"Фантастика 2024-68". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
— Откуда здесь море?! — часто моргая влажными ресницами, соорудил я корявое восклицание, больше похожее на огромный вопрос.
Язык повиновался плохо, но среагировал не на него. Губу вновь скривило болью и я попытался остановить неприятное ощущение рукой. Оторвал её от колена, поднёс пальцы к лицу, погладил больное место и… И ничего не получил взамен. Легче не стало, зато определил, что с той стороны у меня обильно выделяется кровь, вязкая и ярко алая. От увиденного, словно по команде, по всему телу пробежала мелкая дрожь, голова ещё больше закружилась, к горлу снова подкатила резкая тошнота и я без сожаления выпустил её на волю, вместе со всем, что оставалось в желудке. Трясучка усилилась, поток мерзкой бурды казался нескончаемым, но остановился он также резко, как и пошёл. Отплевался, вдохнул полной грудью. Выдохнул, снова вдохнул, посмотрел вниз. От увиденного на камнях стало не по себе. Коричнево-жёлтая масса, произведённая мною на свет, поражала не только жутким окрасом, но и количеством. Меня вновь замутило и я повторил своё неблагородное занятие ещё раз, а затем ещё и ещё. К концу издевательств, сил никаких не осталось, внутренности сковал зимний холод, а по коже текла ледяная вода. Хотел снова упасть, но ощущение
— Такое сожрать, даже в диком беспамятстве, никто бы не смог — выдал я плохо работавшим речевым аппаратом первое, за что зацепился затуманенный мозг.
Сосредоточившись, снова перевёл расфокусированный взгляд на воду, пытаясь встроить в логическую цепочку всё, что находилось рядом с ней. Море, солнце, позади каменистый берег, лишь начинающее набирать краски бездонное, синее небо, непотребная гадость, вывалившаяся плотными комками из моего живота и я — весь такой больной, и абсолютно голый.
— Что!? Голый!? — в ужасе прервал я размышления, чувствуя, как руки снова начинают холодеть.
Подпрыгнул вверх словно заводной, забыв о болячках и прочем дискомфорте, в очередной раз ощутив невероятную боль во всём теле и ужас в одуревшей голове. Выругался. Смачно и некрасиво. Однако сумел, преодолевая жесточайшее сопротивление затвердевших мышц, выпрямиться и устоять на ногах. Обрадовался этому и замер словно столб, каждой клеткой измученного организма ощущая небывалый прилив сил и радостное возбуждение его.
— Фу-у ты — выдохнул я воздух, тут же подтверждённый в нужных словах: — Полегчало. Твою мать.
С нереально выпрямленной спиной, почти не шевелясь, простоял очень долго, насласждаясь образовавшейся в голове лёгкостью и непонятно откуда взявшейся там, безразмерной пустотой. Впечатление было такое, что могу находится в этой позе вечно, но на время задремавшая совесть проснулась, руки сами собой потянулись к срединной конечности и стыдливо прикрыли её. Затёкшая шея заворочалась, голова закрутилась, а слезившиеся глаза тщательно обыскивали береговую линию, в поисках выхода из сложной жизненной ситуации и только ноги так и продолжали тупо стоять, не предпринимая никаких действий для общего блага. Осторожно приподнял левую ступню, мягко поставил её обратно. Потом тоже самое проделал с правой. Потоптался на месте. Двигаются. Хотя впечатление, что они давно этим не занимались, так и осталось при мне. Развернулся. Крутой, высокий, каменистый берег, частично освоен мелким кустарником, но его, в моём теперешнем состоянии, не преодолеть. Взобраться наверх прямо здесь не смогу, даже если меня сейчас кто нибудь увидит без штанов и рубахи.
Сделал огромное количество приставных шагов по гладким и не очень, камням, попутно подыскивая подходящие предметы, способные прикрыть мой обнажённый зад, прежде, чем обнаружил узкую тропинку, резво рвущуюся к густым зарослям на холме. Добрался до неё, так и не найдя ничего существенного для тела, но топать дальше без перерыва не сумел. Такая усталость на меня накатила, что хоть бери и снова падай. Отдышался стоя. Собрался с силами и ещё медленнее поковылял вперёд.
