"Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20

Мужественней.

— Ну, зачем вы это, — с неудовольствием одернул шофера пожилой. — Здесь нет фанатиков. И Семен Никитич тоже вполне интеллигентный человек. Просто он малость прибалдел. Сейчас мы покатаемся немного, и все утрясется. Садитесь на заднее сиденье, Семен Никитич, к дочурке поближе. А я спереди, — он опустил газету с пистолетом и шагнул в сторону от Кармаданова, чтобы открыть дверцу для себя. Он был так уверен в покорности Кармаданова… в своей неуязвимости… В том, что никто не в силах ему помешать…

Наверное, именно сейчас можно было бы что-то сделать. Но Кармаданов не умел.

Он покорно взялся за ручку дверцы. Открыл. Увидел, что Сима, съежившись, сидит на заднем сиденье, и вся нижняя половина лица у нее заклеена скотчем, а рядом с Симой, с противоположной от Кармаданова стороны, расположился, обнимая девочку за плечи, еще один мужчина. Сима, сжавшись, глядела папе в лицо; у нее были огромные, бездонно-черные и сухие глаза. Она была в полной власти того, кто сидел с ней рядом. Может, у него на коленях тоже был направленный в нее пистолет.

Свободное место на сиденье рядом с Симой тянуло, как яма, в которую уже начал падать. Как сосущая бездна. Никуда, кроме как туда, пути не было.

Это оказалось очередным заблуждением.

Натужно катившая мимо, сто лет не мытая «газель»-раздрыга маршрутного такси, видно, совсем обессилела. Мотор ее гневно взревел, но вместо того, чтобы ускориться, тачка вконец потеряла сцепление и, замедляясь, пошла накатом. Откуда-то издалека прилетел едва слышный в шумных судорогах ее движка легкий сухой щелчок, где-то близко цзинькнуло стекло — и человек, сидевший рядом с Симой, ни с того ни с сего смешно передернулся всем телом и ткнулся лицом в маленькое дочкино плечо — будто это теперь ему, взрослому и вооруженному, стало больно и страшно и это он искал защиты. Пожилой, вдруг растерявшись, оглянулся. А у «газели» сзади пружинно распахнулись дверцы аварийного выхода, и оттуда с нечеловеческой слаженностью и ловкостью, как складные, разом по двое выскочили четыре человека в черных вязаных то ли бандитских, то ли спецназовских — кто теперь поймет — масках; в три прыжка они оказались рядом, обогнав, казалось, даже свои поленом в темя бьющие крики:

— Стоять! Руки на машину! Ноги расставил! Шире, шире!

Тогда Кармаданов, неожиданно для себя все-таки ожив, одним рывком выдернул из-под неподвижного и очень тяжелого мужчины совсем потерявшуюся под его тушей маленькую-маленькую Симу и что было сил прижал к себе. А она обхватила его обеими руками.

И это снова была Земля.

Пять минут спустя они оказались на той же самой скамейке. Освобожденная от скотча, но не сказавшая ни слова Сима вжималась всем телом в грудь Кармаданову, сидя у него на коленях, и по-прежнему обнимала его обеими руками. Она не плакала, она не прокусила себе до крови губу, ничего такого — лишь глаза ее, казалось, все еще состоят из одних зрачков. И ее трясло. Кармаданов, у которого теперь размякли все поджилки, и дай ему волю уйти — все равно не дошел бы до дому, прижимал дочь к себе, втискивал в себя, словно она просто очень замерзла и он хотел ее согреть… Но его самого трясло точно так же. Ну, почти так же. А рядом сидел пятнисто седой пожилой человек в светлой спортивной куртке и джинсах — чем-то неуловимо похожий на того, первого пожилого, которого на глазах у Кармаданова и Симы стремглав скрутили, заломили ему за спину руки и сцепили их звонкими наручниками, а потом, грубо нагнув ему башку, невзначай растоптав его шляпу, впихнули в «газель» вслед за тоже скованным, ошалелым и неистово матерящимся молодым шофером. И этот второй пожилой теперь тоже что-то говорил. Наверное, этим он и был похож на первого: тоном негромкого властного голоса, заботливым, словно в насмешку. И тот, и другой говорили одинаково — точно рачительные хозяева в своем хлеву: кушай, Мокушка, кушай как следует, к Рождеству зарежем…

Кармаданов не слышал ни слова.

Пожилой это понял. Наверное, по лицу Кармаданова было видно, что у него темнеет в глазах.

