"Фантастика 2024-37". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Смотрю на розовое чудо, а оно мне слезную мордочку строит. И ведь внутри ни капельки не розовый и не пушистый, а все равно жалко. Ну что за жалостливая у меня натура. Вон Широ же не пожалела. Хотя жалость к этому извергу он сам же у меня и отбил.
— Ладно, огненный наш, пойдешь с нами. Но если доставишь проблемы, мигом браконьерам сдам, — лихорадочно закивал, — так куда идти?
— А вы правильно шли, вот по этой тропинке через тринадцать рассветов до самой заставы и дойдем.
— Тринадцать? Так мы только шестой рассвет в степях, а до лесов минимум двадцать два. Ты что-то путаешь.
— Нет, это короткий путь. О нем никто почти не знает, —
Понятно, как целый клан фениксов скрывался от мира.
— Русалку гному в жены! Так это же великолепно!
Получи Широ, распишись под поражением. И я крепко сжала феникса в объятьях. А отпустила уже пепел. Удивляться своей силе, раздавившей птичку, времени не было, так как песенка полилась в тот же момент.
У вампира клык отпал,
И куда-то ускакал.
А на ужин у бессмертной знати,
Девственница в льняном халате
Как кусать теперь прикажешь,
И на дверь ей не укажешь.
Плакать собралась она,
В пасть полезла и сама.
И спросил ее вампир:
— Что это за номер?
Доставая с пасти шею
Что не сделал он своею.
— Коль тебе я не нужна, -
Осветила пол луна, -
— То кого любить я буду,
Ведь тебя я не забуду.
Ошарашен был вампир,
Сума сошел егоный мир.
Куда катится земля?
Кровопийца и дитя.
— Ты послушай малышня,
Ноги уносила б от меня.
Потрошить не стал пока
Потому что нет клыка.
Истерить она изволит
Чувство мести ее гонит
И девица с горяча,
Дала в лоб и стрекача.
И остался наш вампир
Ополчившись на весь мир,
Без девицы для себя,
И с улыбкой без клыка.
— Ха-ха-ха, ой убейте меня снова, это нужно повторить! Ха-ха, — смотрю на две валяющиеся фигуры, и так убить их хочется, что сил терпеть нет. Да только одного убьешь, песенки похабные петь будешь, а второго сил убить не хватит, быстрее сама убьюсь.
— Может, хватит ржать, как кони. Ты мне, Ласка, лучше объясни, как так получилось, что сил меч держать у меня нет, а тебя прикончить — есть?
— Ну-у-у… я нежный.
— Ага. На сколько нежный?
— Хм, очень нежный. Одной царапины или большого синяка достаточно, чтоб я сгорел, — грустно как-то он это сказал.
— И что, все фениксы от насилия так застрахованы, или с синяками не модно гулять?
— Нет, это скорее особенность моего организма…
— Ага, розовая, — перебила его я, — заметили уже.
— Розовые волосы и глаза — это подарок, — печально произнес он.
— Чей?
— Моей мамы. Понимаешь ли, Дана, я не чистокровный феникс. Моя мама нимфой была, — держите меня, я проваливаюсь сквозь землю. Нимфы такие же часто встречающиеся существа, как и банши. И вот где его мифический папаша-феникс нашел не менее мифическую нимфу-мамашу?
— Да как такое возможно? Ты либо нимфа, либо феникс, а ты…
— А я и то и другое. Моя мама была нимфой…
— Сладкоежкой, — снова перебила я.
— Нет, нимфой светлой мечты. Эти нимфы самые редкие и их цвет — розовый, — слышала что-то о том, что нимфы разноцветные существа. К примеру, у нимфы надежды волосы и глаза зеленого цвета, у нимфы веры —
желтого и так далее, — вот мне и передался ее цвет, а так же…— Ее нежность? — не удержалась от смешка я.
— Нет, чувствительность. Нимфы не терпят к себе прикосновений, только от любимых. В противном случае они умирают. Поэтому нимф так сложно найти, они принимают облик деревьев, травы и цветов, некоторые ручьев и облаков. Если нимфа не покажется тебе сама, то ты ни в жизнь не найдешь ее.
— Получается, что от любого прикосновения ты мрешь? Но тогда, как же Ван тебе руку пожал? — закономерный вопрос, согласитесь. Догадка меня просто убила, — или он тебе настолько понравился? — и я загоготала во весь голос.
— Нет, просто ты мне синяк поставила, а он нет. Я ведь феникс, я не умираю от прикосновений, только от синяков и ссадин, — но все его объяснения бес толку, я все равно заливисто хохотала, корчась в приятных муках на земле.
Две насупившиеся фигуры, что коршунами нависли над валяющейся в припадке мной, все сильнее расплывались от слез. Они молчали, но весь их вид обещал, что месть будет ужасной. От этого стало еще смешнее. Мстя от вечно мертвой птички и придурковатого воина с раздвоением личности, что даже рубашку без меня ни снять, ни одеть не может. Прям вижу, как Ван, запутавшись в рукавах, во время приведения плана мести в действие, случайно выбивает дух из феникса, который тот час же сгорает и ветерком уносится в неизвестном направлении, с предсмертными словами «Я буду мстить, и мстя моя будет страшна!».
Не знаю, сколько длилось мое забвение, да только очнулась я от невероятно аппетитных запахов, что принес мне милостивый ветер. Как они посмели? Я отлучилась ненадолго (как мне кажется), а они сразу хомячить пошли. Изверги, это уже слишком жестокая месть, оставить меня голодной. Или еще хуже — оставить мне только кашу.
Оказывается, наш феникс весьма запасливое существо. У него в седельных сумках чего только не завалялось. Даже вяленое мясо! Я люблю фениксов! Даже розовых.
— Шлушай, Лашка, а жа што тебя фще шаки иж кфана фыкнали?[1] — да уж, как-то сама не поняла, что сказала, но оторваться от куска ароматного, вяленного и столь желанного от долгого лишения мяса выше моих сил.
— Ты б прожевала сначала, а потом в душу ко мне лезла, — скривился феникс, наблюдая за моей кровожадной расправой над несчастной гастрономией. Если честно, даже знать не хочу, как сейчас выгляжу.
— Ижвини, не жаметила куда флежла, наверно, в нешущештвующую фещь[2], - и скривилась в улыбке. Думается мне, что с куском мяса во рту, как с добычей, при этом вгрызаясь в нее и улыбаясь одновременно, я выглядела жутко. Даже Вана проняло, он от этого зрелища аж отшатнулся в сторону. А нечего людей на кашевую диету сажать. Я сейчас и покусать могу.
— Так я услышу ответ или как? — так и быть, я оторвалась от мяска.
— Или как, — вот же ж упрямая птица.
— Ванюша, радуйся, мы выезжаем, садись на Палю, — такую гримасу боли и праведного страха я в жизни не видела. А теперь смотрим на розового. Тот с бесстрастным лицом начинает собираться.
— Одни! — но вот мимолетная расслабленность от того что пытать не стали сменяется осознанием.
— Ты меня бросить хочешь, — щурит глаза и с вызовом смотрит на меня, — так и знал, что ты такая же подлая. Набила живот, поняла, что перышки с меня не сдерешь, и решила выкинуть. Ты ничем от них не отличаешься, — и он отвернулся, но скрытую в глубине его души боль, что отразилась в глазах и словах, сложно было не заметить.