"Фантастика 2024-30". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
То, что было принято такое решение, косвенным образом подтверждало пессимизм Папаши. Магистрат никогда не решился бы на это, не получив одобрения, а то и прямого указания ночных королей города. Вряд ли четверо предводителей решили полностью истребить старейшую банду Кидуи — да это было бы и невозможно — но они явно надумали на долгие годы превратить Призраков в отщепенцев и изгоев. Было ли это своеобразным возмездием за свершённое Жрецом, или же в том был лишь трезвый расчёт — об этом знали лишь четыре короля.
Для Линда Ворлада все эти вещи не имели значения. Он сейчас понимал лишь одно — ему предстоит участвовать в зачистке. Это слово пугало
За время минувшей смуты он не один десяток раз участвовал в вылазках, как называл их лейтенант Свард. Из них три или четыре были действительно серьёзными, где довелось помахать пикой, хотя сам Линд до сих пор никого не убил. Но то было другое. Тогда он участвовал в уличном бою против отребья, перевернувшего Кидую вверх дном. Теперь же перед гвардией была поставлена иная, куда более мерзкая задача.
Зелёный от отвращения Логанд объявил, что командование дало приказ — зачистить кидуанское кладбище от преступников. На начавшиеся было в строю возражения, он рявкнул: «Это приказ, идиоты!». И все сразу заткнулись.
Обычно лейтенант делил людей на «балбесов» и «болванов», считая первых тупицами, а вторых — наивными. Никто никогда не обижался, если он навешивал ярлык «балбеса», и млели от удовольствия, если удостаивались звания «болвана». Но «идиоты»… Стало ясно, настолько тошно сейчас ему самому, и насколько болезненно он воспринимает в этот миг любую мелочь.
— Это приказ, и он не обсуждается, — дрожащим от волнения, хриплым, будто сорванным голосом, продолжил Логанд. — Нужно много людей, чтобы охватить такую территорию. Собирают всех. Задача… — голос лейтенанта сорвался. — Задача — убивать любого взрослого человека, который вам попадётся. Детей не трогать.
Да, это была плата, которую город должен был принести своим освободителям. В том, что карательная операция была обязательным условием, поставленным королями банд, не было ни малейших сомнений. Магистрат никогда не решился бы на такую чудовищную и бессмысленную на первый взгляд жестокость. Впрочем, вероятно, некий страшный смысл в этом всё-таки был. Это было уже не просто возмездие — это было назидание. Это была демонстрация того, что случается с желающими перекроить мир под себя, и, главное, что случается с теми, кто возьмётся поддерживать этих безумцев.
Гвардейцы стояли, не зная, что сказать и что сделать. Линд лихорадочно соображал — нельзя ли придумать какую-нибудь причину, чтобы избежать предстоящей экзекуции. У него было ощущение, что его кишки, оборвавшись, повисли в животе, до боли натянув ту единственную ниточку, которой они продолжали крепиться к горлу. Подкатила тошнота, и вновь угрожающе заурчал живот.
— Дожили… — рискнул подать голос Папаша. — Были стражами, стали убийцами…
Логанд вскинул голову, но не накричал, да и вообще смолчал. Но в лице его стояла такая боль, что Линду впервые в жизни стало по-настоящему жаль этого человека. Лейтенант всегда был с каким-то надломом внутри, но обычно он довольно умело скрывал его под наносной бесшабашностью и циничной насмешливостью. Но сейчас у него, кажется, не было на это сил.
И Папаша смущённо закашлялся и отвёл глаза с явным раскаянием. А Линд понял, что ему не нужны никакие отговорки. Он пойдёт туда и сделает что должно, чтобы снять хотя бы толику страшного бремени, висевшего на Логанде.
***
Подступал ранний зимний вечер. Вновь мягко кружили в сером небе редкие крупные хлопья. Линд никогда прежде не бывал на
этом кладбище, и сейчас поражался тому, какое оно огромное. Сейчас он старался думать о чём угодно, но только не о предстоящей зачистке, а потому вглядывался в истёртые временем могильные камни, вырезанные в виде рога, пытаясь прочесть имена давно истлевших под ними людей.Эта часть кладбища была, пожалуй, одной из самых древних, и тут почти не было свежих могил. Впереди была главная часть этого величественного некрополя — там, где находились мавзолеи, склепы и гробницы богатых и знатных граждан Кидуи. Именно там сейчас находились Призраки, пытаясь спрятаться от неизбежного. Где-то там, вероятно, пребывал и король Челдон.
Логанд был прав — сюда стянули всю городскую стражу. Кое-где были заметны и отряды легионеров. Линд не сомневался, что всё кладбище сейчас окружено. Несколько тысяч человек ждали лишь сигнала.
Всё дальнейшее Линд Ворлад помнил лишь какими-то мутными урывками. Он помнил, как они шли частой цепью, держа наготове пики и другое оружие. Через каждые два-три человека бойцы держали зажжённые факелы, поскольку довольно быстро темнело. Это была фантасмагорическая картина — молчаливые тени, бредущие сквозь ряды могил и вьющийся в свете факелов снег… Словно уже наступила Последняя Битва, и поднятые волей Белого Арионна души брели туда, где закончится судьба всего сущего.
Вскоре раздались первые крики. Какие-то люди выскакивали из-за могильных камней. Некоторые с отчаянием бросались на солдат, то ли надеясь прорваться из окружения, то ли желая подороже продать жизнь. Но большинство в ужасе убегали вглубь, ища покровительства у древних гробниц. Ища, но не находя его…
В тот вечер Линд впервые познал убийство. Он ощутил ту неподатливую упругость, с какой остриё пики входит в живую плоть, почувствовал, как по древку передаётся глухой удар металла о кость, как тяжелеет передняя часть оружия, когда пронзённая жертва валится на землю. Он убивал, и убивал, в основном, безоружных. Среди них, кажется, были и женщины — в темноте трудно было разглядеть что-то кроме неясных очертаний фигуры.
Линд постарался отрешиться от происходящего, потушить все чувства и эмоции. Он просто колол — и всё. Колол, потому что такова была его работа. А за этими уколами не следовало больше ничего. Впрочем, можно было взглянуть на всё иначе. Укол — и одной тенью на земле становилось меньше. А мир без теней — это же более светлый мир, разве нет?..
Глава 25. Дружба
Брум вновь ехал в Тавер, и его снова сопровождала Динди с дочкой. В последнее время они зачастили в соседний город, приезжая туда по два-три раза в неделю. Причиной тому был северянин Шервард, с которым они познакомились в таверне на рыночной площади.
Юноша с удовольствием вспоминал тот день. Он до сих пор помнил всю гамму чувств, которую ощутил — от первоначального страха, который он помнил даже на вкус и запах, до симпатии, которую келлиец сумел завоевать за короткое время. Он едва говорил на имперском, а из-за выговора понять его было вообще почти невозможно, но что-то в его лице подкупало сразу же.
Он был из тех людей, что вызывают симпатию уже одним своим видом — приятное, открытое лицо, немного грустные, но добрые глаза, улыбка, которая становилась смущённой всякий раз, как Шервард не мог подобрать слово. Но главное, что Брум даже не замечал, а скорее ощущал — это какое-то бесконечное почтение, едва ли не благоговение, которое островитянин испытывал к Динди. Когда он глядел на девушку, а также на посапывающую у неё на руках Риззель, удивительная печальная нежность невольно проступала на его лице.