"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Новую армию сформировать было невозможно, особенно до лета. Оставалось латать дыры в существующих частях. Моё латание дыр заключалось в первую очередь в сокращении армии. Было создано множество комиссий, которые на месте (непосредственно в подразделениях) проводили чистку – ненадёжных солдат переводили или в строительные части, а большинство из них подлежало демобилизации. Во многих случаях командиром прошедшего чистку подразделения назначался новый офицер. В основном это были ветераны, получившие весьма значительное повышение в звании. Уже не редкостью были случаи, когда бывшие ротные становились командирами полков. Идущая демобилизация стала широко известна по всей армии, но, как ни странно, большого ажиотажа снять пагоны не наблюдалось. Мобилизованные крестьяне, составляющие по существу основу армии, были люди практичные, и после того, как император в своём манифесте обещал земельный сертификат всем солдатам, нуждающимся в земельном наделе и добросовестно дослужившим до конца войны, они не спешили демобилизоваться, к тому же в частях, непосредственно соприкасающихся с противником, солдатам начали выдавать денежное довольствие. Пускай не очень большое, но для бывшего крестьянина это были хорошие деньги, которыми можно было поддержать своих родных. Очень многие начали оформлять аттестаты, по которым их жёны, родители или другие близкие родственники могли ежемесячно получать так называемые боевые в своём уездном городе. Худо-бедно, но к маю в армии не отмечалось фактов братания с неприятелем. Дисциплина в частях возросла, а случаев дезертирства, тем более
Конечно, практическими вопросами перевода армии, можно сказать, в добровольческую занимался не я сам, моё было только идейное сопровождение этого процесса. Для воплощения моих идей по повышению боеспособности армии была сформирована целая комиссия. В неё я назначил многих своих соратников по Ковельской операции. Председателем комиссии был генерал-лейтенант Багратион, его заместителем – генерал-майор Юзефович. Непосредственно на земле работали и полковники Хватов, Марат Алханов, Зимин, так много сделавший для создания блиндобронепоездов, Кузякин, автор идеи операции «Самогон», во многом благодаря которой практически бескровно был занят Ковель. Да и другие офицеры из 2-го кавалерийского корпуса. Те, которые в Ковельской операции проявили себя как инициативные, умные и преданные России офицеры. А теперь они подбирали офицеров на командные должности в прошедших чистку подразделениях. А я только присваивал этим офицерам внеочередные звания. Утверждал на рекомендованных комиссией должностях этих офицеров главнокомандующий Шуваев. Так что у меня было не очень много работы по армейской реорганизации. И я продолжил заниматься авиацией.
Когда мы с Кацем занимались ревизией того, что помнили из истории Первой мировой войны, выплыла и операция «Альбион», проведённая германской армией в октябре 1917 года. Сутью этой операции был захват немецким десантом Моонзундского архипелага. В моей памяти она отложилась как бредовая идея германского Генштаба по бесполезному растрачиванию и так небольших ресурсов находящейся при последнем издыхании страны. Смысла в ней не было решительно никакого. Даже начальник штаба корпуса, захватившего архипелаг, полковник фон Чишвиц в своей книге признал, что «настоятельной необходимости занятия островов не было, и их роль для последующих операций была ничтожна». Скорее всего, германское командование решило немного потренировать свой флот. Стратегическое положение германской армии или флота в результате захвата архипелага не улучшилось. Вот как тогда я думал. Сейчас тоже считал, что эта операция – это намёк на качество германского командования. Ошибалось оно и в эту войну, и во Вторую мировую, за что и получало по сопатке. Ну, это ладно, уже было видно, что история по сравнению с той, которую мы знали с Кацем, изменилась, но германские генералы остались те же. А значит, в недрах германского Генштаба вполне могла родиться мысль организовать морской десант в действительно болезненном для Российской империи месте. Например, где-нибудь вблизи Петрограда в Финляндии. По существу, разложение команд кораблей Балтийского флота достигло таких размеров, что серьёзные задачи ставить ему было чревато. Флот Германии был гораздо боеспособнее русского. Только поставленные ранее мины спасали русские порты от артиллерийских обстрелов с кораблей неприятеля. Так я раньше думал и не брал в расчёт угрозу с моря, но, вспомнив судьбу Моонзундского архипелага в моей бывшей реальности, я осознал, что в своей агонии Германия может ударить и морем. Ведь мины, установленные на фарватерах, в случае с захватом Моонзундского архипелага немцами не помогли. Думал, что делать, я не долго. Ещё свежи были воспоминания о возможностях самолёта «Илья Муромец». К тому же один из этих бипланов так и оставался в моём распоряжении и стоял на аэродроме Русско-Балтийского вагонного завода. Так что всё было под рукой, и я решил затребовать ещё парочку этих гигантских бипланов и сформировать эскадрилью торпедоносцев. Немецкие моряки ещё не научились бороться с угрозой с воздуха, так что авиационной торпедной атакой вполне можно было сорвать план нападения противника со стороны моря.
Глава 21
Дела по созданию принципиально новой для этого времени эскадрильи воздушных торпедоносцев оттеснили для меня даже работу по формированию дивизионов «Катюш». Но, славу богу, был Кац, который и взял на себя всю рутинную работу. Мне оставалась только представительская функция – присутствовать на торжественных построениях, когда уже сформированный дивизион вводил в состав специальной бригады ракетной артиллерии. Да, именно такую форму я выбрал для организации формирований систем залпового огня. На этом этапе я решил, что все «Катюши» нужно держать в одном кулаке, а не распылять их отдельными дивизионами по всему участку фронта, чтобы заткнуть ими самые проблемные участки обороны. Если дивизионы будут распределены по армиям, то, конечно, они быстрее окажутся на пути наступающих германцев, но удар дивизиона – это далеко не тот огненный смерч, который встанет на пути немцев при залпе семидесяти двух «Катюш», входящих в бригаду ракетной артиллерии. На этом этапе войны важны не столько потери противника, а удар по психике немецких солдат. А результат залпа целой бригады «Катюш», несомненно, вызовет страх у выживших в огненном смерче. И вряд ли в дальнейшем они останутся хорошими солдатами и будут участвовать в такой бойне. Такая агитация против войны, пожалуй, более действенная, чем та, которую сейчас ведут эмиссары КНП среди немецких солдат.
В мае пришли агентурные сведения, что германское командование всё-таки решилось на наступательную операцию на Восточном фронте. Во Франции наши союзники пытались наступать, но увязли, штурмуя укрепления во всё-таки созданной немцами линии Зигфрида. Незадолго до начала наступления англофранцузских войск германские войска в соответствии с планом Гинденбурга стали отходить на заранее подготовленные и более удобные позиции. Начавшееся тем не менее наступление Антанты почти везде носило традиционный характер: сначала многочасовая артиллерийская подготовка, затем – медленное продвижение вперед пехоты с танками. Все это заранее как бы предупреждало противника о месте наступления, позволяя ему перебрасывать резервы и создавать дополнительные заслоны. Бои, как правило, заканчивались незначительными победами, не менявшими ситуацию в целом, и громадными потерями. Неудача наступления впервые вызвала волнения во французской армии: солдаты отказывались выполнять приказы командиров и идти в бессмысленную, по их мнению, атаку.
Пользуясь тупостью англо-французского командования, немцы всё-таки решились на отчаянный шаг – переброску на Восточный фронт двух армейских корпусов и всех имевшихся в наличии танков. Немцы понимали, что после присоединения США к Антанте у них остаётся единственный шанс достойно выйти из войны – это выбив из обоймы Россию. Генералы германского Генштаба считали, что русская армия в 1917 году находится в последней стадии разложения. Один толчок, и колосс на глиняных ногах развалится. И этот толчок нужно успеть сделать до начала массового прибытия в Европу американских солдат. Как обычно, немцы просчитались. Казалось бы, уже разложившаяся до степени навоза русская армия к началу летней кампании начала возрождаться. Это генералы – любители моноклей поняли слишком поздно. Их корпуса, переброшенные с таким трудом с Западного фронта, на второй день наступления на Восточном фронте были вынуждены не просто остановиться, а начать отступать. Ветераны Французской кампании, испытавшие там массированные артобстрелы, сходили с ума, выжив от ракетных снарядов «Катюш». Немцы бросали даже несгоревшие танки, лишь бы быстрей покинуть район, по которому работали системы залпового огня.