— Семен Никитич, — осторожно сказал второй пожилой. — Вы как? Валидолу дать вам?

— Да, — сипло потребовал Кармаданов.

Второй пожилой сунул руку в карман — и по телу Кармаданова медленной судорогой прокатила ледяная волна: может, тот полез за пистолетом. Но второй пожилой достал из кармана всего лишь пластинку с запечатанными в нее бледно-янтарными бусинками, выдавил одну из них на ладонь, потом, подумав, выдавил вторую.

— Подставляйте ладошку, — сказал он.

Кармаданов не смог подставить ладошку. Судорожно сведенные руки не слушались и не отлипали от Симы. Хотели ее прижимать, и все. Второй пожилой, похоже еще раз поняв, поднес свою ладонь ко рту Кармаданова. Кармаданов запрокинул голову (скажите «а-а»), и второй пожилой неловко скатил валидолины ему в рот. Кармаданов судорожно раскусил; ему некогда было ждать, когда растворится оболочка. Мятный холод окатил язык и небо.

Второй пожилой, не глядя на Кармаданова, сокрушенно покачал головой.

— Еле успели, — пробормотал он. Помолчал. Взглянул Кармаданову в лицо. — Нам с вами надо будет обстоятельно поговорить, Семен Никитич. Но, конечно, не сейчас. Сейчас я даже спрашивать ни о чем не буду. Вас до дому проводить?

Кармаданов не ответил. Дыхание стало выравниваться, и сейчас он мог только дышать, радуясь уже тому, что дышит. Просто дышит.

— Ваш шеф предупредил нас часов в пять пополудни. Он в курсе, в общем… И по вашим репликам понял, что вы совершенно не отдаете себе отчет, во что вляпались. А он ничего не мог вам сказать. Пока мы соображали, пока разворачивались… Едва не опоздали.

— Кто это — мы? — тихо спросил Кармаданов.

Второй пожилой усмехнулся.

— Да, звучит жутковато, — согласился он. — Мы… В общем, основной мой тезис таков: непосредственная опасность миновала, но в Москве вам, боюсь, все равно теперь работать спокойно не дадут. Да и жить. Да и нам надежней и приятней станет, если вы окажетесь у нас под рукой… А специалисты такого класса нам нужны. Мы ведь тоже деньги зарабатываем и тратим, и нас тоже порой пытаются обуть. В мире живем, не на облаке. Завтра мы встретимся в любом удобном для вас месте — я приеду к вам на службу, или домой, или мы вас подхватим, где вы скажете, и привезем к себе для подробной беседы. И постараемся все прояснить.

— Что это было? — спросил Кармаданов.

Второй пожилой покусал губу.

— Какая-то реклама была в телевизоре, — сказал он. — Кошку чуть не засосало в пылесос, а потом, когда опасность миновала, она вылизывается и спрашивает томным кошачьим голосом: «Что это было?»

Он почти пропел эту фразу — чуть в нос. Получилось очень похоже. Помедлил.

— Не берусь сказать сразу с полной определенностью, и надо бы с этими гражданами сперва поговорить с пристрастием — но, полагаю, их очень интересовала специфика финансирования «Полудня».

С этими словами второй пожилой поднялся. Уже стоя, достал визитную карточку. Протянул ее Кармаданову. Потом, вспомнив, что у того руки приклеены к дочке, положил Серафиме на коленки. Странная то была визитка. Один телефон. Ни имени, ни адреса, ни факса-мэйла… Только телефон.

— Звоните в любое время, когда будете готовы, — сказал он.

— Кого спросить?

— Меня зовут Анатолий, — сказал пожилой. — Но вообще-то спрашивать не придется — отвечу я, и только я. До свидания.

Кармаданов хотел было задать еще вопрос, но сдержался. Впрочем, пожилой заметил и понял. В чуткости ему было не отказать.

— Сегодня никаких эксцессов больше не будет, мы присмотрим. Отдыхайте спокойно. До завтра.

И ушел. Его «газель» давно уехала, и он просто пошел пешком в сторону Университетского проспекта. Легким, спортивным шагом, будто бы не обремененный никакой заботой, никакой тяготой, будто бы все произошедшее было таким незначительным и обыденным… Он даже, кажется, что-то засвистел себе под нос.

И ни разу не оглянулся.

Еще с минуту Кармаданов и Серафима молчали, только втискивались друг в друга. Дрожь ее немного унялась. Он спросил: