"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Старшой судорожно попытался вернуть контакт, но, как назло, дрожащие пальцы промазали. Со второй попытки радио ожило, но Тандыр уже поравнялся с Егором!
Блеснул ярким всполохом меч ефрейтора, бабахнул гром, брызнули снопом искры, и тяжелое тело Емельянова-младшего, как пушинка, отлетело к ногам эрэфийцев.
Но и Тандыр-хан, хоть и остался на месте, вдруг качнулся и развалился пополам – от плеча до бедра.
Напряженный Вятка расслабился, а Хлеборобот закрыл глазки ручонками.
Темный вихрь со свистом распался, в мир стал возвращаться свет.
Степняки увидели смерть
Приемник в застывших руках Ивана грянул залихватскую заставку и погнал галопирующую песню:
Тандыр-хан, Тандыр-хан, Что ж ты бросил коня, Это ж мясо, кумыс, требуха, А тебя в свою очередь кинул шайтан И твой конь под седлом чужака!Более идиотской и неподобающей глупости Емельянов-старший и вообразить не мог, но он не прервал трансляции, потому что в стане врага случилось странное: все как один кочевники принялись отплясывать, побросав оружие.
Никто не мог остановиться, и это было чуть ли не позорней потери лошадей. Боевой задор мигом пропал, уверенность испарилась. Звенящий голос певца продолжал нести околесицу про хана и лошадей, а темп песни нарастал и нарастал, заставляя ордынцев притопывать да прихлопывать резвее.
К моменту, когда композиция превратилась в сущий рэйв, степняки стали валиться с ног и дергаться в такт лежа. Танец выродился в кислотную эпилепсию.
– Вот вам клубный расколбас, – мстительно процедил Старшой, не прекращая концерта.
– Самогуды! – уважительно оценил Колобок и заспешил за Иваном, бегущим к брату.
Возле Егора уже были ратники и спешившийся Уминай.
– Живая багатура! – раздался ликующий голос кочевника, да так громко, что перекрыл радио.
Темник обратился к подбегающему Старшому:
– Будь милосердная, отпускай моя народа не пляши-толкись!
– «Милосердная», – передразнил дембель. – Скажи спасибо, что я вам не поймал передачу «Хищный оскал милосердия».
Но приемник выключил. Адского пятиминутного танца хватило с лихвой. Из двадцати пяти тысяч степняков на ногах остался лишь Уминай-багатур, которого радио пощадило, видимо, из-за побратимства с правильными людьми.
– Коняз Джурусс! – воззвал могучий темник.
Юрий выступил вперед.
– Мая виниться перед свое улус за твое войным. Наша уйти и вернуть вся добыча. Никакой дань, вечный дружба. Анда, прощай, ты великий батыр!
Бесстрашный кочевник поклонился рассеянам в пояс и побрел к стонущим соплеменникам. Вороной жеребец величественно шел следом.
Емельянов-младший поднялся на ноги, близнецы обнялись.
– Что-то Злодий совсем ослаб! – прокричал Старшой.
– Ты где шлялся? – спросил Егор, хлопая брата по спине.
– Да я как Фигаро фигарил! – вспылил Иван. – От лукоморья к Задолью и обратно, даже в Персиянии был! Так на самолетах не летают, как я на сером волке перемещался, кстати.
– Все добыл?
– И даже больше, – рассмеялся Старшой.
– И мы с Колобком яблочек напарили. Если бы не он, до сих пор бы я там загорал.
Хлеборобот важно
надулся, будто своей поездкой на коне Уминай-багатура спас мир.– Ну, теперь в Торчок-на-Дыму. К Карачуну. Все заказанные вещи в сборе. Пускай отправляет нас обратно домой, – потер руки Иван.
К Емельянову-младшему подбежали Симеоновичи:
– Ну, ты велик боец, Егорий! А мы даже мечей не успели обнажить. Да, Неждан?
– А то!
– Ух!
– Да ладно, мужики, будет и на вашем веку драка, – засмеялся ефрейтор.
Иван обернулся к роще, нашел взглядом серого хищника, стоящего возле березок. Помахал ему. Волк с достоинством кивнул и неторопливо скрылся за деревьями.
Вокруг стоял гвалт. Уцелевшая рать славила заезжих богатырей, князей, ну, и себя, конечно. Как говорится, себя не похвалишь…
А пока все отправились в Мозгву. Предстояло отдохнуть и как следует отметить странную победу над кочевниками.
Братья наскоро пересказывали друг другу подробности своих мытарств. Когда Старшой дошел до разборки с Нафаней и его подельниками, Егор удивился:
– Так это офени котами в мешках оказались?!
Встрял Колобок:
– Тоже мне новость! Если бы ты тогда, у костра, когда мы из Тянитолкаева в Легендоград ездили, наш разговор слушал, ты бы все давно знал.
Ефрейтор Емеля подхватил каравая и потряс могучей рукой:
– Издеваешься, оладий гадкий? Я вашу феню не понимаю! А тебя сейчас в первом же мозговском подворье свиньям скормлю.
– Я несъедобный! – напомнил Хлеборобот.
– Ничего, свиньи и не такое жрут.
Вечером счастливый князь Юрий наградил близнецов и поблагодарил от всей Эрэфии. Закончил пламенную речь вопросом:
– Чего ты желаешь пуще всего, Егор?
– Кушать, – честно ответил ефрейтор Емеля, и княжий терем чуть не обрушился от хохота.
– А ты, Иван?
– Хочу вернуться в Россию, – сказал задумавшийся о доме Старшой.
Люди часто слышат то, что хотят, а не то, что произнесено. С этого исторического момента по Эрэфии пошел слух о молодом задольском князе, который хочет вернуть Рассею.
И был пир на весь мир. Такой, что даже Колобку налили. Обрадованного Юрия Близорукого вынесли из-за стола чуть ли не первым. Поднимали здравицу князю Задольскому Ивану, потом богатырю Егорию, затем всем, кто не дожил до победы, а там уж пили за тех, кто дожил, и так не менее семи кругов. А уж братались-обнимались каждый со всяким и наоборот. Хлеборобота зацеловали чуть ли не в муку. Самые хмельные дружинники порывались откусить от румяного бока, но каравай отвечал им ясно какими словами.
Во всеобщей праздничной суете никто не заметил, а кто заметил, тот был пьян и не вспомнил, что Старшой и княжна Рогнеда покинули пиршественную гридницу вместе. Парень и девушка уединились в опочивальне, и княжна после долгого поцелуя прошептала в красное и горячее ухо Ивана:
– Ключ при тебе?
– Блин! – протянул Емельянов-старший. – У братана. Я сейчас, мигом!
Он оставил надувшую губки красавицу и бросился к Егору. Увалень-ефрейтор все еще сидел за столом и размахивал кружкой в такт боевой песне, исполнявшейся пьяным собранием а капелла.