Отступление германских войск после залпов «Катюш» и бомбардировок эскадрильями гигантских бипланов к вечеру превратилось в бегство. Это когда в дело вступили кавалерийские дивизии. Атакуя в разрывы между германских подразделений, они углубились в тыл неприятия, после чего заградительный огонь германцев сошёл на нет.Я взял проведение этой операции на себя. Хотелось в деле проверить результативность своей деятельности в качестве императора. Да и внушить уверенность солдатам в том, что можно остановить германцев, схлестнувшись с ними лоб в лоб. Солдаты верили в удачливость Михаила. А я и не сомневался, что эта операция окажется удачной. Слишком много сил было в неё вложено. К тому же из данных разведки было известно, где немцы нанесут свой удар. Заблаговременно к восточной окраине Риги была передислоцирована бригада ракетных установок залпового огня и проведена тщательная рекогносцировка местности, по которой германцы собирались наступать. Строить какие-либо оборонительные сооружения либо оборудовать дополнительные капониры для пушек я запретил. Нельзя было показывать германцам, что мы знаем о готовящемся наступлении и проводим работы, чтобы его отразить. И немцы, несмотря на поднявшуюся суету в русской армии (наверняка их агентура доложила в Берлин о начавшейся усиленной боевой подготовке и переброске на Северный фронт 1-го и 2-го кавалерийских корпусов), повелись на нашу дезинформацию, что это связано с начавшимися волнениями в Финляндии. Волнения в великом княжестве, конечно, имели место (Маннергейм начал жёсткую зачистку националистического подполья и движения «Красная гвардия», дело дошло даже до перестрелок), но генерал-губернатор контролировал положение и не просил императора о помощи войсками. Мысль использовать события в Финляндии как объяснение причины переброски мобильных сил русской армии (это была не только кавалерия, но и все дивизионы броневиков, имевшихся в армии) принадлежала Кацу.
Идиотизм и самонадеянность германцев стали мне ясны, когда я ознакомился со свежей разведсводкой. К ней был приложен и последний приказ кайзера: «Для господства в Рижском заливе и обеспечения фланга Восточного фронта надлежит совместным ударом сухопутных и морских сил овладеть островами Эзель и Моон и запереть для неприятельских сил Большой Зунд». Мне смешно было это читать. Самым простым доказательством того, насколько слабо немцев интересовало положение в Рижском заливе, является их отношение к обороне берега в этом районе. За несколько лет они не построили ни одной, даже самой слабой береговой батареи. В это же время берега Фландрии были буквально усеяны орудиями самых разных калибров, вплоть до 381 мм. Если бы немцы поставили пару таких орудий не в районе Зебрюгге, а на мысе Домеснес, они не только немедленно вышвырнули бы русский флот из Рижского залива, но и быстро уничтожили бы батареи мыса Церель. Непродуманность приказа кайзера и вселила в меня уверенность, что наша операция, проработанная до мелочей, будет успешной.
Эта уверенность подтвердилась на сто процентов и даже больше. Германцы не только были остановлены и отброшены назад, но у солдат противника началась форменная паника, и они побежали, бросая не только тяжёлое вооружение, но даже стрелковое оружие. План отражения германского наступления пришлось корректировать – подтягивать и вводить в прорыв свежие части. Не хотел я трогать Особую армию, корпуса которой были сосредоточены на опорных пунктах в ближайшем тылу фронта, но пришлось. Сначала в прорыв был введён 39-й армейский корпус, а когда немцы добежали до Литвы, вся Особая армия преследовала драпающих германцев. Но не всё было так гладко, всё-таки выучка немецкого солдата давала себя знать. Несмотря на безнадёжную ситуацию, некоторые части всё-таки пытались организовать оборону. Хотя командиры этих частей знали, что помощи ждать было неоткуда – 26 июня во Францию начали прибывать американские солдаты. Нажим на германскую армию усилился, и уже невозможно было перебросить с Западного фронта ни одной дивизии. Наверняка эти командиры выполняли приказ приостановить русских, чтобы основные силы смогли занять укрепления в Восточной Пруссии.
