"Фантастика 2025-15". Компиляция. Книги 1-24

– Вот здесь останови, Вероника, – я перебиваю ее спич, когда мы подъезжаем к моему дому.

Она глушит машину и ждет, что я отвечу. Понимаю ее правоту, тем более что говорила она искренне. Меня смущает лишь то, что практически посторонний человек так явно предлагает свою помощь, я к этому не привык. Да и брать на себя дополнительную ответственность, наращивать штат, не увеличив обороты, кажется глупым, здесь я с Викой, говорившей то же самое, солидарен.

– Так что, Фил?

– Дай мне подумать день-два, ладно? Я с тобой во многом согласен и с радостью приму твою помощь, но любое сотрудничество должно быть взаимовыгодным, а я пока не знаю, что тебе предложить.

– Хорошо. Думай. Тогда до завтра?

– Ага, давай… – Я берусь за дверную ручку, но останавливаюсь, решив спросить еще кое-что. – Слушай, а почему наедине? Можно было это и в офисе при ребятах обсудить. Разве нет?

– Где ты видел, чтобы директор проводил собеседования или встречался с партнерами при всем коллективе?

– Да какой я директор! – смущаюсь я.

– А кто ты? Привыкай к…

Веронику перебивает чей-то настойчивый стук кулаком в стекло. С моей стороны.

Задним умом понимаю, что колотили нехило: не классически-банальным ап-джумоком – он же просто костяшки кулака, – не извращенно-коварным дунгджумуком, а по-простому, по рабоче-крестьянски, даже чуть вульгарно. Да-да – самая что ни на есть простая техника йопджумук. [71]

71

Соавтором данного куска текста о тхэквондо выступил Артем Каменистый.

Спасибо одной из ночей, проведенных в «Википедии», когда я зашел прочитать про старение и теломеры, а закончил полной историей восточных боевых искусств, в том числе тхэквондо, откуда, собственно, и вспомнились все эти по-корейски заковыристые обозначения разных сторон кулака.

Обернувшись, я вижу хмурое лицо заглядывающего Вазгена. Кивком в сторону он предлагает мне покинуть салон малолитражки, а Вероника обреченно вздыхает:

– Вот же… Выследил.

Она опускает стекло, и в проеме появляется небритая физиономия пластиковых дел мастера.

– Так и знал, что ты с этим, – как-то особенно грустно произносит он.

– Дай-ка я выйду, и поговорим, – отвечаю я за Веронику, а потом прощаюсь с девушкой. – Спасибо, что подвезла. Пока!

Она что-то возражает, но я уже выбираюсь наружу, отодвинув дверью горячего кавказца.

– Что, пойдем пообщаемся, Отелло?

– Я тебя прямо здесь зарою, – заявляет он, но энтузиазма в его голосе не слышится.

– Идем, поговорим, а там посмотрим, кто кого зароет и будет ли вообще повод.

– Фил, не надо! – доносится из машины голос уже накрутившей себя Вероники. – Не связывайся!

Связываться надо, чтобы разрешить ситуацию здесь и сейчас. Кроме того, мне почему-то хочется успокоить парня, и не из-за боязни или страха, а по-хорошему, чтобы это разъедающее чувство ревности его покинуло.

– Из машины не выходи, – предупреждаю Веронику, заглянув в приоткрытое окно.

Отхожу подальше от машины и встаю у дряхлого искривленного дуба. Следом подходит Вазген.

– Ну?

– Гну. Что ты ведешь себя как истеричка?

– Что? Кто? Я? – Его глаза распахиваются, и первоначальное удивление замещается яростью.

– Истеричка. Что-то увидел, сам придумал, сам решил, сам расстроился, а мы с Вероникой здесь при чем?

– Ты что мелешь? – Его рот искривлен и готов изрыгать проклятия…

– Так, стоп! – Я не отступаю даже когда он наседает так, что его лицо оказывается в сантиметре от моего. – Стоп. Тебе есть, что предъявить?

