"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Пан Годимир! — с нажимом повторил каштелян.
— Я здесь! — откликнулся словинец, отвешивая точно рассчитанный поклон. Ни вершком больше, ни вершком меньше.
А где же король?
Рыцарь сперва и не разглядел его. Маленького росточка человек в черном зипуне, без всяких вышивок, галунов и украшений. Не носил Доброжир также и суркотту. Даже своих цветов. Только воротник и манжеты зипуна были отделаны темным блестящим мехом. Скорее всего, бобровым.
Морщинистый лоб, седые виски, глубокие складки, начинающиеся от крыльев носа и скрывающиеся в тронутых изморозью усах, мешки под глазами. Все это делало ошмянского государя похожим на пожилого, усталого лавочника или мастерового, измученного непосильными поборами властьимущих. Доброжир
— Пан Годимир, подойди ближе, — велел каштелян.
Словинец повиновался.
Шагая мимо столов, за которыми расположились гости ошмянского двора и наиболее знатные из местных рыцарей, он выделил взглядом намотавшего каштановый ус на толстый палец пана Тишило, седого Стойгнева в черной суркотте, красноносого мечника Авдея. Успел заметить, как Олешек тише воды, ниже травы проскользнул за его спиной и уселся в самом низу правого стола, бережно прижимая к груди цистру.
— Ты обвиняешься, пан Годимир, — провозгласил Божидар, — в незаконном присвоении рыцарского звания. Для прочих панов-рыцарей поясняю. Не будучи посвящен в рыцарское звание согласно обычаю и уставу, пан Годимир, уроженец села Чечевичи, сын рыцаря Ладибора герба Косой Крест, объявил себя странствующим рыцарем, путешествовал по землям Хоробровского королевства, Полесья, Поморья, Заречья… Ты что-то хочешь сказать, пан Годимир?
— Не был я в Поморье, пан Божидар.
— Да? Ладно, не был. Но ведь мог же поехать?
— Мог.
— Тогда невелика ошибка. Слушай с почтением, как подобает. Так вот, пан Годимир выдавал себя за рыцаря, пользовался всеми привилегиями, означенному сословию причитающимися, и, в особенности, положением странствующего рыцаря. Обвинил его в том славноизвестный рыцарь пан Стойгнев герба Ланцюг из Ломчаевки, гость его королевского величества пана Доброжира.
Пан Божидар остановился и обвел всех тяжелым взглядом. Рыцари молчали или сдержанно переговаривались. Пока на ушко друг другу. Лица их выражали презрительное пренебрежение по отношению к наглому самозванцу.
— Обвинение серьезное, — продолжил ошмянский каштелян. — Коли правота пана Стойгева подтвердится и обман пана Годимира наружу выплывет, должно нам его наказать примерно, чтоб прочим оруженосцам, возжелавшим малой кровью к рыцарскому сословию примазаться, не повадно было. А посему его королевское величество пан Доброжир решил самолично, в присутствии всех достойных рыцарей, рассмотреть жалобу и определить меру наказания. Ежели кто из панов рыцарей желает высказаться по сему разбирательству, милости прошу.
Тут же вскочил юный рыцарь — едва только усики пробились — в ржаво-рыжей суркотте с подковкой на груди.
— Требую примерного наказания! — воскликнул он срывающимся голосом. Взмахнул кулаком. — Плетьми бить на конюшне, как положено смерду, а после гнать прочь без оружия, коня и доспехов!
— Тихо, пан Лукаш, тихо! — осадил его рыцарь постарше с широким подбородком, на котором выделялся грубый шрам. Суркотта этого пана была белой с изображением распластавшего крылья черного ворона с красным глазом. — Не пори горячку. Любое преступление разбирать надобно, и нет разницы — кметь его совершил, либо рыцарь. А тебе, пан Лукаш, не следует вперед старших рыцарей встревать. Сперва на ристалище доблесть докажи.
Рыцарь в суркотте с подковкой вспыхнул, ровно маков цвет — даже кончики ушей покраснели, — и уселся.
— Позвольте мне, панове, — неспешно поднялся пан Стойгнев. Выплюнул ус, закушенный по давней привычке. — Поскольку я этого парня обвинил, мне и речь держать надобно.
— Добро, пан Стойгнев, — согласился Божидар. — Поясни свое обвинение.
— Охотно. Должен сообщить вам, панове рыцари, что был сей молодой
человек моим оруженосцем годков эдак пять назад. Усердный паренек и упорный, тут ничего поперек сказать не могу. Но… — Пан Ланцюг пожал плечами. — Бесталанный. Как есть бесталанный.Словно в ответ на эти слова что-то забурчал пан Тишило. Громко, но невнятно — ничего не разобрать.
— Панове! — слегка возвысил голос Стойгнев. — Известно, дурноезженного коня не переучишь. Пса, привыкшего добычу рвать, проще убить, чем по правилам натаскать. Бойца, ежели для него все едино — что меч, что кочерга, — настоящим рыцарем не сделаешь. Уж поверьте моему опыту. Не один десяток лет молодых воспитываю да из оруженосцев в полноправные рыцари вывожу. Через косорукость этого паренька, — он глянул на Годимира жалостливо. словно на юродивого, — едва жизни не лишились пан Ясек герба Полкороны, пан Крыштоп герба Груган, пан Леська Белоус и я, пан Стойгнев герба Ланцюг из Ломчаевки…
Доброжир поманил пальцем каштеляна. Тот наклонился, едва ли не припал ухом к губам короля. Выслушал, покивал и сказал:
— Не соблаговолит ли пан Стойгнев уточнить, был ли причиной опасности для жизни вышепоименованных панов злой умысел пана Годимира, либо же неосторожность или промашка, по неведению допущенная?
— Да какая там промашка! — сокрушенно воскликнул пан Ланцюг. — Но и не злой умысел, в том я присягнуть перед ликом Господа готов. У нас в Хоробровском королевстве говорят в таких случаях — руки из задницы выросли. Так вот это как раз про Годимира из Чечевичей. А ты попробуй, пан Божидар, дай ему меч в руки. Только мой тебе совет, сам подальше отойди и людей к нему не подпускай. Пускай сам себя увечит. Ни к чему безвинным страдать.
— Значит, покушение на жизнь панов рыцарей по причине неумелого обращения с оружием вышло? — уточнил на всякий случай каштелян.
— Истинно так.
— Добро. Что же дальше приключилось?
— Да ничего не приключилось, пан Божидар! — Стойгнев развел руками. — Прогнал я его. На все четыре стороны. В рыцари Годимир посвящен не был. Да он и сам это вчера признал. Прилюдно.
— Это так, — согласился Божидар. — Что ты можешь в свое оправдание сказать, пан Годимир?
— Ну, что я могу сказать? — Годимир, сам того не замечая, гладил пальцами ножны висящего на поясе меча. — Виновен ли я, что конь мой в сурчину провалился? Ногу сломал, а уж через него пан Белоус и пан Груган с коней слетели. И пан Стойгнев тоже… Служил я верой и правдой, сражался за Усожей с басурманами наравне со всеми, а из-за проклятой сурчины мне вместо рыцарских шпор — пинок под зад. Справедливо ли это? — Он увидел, как скривился Желеслав, и понял — король из Остовца считает, что вполне справедливо. А потому продолжил еще запальчивей: — А я с детства мечтал странствующим рыцарем быть! Справедливость устанавливать, слабых защищать!..
— Без тебя не установят, — мимоходом бросил пан с красноглазым вороном.
— На моем счету волколак имеется! Скольких бы он людей загрыз?
— Да ну! Врешь! — воскликнул пан Лукаш и опять покраснел.
— Подумаешь, кметей жрал! — нарочно погромче выкрикнул мечник Авдей.
— Да ты, мечник островецкий, — повернулся к нему Годимир, — сам хуже волколака! Ввосьмером на одного, оно, конечно, проще, чем один на один, по-честному!
— Что?! — зарычал Авдей приподнимаясь. Его дернул за полу рыжеволосый пан в кольчуге-бирнье, не покрытой ничем, и с замшевым мешочком на шее — видно с мощами или другим каким оберегом.
— Что ты мелешь такое, пан Годимир? — удивился ошмянский каштелян.
— А то, что не далее, как пять дней тому назад, Авдей, безгербовый мечник, со своими дружинниками, при попустительстве короля Желеслава герба Брызглина, ограбил меня на дороге, как обычные лесные молодцы. Увел двух коней и все воинское снаряжение.
— И мула моего не забудь! — выкрикнул Олешек, вскакивая с места. — Мула тоже увели!
Рыцари загомонили, поглядывая то на Желеслава с Авдеем, то на Олешека с Годимиром.