"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Уховецкий князь помедлил мгновение и грузно плюхнулся на оба колена, не глядя под ноги, не считаясь с хлынувшей за голенища щегольских сапог холодной водой.
Строй охнул. По только что ровным рядам пробежала рябь, как от брошенного в воду камня.
Наметом подлетел Симон Вочап, спрыгнул едва ли не на ходу, поскользнулся, припал на одно колено рядом с Янушем:
– Что ж ты делаешь, твое величество? Своими руками всех в петлю…
– Какое я тебе «величество»? – окрысился владыка Уховецкий. – Можешь корону себе забирать! Вон она, во вьюке. А хочешь, швырни в небо – на кого Господь пошлет… И конец! И крышка! А с меня довольно!!! Из-за честолюбия край
– Да ведь так и так кровушкой умоемся…
– Зато моя душа пред Господом чиста будет! Я все сделал, чтоб войны избегнуть. Еще вчера гонцов Юстыну послал. Я присягаю Выгову и Прилужанскому престолу и от вас того же жду…
Пан Симон где стоял, там и сел. Прямиком в грязь. Схватился за голову, стягивая волчью шапку на глаза.
– Господи, слышишь ли ты меня? – прошептал едва слышно. – Конец… конец Малым Прилужанам…
Небо в ответ сыпануло мелким дождем. Холодным и колючим, как сочувствие скряги. Уместным, как шпильман на похоронах.
По сводчатому потолку распластались длинные тени. От неприкрытого ставня тянуло осенней стылой сыростью. Изредка ветерок касался одного из бесчисленного множества свитков, разбросанных по широкой столешнице, и тогда пергамент вздрагивал, взмахивал уголками, как отбившаяся от стаи, севшая умирать в чужое болото утка. Тогда тени на потолке всполошенно метались, а человек, сгорбившийся за столом, ежился, вздрагивал и без дела поправлял подбитую собольим мехом пелерину.
Серовато-зеленая кожа, глазки-щелочки, бесформенные уши. Любой сторонний взгляд не без труда узнал бы нынешнего прилужанского короля, некогда бывшего красавцем и франтом, первым кавалером Терновского княжества.
Скрипнула дверь.
Король Юстын встрепенулся и недовольно скривился:
– Я же просил…
– Нитчего, нитчего… – Невысокая полнотелая королева, уроженка далекого северного Руттердаха, до сих пор немного коверкала певучую лужичанскую речь, хотя давно уже изъяснялась совершенно свободно. – Я не пускать слуг. Я сама. Сама одна.
Королева отодвинула локтем кипу сложенных вчетверо, а то и просто смятых листков, поставила на стол посеребренный поднос с высоким узкогорлым кубком, прикрытым чеканной крышечкой.
– Катаржина, я же просил… – Король вздохнул и опустил подбородок на сложенные ладони.
– Нитчего, нитчего… Сам пан Каспер Штюц приказал пить. Этот напиток выводить отраву из крови. – Ее величество сняла крышку, втянула курносым носом густой парок и закатила глаза в притворном блаженстве. – Отчень вкусно.
– Кто из души у меня отраву выведет?.. – задумчиво протянул пан Юстын. – Какому чародею под силу?
– Нитчего. Все успокоится. Пей, пожалуйста.
Король сокрушенно махнул рукой, потянулся за кубком.
– О! Подождать! У тебя чернила на щека… – Катаржина ловко смахнула не успевшее засохнуть чернильное пятнышко.
