнее солнце на время вернуло благословенное тепло.
184
Месяц жатвы — первый из месяцев осени в календаре Кидуанской империи. Соответствует нашему сентябрю.