"Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Пантикапей защищен двойной линией крепостных стен, так что бояться римлян не надо! – ответил Фарнак.
– Я не о том. Боюсь отца…
– А чего ты хотел?! Ты предал его! Диадему понтийских монархов теперь носит в Риме гетера, насмехаясь над нами.
Несколько лет назад Махар, являясь правителем Боспорского царства, открыто перешел на сторону противника: отказал отцу в помощи, когда тот проиграл битву при Кизике, отправил к римскому полководцу Лукуллу посольство с золотой диадемой, решив, что с отцом покончено, снабжал римлян хлебом при осаде столицы Понта Синопы. О, чего не сделаешь ради удержания власти!
–
– Прощается все, кроме измены! Побег не спасет, сам знаешь, – взгляд Фарнака был издевательским.
Дверь открылась и быстро вошла Клеопатра Понтийская, за ней дети Митридата.
– Великая радость! – возвестила она. – Прибыл гонец с вестью: наш отец с минуту на минуту въедет в ворота Пантикапея.
Законная супруга царя Тиграна Клеопатра Понтийская (отец выдал ее за Тиграна, чтобы скрепить союз двух государств) сбежала от гнева армянского владыки в Тавриду. Она так хотела завладеть единоличной властью в Армении, что подговорила трех сыновей убить мужа. Двоих Тигран казнил, а третий, Тигран-младший, теперь мучился в тюрьме у Помпея. Женщина среднего возраста, умная, гордая, привлекательная – вся в отца! В национальном армянском наряде она выглядела пленительно: светлые волосы, уложенные в греческую прическу, подхвачены белой лентой, на шее висел шнурок с амулетом в форме скорпиона из золота и драгоценных камней – голубого опала и желтого кошачьего глаза; печаль на лице сменилась надеждой.
Сын Митридата, 18-летний Артаферн, презрительно посмотрев на Махара, своего конкурента по Боспору, произнес:
– Расплата за совершенное вероломство последует!
Дарий, прыщавый и жестокий подросток 16 лет радостно воскликнул:
– С возвращением отца вновь вспыхнет война! Это прекрасный способ доказать миру нашу исключительность!
Сообразительный, но неуклюжий 14-летний Ксеркс добавил:
– Разрушить могущество Рима, думаю, не удастся, зато новая война сделает нас очень богатыми.
16-летний голубоглазый Ксифар, сын наложницы Стратоники, глядя в одну точку и наматывая на палец прядь кудрявых волос, пробурчал себе под нос глупую считалочку:
– Раз – испугает, два – убегает, кто не спрятался – чудовище пожирает…
Оксатр, щуплый и рассудительный мальчик 12 лет, произнес:
– Я получу Херсонес Таврический! Я буду справедливым царем, потому что творить несправедливость – удел несчастных.
Самая юная, очаровательная 10-летняя девочка Эвпатра, объявила:
– Сейчас папа придет, сделает меня царицей, и будет у меня муж Тасий – предводитель светлых людей роксоланов.
Махар, погруженный в свои мысли, сидел на троне и был безучастен ко всему. Вдруг его лицо перекосила злоба, он стал задыхаться, в глазах засквозила безысходность. Вскочив с трона, торопливым шагом вышел из зала.
Фарнак проводил его взглядом:
– Непомерные амбиции обычно ломают судьбу, а высокое самомнение превратит даже великого в неудачника.
Раздался сигнал трубы. Все подбежали к окнам. На площадь акрополя въезжала кавалькада всадников, и среди них – Митридат VI Евпатор.
Как неукротимый вихрь, в зал ворвался царь Понта. Львиная грива поседевших волос Митридата была перевязана белой лентой. Его сопровождали Гипсикратия, Диафант и Менофан.
– Мои дети! Мы снова
вместе! Как же я соскучился! Где Махар? Диафант, найди!Подошел к Фарнаку, обнял, выразительно посмотрел на него:
– Делая серьезные дела, выбирай дорогу, которая не приведет в тупик! Впереди, мой сын, столько замыслов! – Повернувшись к Клеопатре Понтийской, возвестил: – Ты, как всегда, неотразима, – обнял ее, чмокнув в щечку, – от тебя исходит великолепный аромат, запах какого-то сказочного нектара!
– Отец, я так счастлива, что ты добрался живой и невредимый…
– Милая, мои убийцы посрамлены, у моих врагов будет возможность раскаяться, а моим друзьям не время оплакивать меня! – Увидев на ее руке золотой перстень с аметистом и династической эмблемой понтийских Митридатидов (шестилучевая звезда над полумесяцем), растрогался: – Фамильный перстень! Он защитит тебя, носи как талисман.
Поцеловав младших детей в лоб и потрепав их по щеке, царь наконец остановился возле Ксифара и, уставившись на юнца немигающим взглядом удава, недовольно произнес:
– Твоя мать Стратоника предала меня. Будет справедливо, если ты умрешь.
Гипсикратия, изменившись в лице, немедленно отреагировала:
– Великий царь, он всего лишь ребенок, который любит своего отца. Подари и ты частичку любви – прости его!
Ксифар, отстающий в развитии, немного заторможенный, смотрел на отца, ничего не понимая. Царь зло сказал:
– Я всегда всех прощаю, даже достойных казни. Где его мать?
Менофан доложил:
– Она в Египте.
Взглянув мельком на Гипсикратию, Митридат отрезал:
– К этому вопросу мы еще вернемся.
Вошел Диафант с напряженным лицом:
– Государь, твой сын Махар мертв! Принял яд.
– Жаль, уж было собрался простить!
Раздалось бормотание Ксифара:
– Раз – испугает, два – убегает, кто не спрятался, чудовище пожирает…
– Что?! – Царь в крайнем гневе вперился взглядом в мальчика.
Гипсикратия схватила Ксифара за руку и вывела из зала. Проводив недобрым взглядом курчавого подростка, Митридат, пройдясь перед строем детей, сел на трон:
– Греческий мир меня обожествляет, сравнивая с Дионисом, поэты называют Гераклом, а историки – продолжателем дел великого Александра Македонского.
Я задумал немалое: вновь очутиться перед римлянами и воевать с ними уже из Европы, тогда как Помпей еще в Азии. Боспор – плацдарм для наступления. Я соберу огромное войско и пойду с ним через Фракию, Пеонию и Македонию, вторгнусь, перейдя Альпы,
в Италию. Сыновья мои, вы мне поможете: поедете к живущим по соседству варварам, возьмете в жены скифских царевн, а ты, моя любимая Эвпатра, выйдешь замуж за Тасия.
На лице Фарнака отразился скепсис. Относясь к грандиозным планам отца неодобрительно, он осознавал бессмысленность военных действий, которые приведут лишь к упадку торговли, чрезмерным поборам с населения, злоупотреблениям сборщиков налогов. А еще придется вооружить ненадежных рабов и пленных, скупленных у пиратов. Он повернул голову к окну и вновь ощутил опасность морской блокады,
созданной римлянами.
А Митридат, распаляясь, перешел на крик, вселяя уверенность в детей и подзадоривая самого себя: