"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Скорее всего сами обороняющиеся совершили роковую ошибку. Ведь в суете боя все возможно. Уронили бочонок пороха, а там или искру подковками каблуков высекли, или масляную лампу уронили следом… В общем так и осталось это в загадках и будущие историки накрутят вокруг этого взрыва массу версий.
Ступишина же закололи сами дворяне, когда потребовали от него прекращения сопротивления. К этому времени реально полыхал жилой город верхней части кремля и масса некомбатантов жалась к стенам на всем протяжении от Коромысловой до Дмитровской башен. Объективно пора было спасать людей. Но губернатор скорее всего полностью сошел с ума. И в ответ на требование делегации дворян выпалил из пистолета в помещика Звенигородского, который говорил от лица собравшихся. Кто именно нанес смертельный
Кстати Звенигородский выжил. И присягать мне отказался. Заявил что он от Рюрика свой род ведет и ему невместно казаку присягать. И не он один такой упертый оказался. Большинство пошли в отказ. Это было связано с ожиданием скорого прихода Орлова с гвардией и моей якобы неизбежной гибелью. Тут уж репрессии не помогли бы. Так что я всех отказников пока определил на тяжелые работы по разбору руин крепости.
А Кремль выгорел целиком. После исхода всех его защитников, дома, стены и башни полыхали весь вечер и всю ночь и догорали еще половину следующего дня. Пламя добралось до всех пороховых запасов в башнях и с разной степенью катастрофичности подорвало их. Обильно дымил кремль еще пару дней. И когда я впервые прошел через еще не остывшую Дмитровскую башню я узрел апокалиптический пейзаж. Закопченные русские печи стояли посреди черной выжженной земли. Архангельский и Спасский соборы, да несколько церквушек торчали посреди этого полуразвалившемся руинами.
Список погибших на пожаре составляли неделю. Потому что опознанию поддавалась едва ли не десятая часть трупов. Остальных пламя не пощадило. Вычислили, что из общего числа засевших в крепости погибло от огня, удушья и перестрелки сто семьдесят девять человек. Возглавлял этот печальный список архиепископ Антоний.
Его смерть была поистине мученической. В него прямым попаданием угодил один из последних смоляных снарядов выпущенных капитаном Темневым. Причем по словам очевидцев архиепископа не убило сразу и умирал он страшно.
В народ сразу же запустили слух про то, что дескать архиепископ на ступенях собора призывал на мою голову кару небесную, а Господь стало быть тут же показал на чьей он стороне. Я тут же приказал Шешковскому распространить эту молву как можно шире, что он послушно исполнил.
Православный клир присмирел после пожара и послушно возносил молитвы за здоровье моего императорского величества. Про Екатерину в церквах не упоминали. Боялись.
С нижегородским самоуправлением я договорился к обоюдному удовольствию. Всем погорельцам недворянского сословия выделялись пособия на строительство, но за пределами Кремля. Владельцам разрушенных домов вокруг крепости казна платит компенсацию, но застройку очищенной территории запрещаю. Она остается в ведении городского самоуправления, но может застраиваться только красивыми каменными строениями по городскому плану от 1770 года. Который я с пафосом утвердил поверх росписи Екатерины.
Территория Кремля резервируется как место для будущей Нижегородской ярмарки взамен макарьевской. Строительство торговых рядов и восстановление благолепия крепости казна брала на себя, но и сборы с торжища тоже становились отдельной от городских доходов статьей.
Со своей стороны нижегородское самоуправление брало обязательство по устройству двух удобных спусков к Волге в обход крепости. Первым должен был стать тот, что в мое время назывался «Георгиевским съездом», вторым должен быть построен «Зеленинский спуск». Работ там было немало, но городу эти дороги были очень нужны. И я настоял чтобы за работы по строительству Георгиевского съезда принимались нынче же.
Со вторым съездом было сложнее. Надо было заключать в трубу речку Почайну протекающую по дну одноименного оврага. Обещал поискать толкового инженера. Который также займется восстановлением крепости и строительством торговых рядов. Найти бы его…
На руинах крепости мне досталось весьма мало трофеев. Пламя испортило и уничтожило почти все запасы. Даже крепостные пушки консилиум
специалистов осматривали с большим сомнением. И Чумаков посоветовал при первом же случае продать их куда нибудь в Персию. Так или иначе но почти полсотни пушек у меня прибавилось. Половина которых были очень старые и нестандартных калибров. Впрочем у хорошего хозяина и ржавому гвоздю дело найдется, а для старых пушек у меня уже была задача.Собрали и ручной огнестрел. Почти полторы тысячи стволов. Причем половину этого числа составляли именно стволы, поскольку ложи серьезно обгорели и требовали замены. Но были и приятные находки. У дворянского ополчения реквизировали два десятка штуцеров заграничной выделки. Оружие было конечно же охотничье. Богато украшенное и очень качественное. В пламени оно не пострадало, поскольку дворяне сдавали его выходя из крепости.
К этим стволам, а ещё к дюжине старинных затинных пищалей, обгоревших до железа, у меня тоже был сильный интерес. Конечно с точки зрения массовых армий говорить о нарезном оружии еще рано — слишком дорогое и сложное в обслуживании — но для узкого спектра задач ничего лучше и не придумать.
Ну и конечно же бриллиант среди трофеев — казна губернатора. Фельдфебель Громыхало доделал начатое и откопал мне кубышку почившего в бозе градоначальника. А точнее не кубышку, а несколько железных ящиков, доверху набитых золотом, серебром и «презренной» медью. Миллиона, увы, в них не было — часть казны была в векселях, которые к счастью каких-то купцов сгорели в доме — но восемьсот тысяч полноценных рублем мне достались.
Через три дня после падения крепости, рядом с Георгиевской церковью и в виду взорванной башни, состоялось массовое принятие присяги солдатами из крепости и немалой толпы новобранцев стекшихся под мои знамена со всей губернии. На этот раз персональную присягу я заменил на групповую.
Сначала каждый в строю громко назвался и был записан в свиток, а потом вся толпа хором повторяла за Подуровым слова присяги и после слов «Аминь» по очереди подходила целовать крест у священнослужителя и расписываться в свитке, кто умел. А кто писать не умел тот ставил в бумаге крестик напротив своей фамилии и Почиталин подтверждал своей подписью. Закончилась присяга хоровым исполнением «Боже царя храни».
Я вернулся из воспоминаний и перевел взгляд на Волгу. Над рекой и берегом моталась исполинская стая галок, сворачиваясь и распрямляясь, словно огромная черная простыня, заслоняя солнечный диск, проступающий сквозь мглистый, холодный воздух слюдяным кругом.
— Красота! — вздохнул Никитин, горяча коня. Я оглядел открывшийся передо мной простор. По Волге, разлившейся в ширину на несколько верст, а может, и больше, плыли, неслись льдины — маленькие, большие и целые снежные поля. У берега льдины сгрудились и почти не двигались, лежа сплошной массой, а дальше, ближе к стремнине, они плыли по течению споро, налезая друг на друга, с шумом и треском. Именно этот грохот меня и разбудил.
Кроме нас на берегу столпилось много народу. Каждый год волжский ледоход собирал весь город на бесплатное кино — отсюда на плывущих льдинах можно было увидеть все что угодно: то на большом ледяном поле, покрытом толстым слоем снега, виднелась часть дороги с вешками и санными колеями, желтыми от навоза; то оторвавшийся от берега и подмытый половодьем сарай с привязанной блеющей козой; то конура с собакой; то поленница дров, копны сена, не говоря о вмерзших в лед лодках, баркасах…
— Глядите други! — я повернулся к приехавшим генералам, протянул руку в сторону Великой реки — Вот так, как Волга по зиме вскрывает лед, мы вскроем всю дворянскую Россию. Мощным ледоходом пробьем путь простому народу в лучшее будущее!
— Любо! — дружный крик генералов и полковников заставил резво взлететь севшую на берег стаю галок.
Толпа прибывала. Появились выборные — Беспалов, Холезов, Понарев… Подошли поздоровались, поздравили по второму кругу с викторией. Разбор завалов кремля еще продолжался, но нижегородские купцы и промышленники уже получили крупные подряды на строительство. На моих глазах слуги вытащили «тузам» столы, накрыли скатертями.