"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22

– Скорее! – сказал Логос.

– За что я буду сражаться? – спросил Андабат.

Он сильно хромал, но следовал за Логосом.

– Как всегда – исполнять желания. Или ты забыл, зачем вообще сражаются?

– Просто так, – сказал Андабат. – Ради крови.

Поле кончилось – они стояли перед чёрным зевом пещеры.

– Сюда, – сказал Логос и шагнул в галерею.

И вновь ослеп, рванулся вперёд – во тьму. Андабат бежал следом.

– Сними шлем! – крикнул Логос. – Сними шлем. Теперь ты видишь!

Рванулся вперёд и с размаху впечатался в стену.

– Дверь рядом, – услышал он голос матери.

– Опять забыл, – Вер попытался улыбнуться. – Глупо.

– Ляг на кровать, я закапаю тебе глазные капли, – услышал он голос матери.

– Что за капли?

– Мне дал их сосед. Узнал, что ты ослеп, и дал эти капли. Сказал: они непременно помогут.

Вер (а вернее, Логос) уловил слабый запах амброзии и улыбнулся. Эти капли непременно помогут.

– А у нашего соседа не было крылышек на шлеме? – спросил он.

Глава 11 Сентябрьские игры 1975 года (продолжение)

«Тираж „Первооткрывателя“ вновь за половину месяца увеличился вдвое».

«Сенат отказался рассматривать вопрос об обожествлении Элия».

"Из раздела объявлений: «Все желающие стать клиентами Постума Августа могут записаться в канцелярии императора. Для граждан Рима ограничений нет».

"Конный отряд монголов в количестве двухсот человек – как полагают, посланный на разведку, – уничтожен кавалерией Шестого легиона. Планируется дополнительно перебросить в Месопотамию три алы [191] из Галлии".

«Акта диурна», 9-й день до Календ октября [192]

191

Ала – кавалерийский отряд из десяти турм. В турме тридцать или тридцать два человека.

192

23 сентября.

Элий шёл по Риму. Рим был абсолютно пуст – ни единой живой души. Хлопало на ветру пурпурное полотнище, натянутое в пролёте арки Септимия Севера. Было утро – розовые облака исчиркали небо вдоль. Кроны пиний на Капитолийском холме казались почти такими же чёрными, как свечи кипарисов. Двери в храм Сатурна, где хранилась римская казна, были раскрыты. Ступени засыпаны бумагой. Элий всмотрелся. Это были документы, выброшенные из табулярия. Только теперь он заметил, что бумаги валяются повсюду, и ветер поднимает их и гонит, как палую листву, по форуму. Вся история Рима была разбросана здесь и уносилась ветром, а Элий смотрел, как листки порхают бабочками под аркой и носятся наперегонки в галерее базилики Эмилия. Ветер закидывал их на крышу курии и на Септимиеву арку, и нёс дальше – на форум Цезаря, потом на форум Траяна, и донесёт вскоре до театра Помпея и до Пантеона и терм Агриппы, и дальше, дальше, чтобы рассыпать по свету всю невиданную славу Рима, рассеять, развеять и обратить в прах. Элий кинулся собирать страницы – печатные бланки и обрывки старинных пергаментов и папирусов, но они ускользали и летели прочь, их кружение все усиливалось, все крепчал ветер, и уже настоящий бумажный ураган нёсся по Риму. Небо потемнело, из розовых облака сделались красными. Багровый больной свет заливал пустой город, и в небе над головой не было солнца.

Элий силился закричать, но не мог – он напрягал голосовые связки, шея разрывалась от боли, и он все же закричал, и испытал ни с чем не сравнимое облегчение, несмотря на острую боль…

И проснулся и сел на кровати, глядя в непроницаемую черноту ночи. Он тяжело, судорожно втягивал в себя воздух, будто боялся, что каждый вздох может оказаться последним. Элий ощупал шею – она все ещё болела, – и пальцы наткнулись на бинты. Повязка охватывала часть груди и плечо. Он был ранен… Да, кажется, в него попала стрела. Элий огляделся. При слабом свете масляного светильника различил ряд кроватей и спящих людей. Жёлтые пятна лиц, белые пятна бинтов. Он в госпитале. Все в порядке… Элий хотел было лечь, но… что-то его встревожило. Элий пока не мог понять что. Прежде всего – это не госпиталь Нисибиса: он много раз бывал там и помнил маленькие его комнатки. Это не Нисибис – с каждой минутой Элий чувствовал это все отчётливее. Он поднял руку и нащупал коротенькую бородку. Именно не щетину, которая колет ладони, а бородку. Между тем он помнил отчётливо, что в то последнее утро, когда был ранен, он брился. Страх ледяной иглой прошил его тело. Элий откинулся на подушку, прижал руки к груди, пытаясь унять прыгающее лягушкой сердце. «Я в Антиохии», – попытался убедить себя, хотя ничто не намекало на это. Но где же ему быть, как не в Антиохии: Руфин пришёл на помощь, снял осаду с Нисибиса и велел перевезти раненого Цезаря в Антиохию…