Он так близко, что я вижу каждый сосуд в налившихся кровью глазах. Ноздри расширяются при каждом вздохе, а дышит он часто то ли от волнения, то ли от переполняющего его негодования. Именно поэтому я и решил дать ему выплеснуть все здесь и сейчас, у таких людей затаенная злоба имеет свойство накапливаться и насыщаться даже без подпитки, просто от срока давности, как вино.

– Я тебе говорил к моей девушке не лезть? Говорил? Говорил, да? – С каждым повторением он накручивает себя еще больше, и сообщение о снижении уровня его отношения ко мне до «Ненависти» свидетельствует о том же.

– Говорил. Я и не лез, но, позволь заметить, она – не твоя девушка и уж тем более не твоя собственность. Между нами ничего нет – говорю тебе это просто чтобы ты был спокоен.

– Ты кто такой? – Он хватает меня за грудки. – А? Я спокоен!

– Руки убрал! Быстро!

Руки он не убирает. Вместо этого тянет меня на себя, запрокидывает голову и бьет меня лбом в нос. Вернее, пытается ударить. Где-то на краю сознания проносится мысль: что же такого подкрутили в развитии реальности ваалфоры, что Вазген увидел нас с Вероникой, садящихся в ее машину, и решил проследить? Голова думает об этом, а тело – где-то даже меланхолично, без особых гормональных всплесков, просто подчиняясь доведенным до автоматизма рефлексам, – отклоняет корпус в сторону, отрывая пуговицы от рубашки, выходя из захвата и оставляя на траектории атакующего лба только воздух. Руки тем временем, вернее, одна левая исполняет короткий боковой в печень Вазгена, выбивая из него воздух и сбивая дыхание.

Вы нанесли критический урон Вазгену Карапетяну: 285 (удар кулаком).

Привычный в связке следующий крюк правой в голову я сдерживаю в сантиметре от его скулы. На пока – охладить парня – этого достаточно. Избивать я не хочу, понимая его чувства и не питая к нему злобы.

– А теперь слушай меня, братишка, – шепчу ему на ухо, зафиксировав шею в удушающем захвате. – Просто поверь, у меня с Вероникой ничего нет. Ничего такого, за что ты переживаешь. Мы общаемся только по работе. Понял? Или тебе еще тщательнее разжевать?

Не знаю, что тут срабатывает больше – позор на глазах Вероники, физическое воздействие или мой навык убеждения, но он перестает вырываться и обмякает.

Вы нанесли критический урон словом Вазгену Карапетяну: -25 % к духу и уверенности.

– Да, – еле слышно хрипит он.

– Что «да»?

– Я понял.

– Хорошо.

Я отпускаю его шею и делаю шаг в сторону. На всякий случай, был у меня уже сегодня прецедент с другим горячим кавказским парнем. Обернувшись, вижу подбежавшую Веронику и жестом показываю, чтобы села в машину. Меня немного удивляет, что она не спорит и выполняет, – я к такому не привык. Хотя я же просил ее оставаться в салоне!

«Распознавание лжи» после разговора с ней все еще активировано.

– Мир? – протягиваю руку.

Вазген какое-то время смотрит на нее, переводит взгляд на меня и отвечает на рукопожатие.

– Мир… – выдыхает он, а потом, что-то обдумав, горячо говорит, оправдываясь и заверяя: – Извини, брат, увидел вас вместе, как вы куда-то едете, кровь ударила в голову, сердце разрывалось…

Большого тепла в его словах нет – в смысле действия героического навыка, но и холода тоже. Это не ложь, все так и было, но, похоже, особого раскаяния он не чувствует и сожалеет лишь об одном – что проиграл в драке.

И уже потом, когда мы с производителем пластиковых окон расходимся бортами, окончательно прощаемся с Вероникой, а я иду в сторону Генки, сидящего на лавочке и погруженного в смартфон, осознаю, что «Распознавание лжи» каким-то образом заставляет моих собеседников быть откровеннее. Вызванная на минуту Марта подтверждает мои слова.

«Интерфейс подстраивается под носителя и развивается вместе с ним», вспоминаю я одну из первых бесед с моей виртуальной помощницей. Похоже, что те скупые описания, на которые сподобилась Система, дают далеко не полную картину.