Юстын наклонил голову и благодарно потерся щекой о руку королевы:
– Спасибо, Катаржина. Что б я без тебя делал? Без тебя и детей. Один с этой сворой подхалимов и стяжателей… Каждый тянет одеяло на себя. Вот жалобы, челобитные, доклады… – Король с ненавистью подбросил несколько развернутых свитков. – Вот, смотри – этот просит отменить Контрамацию. Желают-де шляхтичи застянка Водотыги детишек отдавать учиться чародейству! Сорок два отпечатка пальцев, грамотеи! А этот жалуется – мол, князь Уховецкий Януш его поносной бранью бесчестил и грозился плеть о спину измочалить… Требует возместить ущерб чести шляхетской полусотней «корольков»! Тьфу ты… Коль честь тебе дорога,
бери саблю в руки и вызывай, а он – жалобу писать. Этот просит освободить фольварк от податей, так как он во время элекции подрался с уховецкими в шинке, потерял серьгу золотую, саблю и коня… За пьяную драку освобождать от податей? За кого они меня все принимают? – Юстын с неожиданной силой приложил кулаком о столешницу. Подпрыгнула, жалобно звякнув, чернильница в виде распластавшего крылья лебедя. Покатилось, кропя листочки брызгами чернил, гусиное перо. Закачался канделябр с пятью толстыми свечами белого воска.– О! Нитчего… – Прохладная ладонь королевы легла на лоб его величества. – Ты должен успокаиваться. Выпей отвар. Ты не должен делать все это сам… – Катаржина указала на заваленный исписанными листками стол. – Есть помощники. Пан подскарбий, паны гетманы, пан каштелян, пан возный, пан конюший, пан подтчаший… Всех ли я перетчислять?
– Да хоть всех, хоть не всех – велика ли разница? – горько усмехнулся Юстын. Зажмурился и залпом выпил обжигающее снадобье. Передернулся. – Ох, чего ж он туда мешает? Перцев заморских, не иначе…
– Каспер Штюц есть отчень хороший лекарь. Сколько раз ректор Академии Руттредаха звать его к себе, передавать опыт утченикам… Он все время отказываться. Сказал, летчить живых людей интереснее, тчем бубнить двум десятком олухов, которые только и думать, как накатчаться пивом после лекций.
– Может быть, может быть, – согласился король. – Почему-то я ему доверяю. Одному ему из всех придворных Витенежа. – Он помолчал, потом поднял глаза. – Ты слышала? Была голубиная почта. Януш отказался от короны Малых Прилужан. Распустил войско. Путь на Уховецк свободен.
– Так потчему же медлит пан Твожимир? Потчему не займет мятежную столицу?
– Я приказал возвращаться нашему войску.
– Потчему?
– Ох, сколь же можно объяснять? Хоть ты пойми. Мне не нужна целая страна врагов. Меня избрали королем честно и открыто. Я хочу править честно и открыто. Все лужичане мне как дети. Пусть один с берегов Луги, другой с Елуча, а третий со Стрыпы. Я поеду в Уховецк… Вот чуть-чуть подлечусь и поеду. Они должны принять меня сердцем, а не понуждением. И хоровцы тоже. Пускай пан Скорняга кордоны закрывает. Перебесится и сам ко мне придет. Замерзнет Стрыпа, полезут по льду кочевники. В одиночку, без поддержки всего королевства, Хоров не выстоит…
Его слова прервал решительный стук в дверь.
– Что там еще? – Король приподнялся, недовольно сдвинув брови. – Кого нелегкая несет?
Вбежавший стражник – гусар Выговской хоругви – был лицом белее первого снега.
– Прошу прощения, твое величество! Срочное донесение… – Он склонился в поклоне, скрипнув ремнями, поддерживающими нагрудник. Взмахнул крашенными восковым вереском в желтый цвет крыльями, едва не затушив свечи.
– Говори!
– Пан великий гетман прислал письмо. Крыковские гусары взбунтовались при попытке их разоружить. Посекли Тесовскую хоругвь реестровых, попытались прорваться…
– Ну? – Юстын посерел, вцепился пальцами в край столешницы. – Дальше!
– Их окружили двумя полками. Гусары встали насмерть. Великий гетман приказал…
– Почему мне не сообщили?! Долбень он, ваш Твожимир! Лбом ему крупу рушить, а не войском командовать!
– Не могу знать, твое величество… – растерянно пробормотал гусар.
– Ладно! Дальше!
– Крыковцев окружили двумя полками. Перебрасывали из Кричевичей еще две хоругви гусар, а от Бродков – арбалетчиков…
– Ослы… Ослы… – простонал король, хватаясь за голову. – Дальше!