Подъём вымотал меня окончательно и, как только он закончился, я замертво свалился там, где и стоял. Не знаю сколько пролежал, пока мне снова стало не всё равно, в каком виде я купаюсь в пыли, лежа посередине пешеходной дороги, но желания мои вновь поменялись. Сцепив зубы, засунул остатки воли в правый кулак и на раз, два, три поднялся. На морально волевых прошёл ещё какое то количество шагов, цепляя зудящей кожей ветки деревьев, колючки неизвестных моей памяти кустов и растений, в кровь разбивая о камни ступни онемевших от боли ног. Топал до тех пор, пока мне на глаза не попалась крохотная, бледно-зелёная палатка. Нет, сперва я увидел брюки, почти чёрного цвета, плотно прижимающиеся к веткам маленького дерева, затем бело-серую майку, висевшую чуть ниже их и породившую в груди какое то странное чувство тепла, и горького сожаления, и лишь затем её, одиноко стоящую меж двух кривых сосен, видавшую виды, маленькую брезентовую постройку. Всё это время не переставал двигаться, медленно, экономя силы на последний рывок. Внутренний голос подсказывал, что останавливаться нельзя ни в коем случае, иначе упаду и ещё долго не встану. Шурша ногами о мелкие камни, наконец то добрался до одежды. Бессовестно сорвал её и без остановки вышел на ту же самую тропу. Прижимая к груди чужую майку со штанами, шёл очень долго, не понимая, куда и зачем.
Внешний вид привёл в порядок не сразу. Перед этим отдыхал около деревьев, безжалостно прогибая один из стволов и совершенно не заботясь о состоянии задней части собственного тела. Потом рассматривал, чего мне досталось во время воровства и определялся с тем, как его одевать. И только после этого, присев на грязную траву, я начал примерять обновки. Майку напялил легко и быстро, даже несмотря на её огромный размер, а вот с брюками пришлось повозиться, они упорно не хотели садится на мой чумазый зад. Потратил последние силы и массу грубых ругательств, прежде чем удалось всё совместить. Вставать снова на ноги, ни под каким предлогом не хотелось, а передвигаться по местности я давно уже не мог. Лёг на живот, отполз в кусты, подгрёб под голову какой то мусор, закрыл глаза и сразу обо всём забыл.
Не знаю сколько спал, но точно знаю, что проснулся от громкого, визгливого смеха, доносившегося с правой стороны. Ощущение было такое, что смеялись где то рядом, а может это просто так казалось. Слабый бриз резко усилился и ему было вполне под силу не только раскачивать скрывающие меня от посторонних глаз деревья, но и с лёгкостью перемещать на большие расстояния звуки, на самом деле возникающие очень далеко. Теперь с людьми встречаться можно и даже нужно, но я глаза с трудом открыл, а тут идти. Нет, не хочу, не встану. Смотрел перед собой и ни о чём не думал очень долго, пока не разглядел, как в направлении меня, чего то тащит муровей. Присмотрелся. Чего там у него? Букашка вроде. Ну и зачем она ему? Сожрать? Так съел бы прямо здесь, зачем так упираться? А он ползёт и тащит, или толкает мошку впереди себя. Упёртый, но со стороны всё равно смотрится странновато.
Хотя, кто из нас не без странностей. Мне ли об этом не знать. Мысленно пожелал удачи представителю отряда перепончатокрылых и решил спокойным взглядом оценить, как выгляжу сам со стороны. Постанывая от боли, встал на ноги и первым делом посмотрел на брюки. Очередная странность. Почему то сейчас они выглядят ещё хуже, чем в первые мгновения нашего с ними знакомства и главное, на брюки, эти тонкие штаны, совсем не похожи. Короткие, колени висят, лямки почти оторвались и цвет неописуемо ужасный. Стряхнул травинки, убрал прилипшую грязь, расправил складки. Чуть лучше, но всё также — не красиво и не солидно. Махнул рукой с досады и перешёл на майку. Здесь напротив, лишняя длина и ширина не в пору. Снял. Взглянул. Да нет, не платье. Майка.— Не повезло — сказал себе и вновь одел её.
Заправив верхнюю часть, доставшейся мне одежды, в штаны, закатал их почти по самые колени. Может и не очень симпатично, но наверняка лучше, чем было до этого. В таком виде, хотя бы в народ не стыдно выходить. Уверовав в свою частичную неотразимость, посмотрел по сторонам, вспоминая откуда сюда вышел. Сделал несколько шагов в нужном направлении, обнаружил тропинку, приведшую меня к мелким зарослям и медленно потопал по ней на звуки, так и продолжавшие доноситься с определённой стороны. Поначалу шёл медленно, жалея ноги, измученное тело и корчась от страшного жжения внутри, начавшего меня беспокоить ещё в самом начале пути. Но вскоре в животе разгорелось такое пламя, что я был вынужден резко увеличить темп и к маленькому пятачоку каменистой земли, без кустов и деревьев, не вышел, а выскочил, словно угорелый. Он был полностью занят палатками, длинным бревном, горевшим костром, мелким мусором и сидевшими рядом с ними людьми, так плотно, что места для одинокого путника на нём явно не хватало, при всём моём желании проникнуть туда. Остановился у кромки обиталища нескольких женщин и мужчин, и вложив в свой единственный вопрос остатки сил и воли, тихо спросил:
— Попить не дадите?
