"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Что он растерялся? Вообще не подумал о том, что нужно кого-то спасать? Был заворожён гигантской машиной, которая вышла из стены к двум гномам? И очнулся, только когда от одного из них остался окровавленный ком плоти…
Дракон отворачивается. Глаза печёт.
— Чтоб те вечность плавиться в лавовой реке, змеежопая падаль! — доносится до него полный ненависти вопль, и все остальные голоса испуганно стихают.
Дракон открывает глаза и видит перед собой ещё одного гнома, с изрытым ямками лицом и торчащей во все стороны бородой.
— Ты-то какого хрена тут делаешь? — выплёвывает Илидор, сверкнув золотым пламенем в глазах. — Я
И Жугер растворяется в тумане, оставляя в нём зияющую арку-дыру.
Правая сторона этой арки сгущается в ещё одного гнома-воина, стражника. Вид у него потрёпанный и жалкий. Илидор смотрит на него ошарашенно — он был уверен, что этот гном жив. Он сам отправил его из подземий в Гимбл вместе с…
— Ты даже не поинтересовался моей судьбой, когда сам вернулся в город, — горько говорит гном. — Даже не знал, что я не дошёл. Ты так и не понял, с кем меня отправил меня обратно.
И, не дожидаясь ответа Илидора, гном распадается на ошмётки, снова становясь частью арки.
Другие тени из бледно-розового тумана появляются теперь уже молча, а Илидор понимает, что не может разом осмыслить так много всего, не может даже вспомнить, кто все эти эльфы и гномы, у него нет сил слушать, что они ему скажут, и он не может… не хочет больше тянуть на себя все одеяла.
Дракон запрокидывает голову и смотрит в звёздное небо над собой — Рратан разогнал туман в небе, и звёзды теперь снова видят Илидора — он понимает это только сейчас.
Он раскидывает руки, и за спиной с хлопком расправляются крылья. Илидор больше не ощущает свою наготу как беззащитность, он стоит, раскинув руки и желая обнять небо, и, чуть оттолкнувшись пальцами ног от щекотной травы, Илидор начинает бесконечное падение в мягкий прохладный мрак ночного неба, а в конце этого бесконечного пути его ожидают мудрые и вечные звёзды. Сама собой в груди рождается новая песня — манифест или даже гимн, хотя Илидор не думает такими словами, он вообще не думает, только чувствует, он летит-падает в прохладное звездное небо, и его голос несётся над озером, простирается вдоль водной глади, оплетает сияющими лентами весь мир и успокаивает тревожные сгустки теней там, далеко внизу, в бледно-розовом тумане.
Илидор не слушает, что они скажут ему. Илидор сам им всё скажет.
Потому что самое лучшее на свете — быть драконом. Золотым драконом, чей век краток и ярок, как след падающей звезды.
***
Укушенная змеёй нога снова разболелась и опухла. Йеруш, стиснув зубы, двигался вперёд, сквозь туман, на свет — красно-рыжий, рыже-ржавый, буро-розовый. А в голове у него занудно и настырно звучали слова профессора Вашарая: «Ошибка многих перспективных учёных, системная их ошибка, состоит в том, что они ищут открытия не там, где нужно искать открытия, а там, где видят дорогу».
На настырный голос Вашарая Йеруш мотал головой и порыкивал. Шёл бы он к ёрпылю, профессор Вашарай, гнусная сволочь, учёный-отщепенец, ворователь идей! С какого шпыня он вообще пришёл Йерушу в голову? Йеруш давно уже не нуждается в чужих светлых мыслях — своих хватает!
«Загвоздка не в том, что ты не находишь решения задачи, — гундел в голове Вашарай. — Загвоздка в том, что ты некорректно определяешь задачу».
Нога поехала на скользкой траве, другая нога подломилась, и Йеруш с воплем свалился в песок, а сверху на него грузно ухнул рюкзак и вышиб воздух из лёгких.
Когда
Найло выбрался из-под рюкзака и сел на песок, сплёвывая кровь из прикушенной губы, мир вокруг сделался поблекшим и безмолвно-сонным. Впереди больше не было красного сияния, а из головы выкатился голос Вашарая. Остался только непроглядный туман вокруг. И никаких направлений.Почему-то Йеруш не ощутил ни досады, ни страха, ни раздражения. Он лишь чувствовал, что туман мокрый, песок твёрдый, нога снова болит в месте укуса, а плечи задеревенели из-за увесистого рюкзака. И сидеть на твёрдом песке среди мокрого тумана, даже с пульсирующей болью в колене, оказалось вдруг удивительно приятно.
В тумане не было ни дорог, ни новых неизвестных горизонтов, ни вечно ускользающего времени. Только тишина и бесконечное ничего.
И Йеруш сидел в этом бесконечном ничего, таращился в него, чуть покачивался из стороны в сторону, обхватив себя за плечи, и думал: а может быть, это и неплохо иногда — просто посидеть посреди нигде, не видя перед собой никаких дорог, и не бежать по ним?
Может быть, желание сидеть и тупо пялиться в туман — вовсе не омерзительная слабость и непозволительная леность, а эта… как её… усталость?
В несвойственном для него покое-оцепенении Йеруш пробыл до предрассветья. То придрёмывал сидя и слушал во сне давно забытые голоса, сказанные и несказанные слова, обрывки мелодий и песен, которые никогда не трогали его сердце, потому как Йеруш Найло не чувствовал ритм. Если он не дремал, то сидел и смотрел, как клубится туман, и не пытался ничего осмысливать или планировать. Сидел и пропускал через себя действительность, тот маленький её кусочек, который зацепился за окружающий туман и за голову Йеруша Найло.
Иногда так бывает: ищешь и не находишь сам себя в той огромной многости событий, вещей и явлений, в которой обязан быть. Неведомо как ты оказался в совсем ином месте, окружённый другими вещами, событиям и явлениями, погряз в них, потерялся в них, безнадёжно и безвозвратно потерялся.
Но на самом деле ты нашёлся.
Направления и время вернулись под утро, вскоре после того, как неподалёку от Йеруша прошла женщина с пушистыми соломенными волосами и злыми лисьими глазами. Лицо её было сплошь выкрашено сажей, тело затянуто в тесную чёрную рубашку и узкие штаны с тугим поясом. В каждой руке – гигантский ком паутины, в которой что-то ползает. Следом за женщиной, поодаль, так что и не больно-то разглядишь их в тумане, медленно брели котули-усопцы и оборотни-усопцы, которых Йеруш оставил у гигантской арки. Они не смотрели на эльфа, все взгляды были прикованы к затылку женщины. Выглядели они куда более мёртвыми, чем когда шли с Найло по лесу: шерсть и кожа местами слезли, обнажили гниющее мясо, тела двигались рывками, медленно, трудно.
Найло не слишком удивился, увидев эту процессию. Удивительно было бы, не исторгни туман никакой ёрпыли.
— Ты помог потерянным детям пройти по дороге домой, — сказала женщина, остановившись рядом с эльфом и тоже не глядя на него. Смотрела она только вперёд. — У тебя сильная воля и отзывчивое сердце. Я благодарна. Но теперь убирайся. Это не твоя дорога.
И ушла дальше, увлекая за собой котулей, оборотней и туман.
Йеруш сидел на месте, пока белёсое покрывало не растаяло окончательно. Он не мог сказать точно, видел ли эту женщину наяву или она была лишь одной из причудливых фантазий, которые приходили в нему в предрассветной дрёме.