Но тут же понял, что ненужно лжёт себе. Потому что раненого Цезаря в богатой, набитой золотом Антиохии поместили бы в отдельную роскошную палату, рядом с ним бы торчали три сиделки, шёлковые занавеси на окнах и дверях колебал бы прохладный ветерок, гонимый лопастями вентиляторов. А он находится в общей палате, набитой людьми, и лишь ночной ветер пустыни развеивает удушающий запах гноящихся ран, немытого тела и лекарств.

Ветер пустыни…

Он ни с чем не мог спутать этот ветер. Сухой, ледяной и одновременно несущий в себе память о полуденном зное воздух – он вдыхал его когда-то.

Пустыня…

Он рванулся к решётке окна. И различил в темноте освещённые зеленоватым светом луны зубчатые стены и макушки пальм.

Пустыня…

Элий рухнул на кровать и закрыл глаза. Комок отчаяния и боли тошнотой подкатился к горлу. Он – пленник, другого объяснения быть не могло. Элия выворачивало наизнанку, не буквально, нет. Но лучше блевать, исходя жёлчью, чем корчиться червяком от отчаяния.

Когда он вновь открыл глаза – в изножье его кровати кто-то сидел. Зеленоватый отблеск обводил контуром огромную кошачью голову. Жёлтые глаза в темноте светились янтарём. Элий несколько раз моргнул, пытаясь прогнать странное видение, но не мог. Открывая глаза, он вновь видел гигантскую кошку, жёлтые глаза немигающе смотрели на него из темноты. Возле его кровати сидел большой оранжевый с чёрным тигр.

– Так плохо? – спросил Элий, решив, что в бреду ему привиделся огромный зверь.

– Не особенно хорошо, – отвечал тигр человеческим голосом почти весело – видимо, замешательство римлянина его забавляло.

– Я умру? Моя рана смертельна?

– Ты не умираешь от смертельных ран, римлянин. Твоя душа накрепко пришита к твоему телу. Так что выздоравливай – тебе ещё не суждено умереть.

Слова тигра, умеющего разговаривать человеческим голосом, не особенно успокоили Элия. «Это я, я… я же знаю, что не могу умереть, и тигр знает… но почему тигр? В зверинце видел когда-то, в детстве… на арене Колизея на детских представлениях тигры часто прыгали через огненные кольца…»

– Я сам по себе, – сказал тигр, – и твои детские воспоминания совершенно ни при чем.

– Где я? – спросил он.

– В крепости Малека на оазисе в Аравии. Малёк… Это имя он помнил слишком хорошо. Его юношеский, полный романтизма поход во имя Либерты, нападение грабителей, смерть, кровь. И убийство. Первое убийство, совершённое Элием.

– Тот самый Малёк? – спросил Элий.

– Ну конечно же, – охотно отвечал тигр. – Разве может быть какой-нибудь другой Малёк, кроме этого, предателя, работорговца и жулика?

Элию ситуация показалась нелепой и безнадёжной. Больше всего на свете Малёк любил деньги, этот тип сделает все, чтобы вытянуть из Летиции как можно больше и не отдать ей пленника. Месяцы, годы в плену… Рабство. Элия тошнило от одного этого слова. Выход один – пока Малёк будет торговаться с посланцами из Рима, надо суметь удрать. Мысль о побеге возникла сразу. Но убежать от Малека невозможно. Элий это знал. Тигр сидел неподвижно и не мешал думать. Элию показалось, что странный гость слышит его мысли.

– Зачем ты здесь? Сторожить меня? Или можешь помочь побегу? – спросил Элий.

– Зачем мне тебя сторожить! – звонко рассмеялся тигр юношеским беспечным смехом. – Ты же и шага ступить не можешь!

Элий обиделся, но обиду постарался скрыть.

– Значит, ты хочешь мне помочь. Тигр ответил не сразу.

– Я размышляю, – сказал он наконец. – Размышлять – дело трудное.

– Нисибис пал? – спросил Элий. Он бы предпочёл поговорить с человеком, но попался тигр. Что ж, придётся беседовать со зверем.