Жавшиеся к огню люди, как по команде, заткнулись и резко повернули свои лица ко мне. Я умоляюще посмотрел на ближайшего, низкорослого мужчину, играющего собственной лысиной с солнечным лучом и растянул болевшие губы в добродушной улыбке, которую только смог соорудить.
— Ручей там. Мы оттуда воду берём — ответил он не смущаясь, махнув рукой в сторону разгоравшегося костра.
В знак благодарности, кивнул ему головой. В два приёма развернулся и побрёл напрямик, через кусты. Внутри стало ещё хуже и жизни во мне осталось всего ничего.
— Странный какой то — донёсся до меня тонкий, женский голос.
— Из молодых, наверное. Они третий день гуляют и песни орут — в тон ему, сказал мужской.
Голоса лишь зафиксировал, не вникая в суть произнесённых слов. Меня сейчас даже колкие ветки, раздвигаемые собственными руками, почти не интересуют, а уж на колкости брошенные в спину, я и реагировать не хочу. Хочу только одного. Пить, долго и много.
Ручей был крохотным и вяло текущим, но яма, наверняка выкопанная людьми, давала возможность зачерпнуть воду руками и уткнуться в него с головой. Ладонями таскал холодную влагу долго, до тех самых пор, пока не раздулся живот. Только после этого остановился и почти сразу же засеменил в ближайшие кусты. Освободился там, от излишне принятого на грудь, вернулся и опять яростно вливал жидкость в рот. Чуть дальше обозначенного места меня ещё раз стошнило, смесью из выпитой воды и жуткого масла, непонятным образом попавшего в мой, отчаянно страдавший организм. Потом я снова пил и снова убегал, пытаясь оторваться от притягательного источника и лишь, когда вода окончательно во мне прижилась, он меня отпустил. Силы, в который уже раз, окончательно покинули моё ослабшее тело и я, почти в предобморочном состоянии, шаркая босыми ногами по острым камням, медленно побрёл к себе домой. Сколько там провалялся, толком не помню. Очнулся в кромешной темноте, с жуткой болью в голове и ощущением полного отсутствия жизни в приросшем к спине желудке. С трудом вырвавшись из бесконечного кошмара, преследовавшего меня из одного сновидения в другое, почти на звериных инстинктах снова добрался до ручья. Пил там долго и жадно, изредка останавливаясь, и прислушиваясь к себе. Резь в животе не прекращалась, хотя большого неудобства от неё, уже не ощущал. Привык, наверное. Желание, в очередной раз низвергнуться фонтаном, тоже пропало и это уже хорошо. Сколько то сидел у крохотной речки, а когда надоело поднялся и очень медленно потопал вниз. Туда, куда вело течение ручья. По дороге приметил ещё одно углубление. Пить больше не хотелось, но появилось острое желание смыть с себя весь вчерашний позор. Поход по лесным тропам, валяние в придорожной пыли, ночёвка под кустами, сыпавшими на меня сверху чёрт знает что, оставили неизгладимый след на моём измученном теле и, в ещё не до конца деградировавшем, самосознании. Потребность, как можно быстрее избавиться от чужеродного, липкого и омерзительного, не только внутри, но и снаружи, была нестерпимой и стойкой. Нырял головой в холодную воду, обтирался ей, где только мог, придавая телу свежесть и чистоту, но надолго меня не хватило, я быстро устал. Намаявшись, сел на мокрую землю и чуть было, прямо тут же, не уснул. Спохватившись, растёр лицо многофункциональной майкой, встал на ноги, отряхнул штаны. Сделал шаг и резко остановился, бросив взгляд на обнажённые ступни. Пострадали они сильно, а не ходить я не могу. Снова сел и в раннем, тусклом свете, попытался разобраться, что же там так болит. Левая имела три огромных пореза, синий ноготь на самом маленьком пальце и огромный синяк на боку. Правая пострадала чуть меньше, но и она не без основания гордилась глубокой дыркой на серой пятке, чем откровенно пользовалась, при попытке полноценно встать на неё.
— Без обуви, с потерей большей части внутренних резервов, в состоянии борьбы за собственное выживание — долго мне не протянуть — продемонстрировал я, почти полное восстановление органа, отвечавшего, в моём потрёпанном организме, почти за всё.
Разогнув, так и продолжавшую сопротивляться собственному хозяину, спину, со скрипом поднялся. Покрутил головой, ориентируясь на незнакомой местности, определил направление, откуда сюда пришёл и хромая сразу на обе ноги, побрёл к жилью, где нашёл уже сроднившиеся со мной штаны и майку. Чего по волосам то плакать… Если уж воровать, так лучше в одном месте. Остальным не так стыдно будет в глаза смотреть.