"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Ездовой мураш подошёл ближе. Илидор покосился на него, отодвинулся, но мураш вроде бы не имел в виду ничего плохого, только вёл себя странно — скорее как животное, чем как насекомое. Вспомнилось, как сновали вокруг саррахейника саррахи, похожие одновременно и на насекомых, и на зверей.
Илидор почесал нос.
— Найло, если ты не видел свою родню уже годы, то как ты можешь слышать, что они говорят?
Йеруш беззвучно рассмеялся. Точнее, рот Йеруша рассмеялся, а весь остальной эльф просто ждал, когда рту перестанет быть смешно, глаза у Найло были тоскливыми, спина сгорбленной. Смех тряхнул его тело, как припадок, — раз, другой, третий, а потом прошёл так же внезапно, как нахлынул. Мураш за спиной Найло шевелил усиками и покачивался из стороны в сторону, ловил какие-то сигналы, подаваемые эльфом. А может быть, драконом.
Йеруш поднял руку и медленно постучал себя пальцем по виску.
—
— Ты поэтому такой дёрганый? — прошептал Илидор. — Поэтому орёшь? Ты гонишь от себя их голоса, когда орёшь и дёргаешься, да?
— То тише, то громче, — продолжал Йеруш и подёргивал верхней губой, правым глазом, плечом. Мураш, деловито перебирая ногами, обходил эльфа по широкой дуге. — Чем дальше — тем больше. Чем ближе — тем чаще.
— Ты всё это время, — медленно, с нажимом проговорил Илидор, — всё это время дёргаешься и орёшь из-за них?
— Меня это достало, Илидор, — голос Йеруша тоже упал до шёпота, взгляд был горячечным. Йеруш едва ли видел перед собой дракона или видел не дракона. — Мне дурно от этого. Я так ужасающе устал раз за разом находить силы на страшные решения, когда силы всё время утекают, мои силы утекают на звуки их голосов, сливаются, словно в воронку. Знаешь, я буду идти вперёд и не останавливаться, я буду просто идти, идти, ведь путь тяжёл, но цель прекрасна, Илидор, и я так невыносимо хочу уже наконец прийти! Мне осталось совсем немного, ты понимаешь, да, я чую, я чую под своими ногами этот путь, он дрожит, он гудит, он ждёт, что я буду идти по нему и чесать ему спинку, а потом наконец приду. Я приду, я найду этот источник, я узнаю о нём всё-превсё, я сделаюсь таким великим и важным, что в моей голове не останется места для чужих голосов. О нет, я не буду останавливаться без нужды. Без нужды, ты понимаешь, без особенных причин или просто так: погладить зверушку, понюхать цветочек, подумать о вечном, подставить пузо солнышку. Подождать тебя или накинуть крюк к твоим охренительно важным делам. Я пойду сейчас, один и налегке. Мне нужен только проводник из местных, и Ньють меня доведёт.
— Ньють? Найло, ты что-то путаешь, Ыкки говорил, Ньютя завя…
Йеруш медленно покачивался из стороны в сторону, двигаясь так, словно у него болело всё тело и даже одежда чувствовала себя нездоровой. Когда Илидор заговорил, Найло выставил перед собой ладонь:
— Заткнись, ладно? Я не в силах тебя слушать. Мне пора на сгон. Мне очень-очень пора. Мне очень-очень нужно идти и думать, много-много думать. Может, если я буду идти очень быстро и нестись по сгонам скоро-споро, может, тогда я обгоню их, обгоню их в своей голове, и… — Йеруш оборвал себя на полуслове, осознав, что начинает повышать голос, зашипел, рванул с земли рюкзак, едва не оторвав лямку, закинул себе на плечо. — Нихрена из этого не получится, я знаю. Плевать. Просто молчи, ладно? Мне лишь нужно было спросить тебя о драконах и всё, теперь я пойду дальше, — глаза Йеруша вдруг стали сердитыми, — и я пойду без тебя! Не думай, что я втянусь в твои планы после того, как ты возложил хрен на мои! Да мне и не нужна твоя помощь! Не нужна! И не нужно мне твоё одобрение, Илидор! И твои бестолковые советы… и твоё осуждалово за спиной! Твоя заж-жигательная компания!
Йеруш выбросил из своего рта слово «компания», как ругательство, и, покачиваясь, понёсся на звук заунывного голоса провожатого: «Посадка! Посадка! Ожидание сгона через два по двунадесять! Посадка! Посадка!». Илидор смотрел в спину Йерушу, и его брови сами собой сложились в «домик». Глаза дракона были тусклыми, как подёрнутое патиной серебро.
Йеруш Найло шёл на голос провожатого, почти ничего не видя перед собой…
На тринадцатый день рождения Йерушу подарили большого попугая — родители где-то услыхали, что детям «с некоторыми особенностями развития» полезны животные-компаньоны. Почему родители решили, что попугай — животное, и почему они думали, что попугай способен быть компаньоном — Йеруш предпочёл не спрашивать.
