"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Да как тебе сказать... — задумчиво говорит он. — Это не наши. А почерк — наш. Помнишь марочку Альдо? Тот же самый случай.
— Забавно. Смысл в нас стрелять? Мы ж вернемся.
— Мало ли. Вопрос времени, например.
— Может быть. Пойдем дальше?
— Пойдем.
Мы подходим к ограде здания. Тонкая кованая решетка сверху украшена совершенно символическими шипами. Метрах в ста от забора — высокое здание. Тихо. Опасно, мучительно тихо, словно все вдруг вымерло... выморожено. Никого. Ни единого голоса, ни единого человеческого запаха. Мы идем вдоль забора к будке у проходной,
— Нам на самый верх, — шепотом говорит Кира.
Я только один раз прикрываю глаза. Говорить не хочется. Кажется, мы на ладони у недоброго существа, которое следит за каждым нашим движением. Я пытаюсь нащупать его, уловить мысли — тщетно. Нет ничего, кроме взгляда, кроме внимания. За ним не чувствуется личности. У входа в здание — два охранника в той же форме, что и недавний покойник. Смотрю на Киру, но он молча подмигивает. И все проходит хорошо. Нас попросту не замечают ни у дверей, ни дальше, где у арки металлоискателя стоят еще двое.
В коридоре все та же звенящая тишина, запахи неживые — краска, штукатурка, клей. Осматриваюсь — действительно недавно сделали ремонт. Стены выкрашены в неприятный желтый цвет, а сверху по желтому нанесены пульверизатором розовато-коричневые брызги. На редкость неприятное сочетание. Интересно, о чем думали те, кто подбирал материалы для ремонта?
Шаги гулко отдаются в коридоре. Под ногами — отшлифованные каменные плиты. Не хотелось бы мне быстро пройти по этому коридору на каблуках.
Мы доходим до лифта. Кира насторожен, напряженно озирается. Я не чувствую опасности, но мне быстро передается его тревога. «Нет лестниц, — сообщает он. — Мне это не нравится». Я не понимаю, почему лестницы для нас так принципиальны. Лифт так лифт, можно подняться и на лифте. Кира нервно дергает щекой, и до меня доходит — если мы найдем Лика, то выбираться нам тоже придется на лифте. А его очень легко отключить или попросту сломать.
Лифт приходит. Это монстрообразное устройство, в которое страшно заходить. Плитки пола мозаичные — есть плитка, нет плитки. Стенок нет — только невысокое ограждение. Посреди торчит рубильник со шкалой.
— Началась шиза, — вздыхает Кира. — Залезай, альтернативы-то нет...
Я залезаю, устраиваюсь на краю у бортика — тот мне ровно по колено. Кира осторожно ставит рубильник на цифру «девять», последнюю на шкале. И я едва не оказываюсь внизу. Лифт взмывает вверх со скоростью истребителя, я, разумеется, падаю и повисаю над шахтой, только в последний момент успевая зацепиться за край. Кира, шипя и ругаясь незнакомыми мне словами, втаскивает меня обратно, и в этот момент лифт тормозит так, что я опять оказываюсь висящим и вцепляющимся в острый край железной пластины. Но на этот раз я уже выбираюсь сам.
Мне неловко за свою неуклюжесть и стыдно признаваться, что оба раза чувствовал, как невидимая рука бьет меня под колени. Кира скажет, что это бред, думаю я. И задаст разумный вопрос — почему его никто никуда не толкал? Что толку сваливать свою неловкость на померещившиеся мне руки...
Мы оказываемся в длинном коридоре.
Все двери — металлические, рядом с каждой из них кодовый замок и еще какое-то устройство, где на плоском экранчике очерчена ладонь. Кира ведет меня в самый дальний конец коридора, потом мы поворачиваем, поворачиваем еще раз и оказываемся в тупике. Здесь три совершенно одинаковые двери, выкрашенные белой краской. Кира задумывается, проводит пальцами ото лба к затылку, потом встряхивает головой.— Не знаю. Попробуй сам.
Я прикрываю глаза, пытаясь нащупать след Лика. Базилик, розмарин, гвоздика — терпкий, пряный букет запахов. Я так хорошо помню его, но — вот беда — не могу уловить в этом царстве тишины и металла. Наконец мне чудится, что нужная нам дверь — слева от меня.
Кира тычет в здоровенную белую кнопку, самую крупную из всех. Если это звонок, то он не работает. Тенник наугад набирает несколько комбинаций — бесполезно, потом он с размаху бьет по пластине сканера, замок искрит, и дверь приоткрывается.
Я вхожу внутрь, оттолкнув Киру, и попадаю в гигантскую лабораторию или вычислительный зал — ряды столов с пробирками и реактивами перемежаются рядами компьютерных столов. Системных блоков не видно — только плоские мониторы и клавиатуры. Никого. Ошиблись? Нет — в дальнем углу я вижу сидящего за столом человека в белом халате и шапочке, из-под которой выбиваются неровно обрезанные темно-рыжие пряди. Это Лик. Он исступленно лупит по клавиатуре — на экране быстро меняются картинки незнакомой мне программы.
— Кхм, — громко кашляет Кира.
Лик встает, поворачивается к нам. Лицо у него изможденное, словно из-за своего ящика он не вставал пару недель. На и без того худой физиономии остались одни глаза и нос. Все прочее напоминает череп, туго обтянутый кожей. Мне страшно. В фиалковых глазах Смотрителя — ужас и предупреждение. Я не понимаю его, вижу только, что он не узнает меня.
— Очень рад, что вы нас посетили, — громко говорит он, приветливо улыбаясь.
Вы когда-нибудь видели улыбку живого скелета? Омерзительное зрелище. И страшное.
— В нашей лаборатории разрабатываются самые новые и прогрессивные новинки технологий будущего, — изрекает Лик с видом экскурсовода.
Подходит к нам, улыбаясь, берет Киру за рукав и продолжает нести свою ахинею.
— Здесь вы можете полюбоваться на прогресс человечества, достигнутый при помощи самых последних инноваций в сфере биотехнологии.
Кира отчетливо вздрагивает, заглядывает Лику в глаза. Я смотрю туда же, куда и он, — в два фиолетовых колодца с безумием на дне. Смотритель что-то говорит, но я не слышу слов, пытаясь уловить, что творится с нашим братом.
...север, гроза, программа, серый полосатый кот, вирус, зависла, снежная буря, падал прошлогодний снег, ежик в тумане, винни-пух, гроза над морем, сиреневый туман...
Мне едва удается выбраться из хаотической смеси образов — здесь и обрывки из мультфильмов, и книги, и что-то совершенно непонятное. Лика там нет — этот поток сознания мог бы принадлежать кому угодно. Он даже не замечает, что я глубоко залез в его мозги. Еще один дурной признак. Лик всегда был чувствительнее прочих к таким вещам...