Для меня намерения германцев достичь возведённых ещё их дедами цитаделей было понятно. Германские генералы надеялись на толстые стены и всё еще присутствующий в старых укреплениях дух воинственных пруссаков. Что солдаты впитают это в себя и снова станут мужественными и стойкими воинами. Восстановление боеспособности немцев, конечно же, беспокоило как меня, так и генералов созданного ещё в мае штаба операции «Меч Немезиды». Именно так называлась операция по отражению германского наступления в полосе Северного фронта. К тому, что командование этой операцией взял на себя сам император, в ставке отнеслись настороженно, а вот солдаты и офицеры Северного фронта – восторженно. Факты неповиновения приказам в частях резко уменьшились. Антивоенная и антиправительственная агитация практически сошла на нет. И это ещё до первых побед и начала контрнаступления. А когда армия пошла вперёд, то даже части, в которых ещё весной наблюдались факты братания с немцами и часто проводились антивоенные митинги, чётко выполняли приказы командования и добросовестно зачищали оставленные немцами позиции. Эти же части сбивали германские заслоны и стремительно двигались вперёд. В ликвидации германских заслонов большую роль играли и «Катюши», и тревожные группы, оснащенные искровыми радиостанциями. Группы по составу и оснащению были такие же, какие формировались в Житомире в бытность мою командиром 2-го кавалерийского корпуса. В этой операции задачи тревожных групп были – двигаясь в передовых отрядах русских войск, не только проводить разведку и проверять состояние мостов, но и в случае появления на пути части, к которой они были приданы, опорного пункта противника, который не удалось сбить имеющимися силами, вызывать на помощь ракетную артиллерию. «Катюши» были в деле каждый день, расчищая своим огнём путь для двигающейся, как муравьи, пехоты. Изредка этот нескончаемый поток людей и конных повозок разбавляли грузовики и бронеавтомобили. Кавалерия наступала, игнорируя дороги, по полям и перелескам. Мне казалось, что армия еле ползёт и немцы смогут ещё больше замедлить это движение. Если у них не получается остановить нас огнём опорных пунктов, то они начнут взрывать мосты и плотины. Но это мне, жившему в век автомобилей, телевидения и реактивных самолётов, казалось, что всё происходит так медленно, а вот генералы, родившиеся в этой реальности, считали наше наступление стремительным. Не знаю, как считали немцы. Но они не успевали своевременно отреагировать на наше наступление. Ни одного моста не было взорвано, железная дорога продолжала оставаться в функциональном состоянии. И это позволяло, используя трофейные паровозы и вагоны, снабжать армию всем необходимым.
Первые серьёзные потери русская армия начала нести, когда войска вступили на территорию Восточной Пруссии. И, к моему удивлению, бои разгорелись не с частями, которые, добравшись до своего старого укрепрайона, наконец опомнились и встали в жёсткую оборону. Ничего подобного, на нашем пути встали части десантного корпуса генерала от инфантерии фон Катена. После допроса пленных я несколько успокоился. Громкое название «десантный корпус» (он же 23-й резервный корпус) было навешено на 43-ю пехотную дивизию генерал-лейтенанта фон Эсторфа, к которой был добавлен штаб и несколько разрозненных батальонов из состава 77-й пехотной дивизии. Немцы имели около двадцати пяти тысяч человек и сорок орудий. А я знал, что по штатам 1914 года настоящий и боеспособный германский корпус должен был иметь более сорока пяти тысяч человек при ста шестидесяти орудиях. По существу, против нас держали оборону не ветераны, а паршивые резервисты. А ветераны, которых мы гнали почти от Риги, продолжали оставаться небоеспособными и приходили в себя в Кенигсберге. И ещё я узнал, что этот корпус должен был участвовать в операции «Удар валькирии», для чего и был спешно сформирован. Конечной целью этой операции был Петроград. Немцы уже совсем ошалели от безысходности. А может быть, были уверены в полном разложении русской армии. Планировали силами четырёх армейских корпусов (два из которых прибыли из Франции) и десантного корпуса захватить русскую столицу.