Заикнулся было о книжке про гидрологию или хотя бы просто про воду, хотя бы что-нибудь из мифов и легенд приморских эльфов родного Сейдинеля — но
ожидаемо получил в ответ пожелание не брать дурного в голову, а налегать на теорию банковского дела и готовиться исполнять своё предназначение.Во время трёхдневных торжеств по поводу дня рождения были, как обычно, упомянуты предки-основатели банка и зачитаны другие славные имена из родовой книги. Кузен и кузина светились от гордости, слушая всё это, а Йеруш тоскливо думал, что никогда не станет достойным таких важных предков, и осторожно ощупывал мысль, что как-то даже не особенно хочет следовать предназначению и долгу, который предки ему определили.
Из-за этого ощущения собственной недостаточности дни празднеств для Йеруша всегда были приправлены прогорклым привкусом вины и неловкости.
Зато при гостях родители никогда не дёргали его за столом, не говорили, что он сутулится, что волосы снова лезут ему в лицо, что локти нужно убирать со стола и… и так далее, пока у него напрочь не пропадал аппетит. В последние полгода аппетит у Йеруша пропадал заранее, в преддверии семейных трапез, и к сетованиям родителей прибавилась ещё и досада на то, что их сын выглядит как бедняцкий недокормленный заморыш, а не ребёнок из приличной состоятельной семьи. Во время празднеств родители удерживались от замечаний, это верно, но всё время, пока Йеруш сидел за столом, мать и отец постреливали в него строгими взглядами, в голове звучали их голоса и кусок в горло всё равно не лез.
Когда славные имена из родовой книги были зачитаны, взрослые ушли в беседку неспешно пить подогретое вино с пряностями и в воздухе повис запах корицы, гвоздики, душистого перца. Родители, дядья и тёти степенно и важно рассуждали о перспективах развития банка, о влиянии волнений в Кеде на приток капиталов в Эльфиладон, о разумности и опасности стремительного расширения в таких необычных условиях и о том, насколько успешно растят своих детей достойной сменой семейному делу Найло.
Кузина Йеруша, светловолосая шестнадцатилетняя эльфка, явственно на находила себе места ни во взрослой, ни в детской компании и в конце концов сбежала в тень сиреневых кустов целоваться с красавцем-садовником. Йеруш не был уверен, что это хорошо сочетается с предназначением банковскому делу, но мнением Йеруша кузина не интересовалась, да и садовник, кажется, тоже. Клеще-слизний кузен весь вечер пытался добраться до клетки с попугаем, так что Йеруш в конце концов пообещал кузену погребение в навозной куче, тот на глазок оценил расстояние до спасительного столика, где сидели взрослые, и счёл за благо притихнуть.
Тем временем голоса за столиком становились всё громче и азартней: эльфы наперебой хвастались успехами и невиданным потенциалом своих детей и рассуждали о том, какую блестящую карьеру им суждено сделать, как они упрочат положение банка Найло и, возможно, лет через десять можно будет замахнуться на приобретение маленьких банков в ближайшем домене, Зармидасе.
Йеруш не любил громкие визгливые голоса и терпеть не мог, когда эльфы друг друга перебивали, но каждый год тёрся поближе к беседке, где происходил этот обязательный ритуал похвальбы. Родители в такие дни непременно говорили о Йеруше хорошее, и он, ловя каждое их слово из укрытия розовых кустов, убеждался: ну вот же, вот, он способен, способен делать небесполезные вещи, вовсе он не приносит родителями одни сплошные расстройства, просто в обычной обстановке, в кругу семьи, ему почти никогда ничего такого не говорят, чтобы не расслаблялся и не мнил о себе слишком много.
И ведь когда мать или отец сообщали родственникам, что «Йер прекрасно систематизирует большое количество данных» или «Йер действительно упорен и безмерно терпелив» — он не мог не согласиться: эти слова — сущая истина, родители живописуют его реальные достоинства, а не какие-то придуманные добродетели. Не в пример, скажем, дядюшке, который утверждает, будто его сын, клеще-слизний кузен Йеруша, рассудителен и обаятелен, хотя каждому обладателю глаз понятно, что эти слова — полнейшая чушь. Правда, вдобавок дядюшка отмечал отменные успехи кузена в математике, столь необходимой любому банковскому служащему, от нижнего клерка до владельца, и тут Йеруш, скрепя сердце и скрипя зубами, не мог не признать, что дядюшка говорит правду.
Пока Йеруш подслушивал разговоры в беседке, клеще-слизний кузен добрался до клетки с попугаем и выпустил птицу. Истошно вопя, она сделала несколько кругов над садом, вызвала множество удивлённо-ругательных восклицаний, уронила жирную кляксу помёта на праздничный торт и пропала где-то за оградой, оглашая окрестности неумолчным верещанием.
— Ага, ну понятно, — прозвучал в разреженной тишине голос матери, — компаньоны Йеру не очень-то нужны, да?
…Тоще-ломкий силуэт Йеруша Найло давно затерялся среди массивных стволов кряжичей, а золотой дракон и ездовой мураш всё смотрели и смотрели эльфу вслед.