"Фантастика 2024-68". Компиляция. Книги 1-22

Парочка кивает, причём один так рьяно и часто, что может оторваться башка. Парочка пищит что-то невразумительное, жалкое, раболепное. Парочка поочерёдно целует великодушно протянутый изумрудный перстень на правой лапе Ганконы. И вылетает из «Клыка» с такой скоростью, что чуть не слетают ботинки.

Стайщик жестами показывает прислуге, что хочет кружку эля. Разворачивается, направляясь в дальний угол (за столиком в тени я замечаю и Пикири), и видит в дверях меня. Морда его расплывается в улыбке, он призывно машет.

Подхожу, усаживаясь и приветствуя обоих, меня радостно приветствуют в ответ. Последующие пару минут сааду довольно хихикает, тоже впечатлённый увиденной проповедью.

— Блестящая речь, — важно кивает Пикири.

— Заблудших нужно наставлять, — важно кивает Ганкона, — это мой долг перед Стаей.

Я молчу, давя улыбку. Сааду — нет.

— Не нужно, — вкрадчиво говорит он. — Подсказать можно, но… Что, если в попытке перековать неразумных ты избавишь Тиам от убийцы, способного избавить Тиам от ещё более страшного убийцы?

В его пухлой лапе сегодня чуть бренчащий молитвенный кхор — небольшой бронзовый цилиндр на удобной рукояти; сааду крутит его беспрестанно, отвлекаясь лишь чтобы отправить в пасть горсть сухих закусок или глотнуть паймы.

— Отстань, — ворчит Ганкона. Перед ним ставят кружку тёмного эля, и чу-ха жадно припадает к пене. Выдувает половину, жадно дышит, с недовольством парирует: — Двоепервая такого не допустит…

А затем поворачивается ко мне, поднимает левую лапу, и задаёт традиционный вопрос:

— Знаешь, где я потерял эти пальцы?

Конечно, я не успеваю даже предположить. Даже озвучь я любую из десятка уже известных версий, ответ всё равно окажется иным. Так и происходит.

— Когда мне было шестнадцать, — назидательно говорит Ганкона, — и я только примерял одеяния Подмастерья, наставник назначил мне сразу две всенощные молитвы подряд. И вот под утро второй в ярко-зелёном пламени травяного угля я отчётливо узрел образ Двоепервой Стаи. Снова и снова вырывалась она из темницы подземного мира, в котором была рождена, снова и снова бросался на неё чудовищный змей Бансури, снова и снова приносила себя Стая в добровольную жертву, воскресая в сиянии, поступком этим великим искупая грязь всех живущих и ещё не родившихся чу-ха…

Он прищуривается, и задумчиво разливает по пиалам.

— Сердце моё в тот миг преисполнилось самой искренней веры, на какую способен смертный, — продолжает Ганкона, — и услышал я в ушах своих грозный глас, вопрошавший, готов ли отдать себя служению Двоепервой. С жаром признал я стремление, но Стая потребовала доказательств. Тогда я взял нож и отсёк себе палец, без жалости бросив его в травяные угли. Затем отсёк второй, даже не почувствовав боли. И когда занёс клинок, чтобы отнять всю кисть, милосердная Стая остановила меня, благословила на служение, и наградила крепким сном. Утром же, когда меня нашёл Пастух, на ноже не было ни капли крови, а шрамы заросли так, будто над ними потрудился лучший врачеватель…

Я послушно киваю, мы выпиваем. Пикири на секунду оставляет кхор в покое, успевает опрокинуть пиалу в пасть, закусить, оправить очки, и возвращается к кручению барабана.

Вопросительно поднимаю бровь, намекая на отсутствие вывода:

— И это значит?..

— Что если решил жертвовать, — охотно откликается Подмастерье, — начинай с малого…

Затем мы переходим к новостям.

Заказываем еды и ещё выпивки.

Обсуждаем самые свежие сплетни Бонжура, старательно огибая вопросы интересов казоку. Посетителей в «Клыке» немного, и это радует — с появлением на мне чёрно-жёлтого жилета я стараюсь не посещать уж слишком переполненные заведения.

Вдруг замечаю, что в чуть менее тёмном углу зала засели ещё двое храмовников. Негромко привлекаю внимание своих стариков, но те лишь отмахиваются с недовольным фырканьем.

Оно и понятно — цепников, служителей культа Ди’джена и Биди, не особенно уважают даже сааду. Впрочем, причины очевидны, ведь типов мрачнее мне встречать ещё не доводилось.

Как несколько посиделок (и десяток бутылок) назад охотно рассказал Пикири, официально Ди’джен и Биди не считались демонами. Более того, по легендам братья вообще родились из выпавших усов самой Когане Но, на которые ненароком пролился чёрный дождь. Однако один в итоге начал заведовать землетрясениями, а второй стал покровителем запертых дверей (главной страшилкой всех взломщиков Тиама), а потому парочку, мягко скажем, недолюбливали…

Позвякивая внушительными ожерельями из ключей и крохотных замочков, цепники ужинают молча и без выпивки, время от времени бросая на наш стол взгляды, полные откровенного презрения.

Что ж, мне не привыкать.

— Меня тоже впечатлила речь, — говорю я, возвращаясь к обрывку подслушанной проповеди, и Ганкона довольно топорщит крупные седые уши. — Но никак не могу взять в толк, почему служители Стаи столь… не миролюбивы?

Однако отвечает Ганкона, с хмыканьем и улыбкой:

— Миролюбие и стайщики?! Ох, Ланс, ты путаешь слабых духом с настоящими верующими. В Благодетельную Когане Но, разумеется.

— Яри-яри, глупый старикашка, только не начинай!

— Да и нечего начинать! Вместо того, чтобы смиренно дождаться предначертанного вмешательства свыше, вы первыми бросаетесь в драку. Караете. Принуждаете. Обличаете. Это ли не глупость?

— Байши, дряхлый ты толстый мешок заблуждений, а ты никогда не думал, что это и есть предначертанный Стаей путь?

— Проверить это, пунчи, можно лишь выжидая…

— Пфф! Выжидая, пока заспанная Когане Но соизволит выглянуть из Небесного Дворца и возжелает-таки послать верного защитника?

Я вздрагиваю. Холодею. Борюсь с желанием потянуться к бутылке.

— Возможно, — важно кивает Пикири, и оправляет очки. — Неужели ты не знаешь историю про Ио-йо?