"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
— Вообще-то города обычно строят вдоль больших рек. — говорю я: — странно, что твой Бартам не на реке стоит.
— Бартам — это ворота между Срединными равнинами и выходом на долины Равноденствия. — говорит Юки: — там и с севера горы и с юга. Иным путем пройти из Срединных невозможно, так он и возник. И там есть речки, просто маленькие. И озеро. Так что вода в городе есть.
— Да я не про воду. Большие реки — это самые удобные торговые пути. Обычно. — я вздыхаю, потому что крайне неохота топать ножками по незнакомой стране, в незнакомом мире. Тем более тут и драконы есть. Хотя драконов-то я как раз и не боялся, учитывая, что Юки довела их популяцию почти до вымирания. А принимая во внимание силу остальной команды — переживать тут скорее надо за местную флору и фауну, буде Акира решит на природе гульнуть. Нет, неохота вылезать из комфортабельных кают с мягкими кроватями, с кондиционером и фильтрацией воздуха, с горячей и холодной водой в душевой, с бассейном и кофе-машиной, с теплыми круассанами, которые так чудесно делает Эри-Тринадцатая.
— Так что самый простой и быстрый способ — все же не входить в устье Дигонии. — говорит Юки: — тем более, что и народ там… не самый гостеприимный. Да и память я там по себе оставила… лучше будет обойти.
— Да? Что же, будем знать. — кивает Читосе: — тогда меняем курс и плывем на северо-восток. Условный, конечно, северо-восток. Если взять за восток сторону, откуда восходит солнце, а за условный запад — где садится. Кстати, это же еще и не солнце…
— Читосе-нээсан! — раздается крик снаружи: — смотрите!
— Что там еще случилось? — Читосе сдвигает брови: — Джин! — я выбегаю наружу, не дожидаясь реплики, потому что в голосе Джин звучит тревога. Джин стоит на палубе, уже в своем собственном облике и тычет пальцем вверх.
— Там! — говорит она, задыхаясь: — смотрите! — я поднимаю взгляд.
— Дракон! Это дракон! Охренеть! — кричит Джин: — Читосе-нээсан! Дракон!
— Где дракон?! — на палубу вылетает Юки, полностью в ледяном доспехе и с ледяным копьем в руке. Она бросает взгляд вверх и замирает.
— Так вот они где… — говорит она задумчиво и ледяная броня на ней тает: — а я то, дура на люстре в кают-компании искала.
— Нет! — тычет пальцем Джин: — выше! Там! Дракон!
— Ну… во-первых это не дракон а виверна. — снисходительно говорит Юки: — а во-вторых это ручная виверна. Ошейника не видишь? Она рыбу ловит.
— Рыбу? — озадачивается Джин и опускает руку.
— Угу. Это на ее шее даже не ошейник а кольцо. Мешает ей добычу проглатывать, она рыбу ловит и относит хозяину. Где-то неподалеку и шхуна рыбацкая должна быть… воняет от них страшно, эти виверны гадят везде… — отстраненно говорит Юки и начинает осматриваться, приложив руку ко лбу козырьком.
— Виверна? — Читосе тоже задирает голову наверх и замирает на месте.
— Ты это тоже видишь? — спрашивает она у меня.
— Угу. — киваю я: — вижу. И как она смогла…
— Загадка. — говорит Читосе, и мы все задираем головы вверх. Наша яхта идет к неизвестному нам берегу с развевающимися на флагштоке трусами Акиры.
Глава 37
POV Эон Шоннэ, бывший рейнджер «Серебрянных уланов»
Он увидел их сразу же, как только они перешагнули порог «Милой Весты», они выделялись из толпы, словно райские птички в курятнике. В Анкервилле еще и до введения Всемудрой гильдейской монополии на торговлю с иноземцами — можно было встретить кого угодно, а уж после — и вовсе всякий народ попадался. Поэтому большинство завсегдатаев и постояльцев «Милой Весты» не обратили внимания на тех, кто только что вошел. Мало ли кто тут ходит, подумаешь, одежда чуть отличается, да внешность не совсем обычная, вон, в углу зала зверолюды в карты свои режутся, да шипят по-своему, как кто продуется, за стойкой бара тоже не человек, а приемная дочь старого Боара стоит — та самая милая Веста, помесь человека и огра, милашка, которая одним ударом кулака в ухо может кабана убить, все знают, что под горячую руку ей лучше не попадаться. Тут у нас и эльфы и полурослики и орки — всякой твари по паре. Что же теперь, глаз на вновь пришедших пялить только потому, что не похожи на прочих? Да в этом кабаке половина ни на кого вообще не похожа, а как выпьют — так еще и драться лезут, благо у милашки Весты под стойкой бара была припрятана крепкая дубина, прозываемая «Успокоителем». А излишнее любопытство — кошку сгубило. Потому, если и вызвало интерес появление этой троицы, то лишь мимолетный. Так, скользнули по ним взглядом, отметили необычный крой одежды, да по фигурам под этим кроем прошлись — не так, чтобы пялиться, упаси Десятка, а … просто. Конечно, отметили про себя что девки хороши собой и вполне на пару раз сгодятся, но намеков никто не давал и воли рукам — уж тем более. Анкервилль — вольный город, хотя бюрократы Всемудрой так и не считают, но это в мэрии,
там, где документы и печати, а тут, в нижнем городе, да в портовой зоне — можно и перо под ребро получить, если не в свои дела лезть.Но Эон сразу же «срисовал» эту троицу. Потому что в отличие от прочих — он их искал. Их, или таких как они. Троица выглядела необычно, крой одежды и поведение — все говорило о том что они были не местные. А еще — скорей всего даже не из стран Конфедерации или Королевств Востока, тех то он за версту чует с их благовониями и паучьими шелками. Нет, эти прибыли издалека, откуда-то из-за пределов ойкумены. Наверное, какое-нибудь островное государство, о котором здесь и слыхом не слышали. А это было ему на руку, ему как раз такие вот и были нужны — кто о Анкервилле или его морском Братстве ни сном ни духом. Потому что бродяги с западных болот не будут больше даже разговаривать с ним, не то, чтобы свои джонки ему предоставить для перевоза товара. А у него остался товар, там, на песчаной косе и если он не перевезет его до конца недели, то старина Бэррин не преминет выслать за ним своих плечеломов, а у него и денег нет, чтобы от них откупиться и лекарства для Нии покупать надо. Он мотает головой, вспоминая что в миске у ее кровати с утра снова дно было вымазано красным, она всю ночь выхаркивала свои легкие, заходясь в кашле. Корень желтого кориана стоит копейки по ту сторону моря и бешеных денег здесь, в порту Анкервилля. Если растереть этот корень с медом и горячим элем — он помогает от кашля. Ненадолго. Надолго ни корня, ни денег не хватает. Никогда не хватало. Поэтому он встал и направился прямиком к их столику. Выводы, которые мелькнули у него в голове были такие — новенькие, откуда-то из-за пределов ойкумены, ни черта не знают о портовом городе, обуют их тут, как пить дать обуют, но раз не знают ни черта — значит можно попросить с товаром помочь, в конце концов им необязательно знать что ежели кого с красным песком ловят, то либо отбирают и товар и судно, либо тюрьма и смертная казнь. Жестко взялась Всемудрая за красный песок, но где больше риски — там больше прибыли. А деньги ему сейчас были нужны. Конечно, все еще можно было договориться с местными, но бродяги давали самую низкую цену на перевозки, а местные — заломили бы за риск непомерную сумму, да еще вперед, так что и прибыли никакой не останется, а только головная боль.
— Здравствуйте. — говорит он, обаятельно улыбаясь и садясь за столик, где расположилась необычная троица: — что такие красавицы ищут в таком месте? Я могу помочь…
Он не был новичком, он прошел две войны на континенте, еще в составе легионов Всемудрой, когда та сама вела войска в бой, он видел смерть в лицо, прямо на остриях копий рыцарей Иллирии, в пасти их ужасных шестиногих скакунов, но холодок, пробежавший по его спине, заставил его сомневаться, мудро ли он поступил, присев за столик с тремя незнакомыми девушками. Та, что сидела посередине — подняла на него глаза и на секунду он словно увидел живое пламя в них, это было так необычно и завораживающе страшно, что от неожиданности он отшатнулся, едва не упал, схватился за край стола, чтобы удержать равновесие.
— Прошу прощения — ошибся столиком. — сказал он быстро. Эон не зря был лучшим рейнджером в составе подразделения «Серебряные уланы», пусть это и было лет пятнадцать назад, — он доверял своему чутью, а его чутье прямо сейчас умоляло его поклониться, извиниться и убежать — именно убежать и надеяться, что он не привлек к себе больше внимания чем нужно. Потому он вскочил на ноги и поклонился, готовый сделать незаметный шаг назад, а потом еще один и еще — пока не окажется достаточно далеко от этого столика и от этой девушки с янтарными глазами, внутри которых плескался огонь. Он действительно ошибся, он думал, что эти трое — молодые девушки из далеких стран в поисках приключений в портовом кабачке, но огонь в глазах этой, которая сидела посередине — сразу поставил все на свои места. Это не молодые девушки. Это — маги. Или ведьмы. И еще неизвестно, что хуже.
— Сядь. — бросила ему девушка, сидящая справа, с накинутым на голову капюшоном и странными очками на пол-лица. Ноги вдруг отказали, и он снова сел, скорее — упал на стул.
— У меня ничего нет. — сказал он: — и не знаю я ничего. Я просто торговец и у меня больная дочь, которая кашляет каждую ночь так, словно вот-вот умрет. Если я не вернусь сегодня домой, у нее разорвется сердце, уважаемые донны. — он знал, что в таких случаях обязательно надо говорить, говорить, говорить. Глядишь и обойдется. Глядишь благородным доннам не захочется арестовывать его — если это Имперские маги, ну или проклинать его, чтобы, выйдя из «Милой Весты» он поперхнулся бы собственной кровью и умер — если это все же ведьмы.
— Ну да, конечно. — хмыкает девушка справа, она говорит с легким акцентом, словно бы с придыханием, так говорят северней в Срединной, ближе к Бартаму: — и татуировки морского братства у тебя на предплечьях как раз говорят, что ты торговец.
— Но дочь у меня и в самом деле есть! — говорит он, ругая себя за то, что соврал не подумав, чертовы морские скаты и акулы на обоих руках. Нельзя врать магам и уж тем более нельзя врать ведьмам. Его мысли лихорадочно заметались в голове. Что делают маги в такой дыре? Что делают ведьмы в такой дыре? Ответ может быть только один — ищут. Кого-то или чего-то. И раз уж ищут не его — он может выйти из ситуации живым и относительно невредимым. Так, руку сломают и выбросят. Или полморды огнем опалят, чтобы жизнь медом не казалась. Тем временем девушки перебросились парой слов на неизвестном ему языке и та, что справа снова повернулась к нему.